- Хорошее место?
- По тридцать стаканов набирали.
- Домой, на варенье? - поинтересовался учитель.
- Может быть, - пожал плечами ученик.
Повисла пауза. Пыхтел паровичок.
- А вы-то что же один? - спросил Ленька, чтобы как-то замять неловкость.
- Я люблю побыть в одиночестве. Рассуди: на уроке на меня смотрят сорок пар глаз, на партсобрании - не меньше... Да и дома тоже глаз хватает... И так хочется побыть одному... Осмыслить, как говорится, бытие... Тем более сейчас время такое - нужно осмысливать. Ты должен понимать... У тебя, говорят, отец имел в прошлом неприятность?
Ленька насторожился.
- Я... не знаю.
- Ну ладно, - снял тему учитель. - Ты куда поступать думаешь? Ты ведь чистый гуманитарий... С фантазией.
- Еще думаю, - замялся Ленька.
- Понятно, - кивнул Звонилкин, и поля шляпы вздрогнули. - Отец не говорит, куда он тебя устроит?
- Отцу самому бы устроиться! - отрезал Ленька.
- Сейчас - самое время устраиваться, - поднялся учитель. - Я схожу. Хорошей тебе ягоды.
Ленька сидел на корточках в зарослях крапивы и наблюдал.
В профиль к нему на ступеньках большой бревенчатой избы с жестяной вывеской "Сельмаг" под тусклой лампочкой мужик смолил самокрутку. На коленях прикорнула маленькая жалкая берданка. Мужик курил и слушал гимн, доносившийся из соседнего - метрах в десяти от сельмага - барака с темными окнами.
Как только государственная музыка отзвучала, мужик погасил самокрутку о доску ступеньки и ушел в барак.
Леньке открылась мощная дверь, обитая железом, скобы в палец толщиной и огромный литой замок.
В окне барака зажегся свет, к стеклу прилип силуэт сторожа и тут же исчез.
Диктор радио объявил: "Передаем песни советских композиторов", и Бунчиков заголосил: "На деревне расставание поют, провожают гармониста в институт".
Ленька скрывался в зарослях крапивы и перешел, пригибаясь, к глухой торцовой стене сельмага.
Над стеной, под коньком крыши, чернел чердачный проем без рамы.
Ленька поправил майку на котелке - чтоб не звякал - и попробовал взобраться по бревнам в проем. Почти удалось. Ухватился было одной рукой за верхнее бревно, но рука скользнула, и он бесшумно слетел в мягкий торфянистый грунт. Прислушиваясь, посидел неподвижно.
Бунчиков с Нечаевым пели: "И меня, друг, и тебя, друг, он на свадьбу пригласил. Но за столом мы не пьем..."
Трещали кузнечики.
Ленька выглянул из-за угла - окно в бараке по-прежнему светилось, но силуэта сторожа он не увидел. Зато увидел здоровую торфушку в белой ночной рубахе и галошах на босу ногу, которая протрусила в сортир. Пришлось ожидать ее возвращения в барак.
Затем Ленька медленно поднялся и, осторожно ступая, пошел к тыльной стороне магазине. Здесь, на его счастье, валялась упаковка - ворох ящиков и остатки бочек. Пахло тухлятиной, но Ленька тщательно выбрал два самых крепких ящика, останавливаясь и прислушиваясь, принес к торцовой стене сельмага, поставил один на другой на попа и исчез в темном чердачном проеме.
Вспыхнул карманный фонарик, осветив стропила, давно не беленную печную трубу, ведущий к ней метровый боровок, обмазанный потрескавшейся глиной, и слежавшиеся опилки. Парнишка извлек из кармана жгутик мягкой медной проволоки, распрямил его, предварительно положив фонарь на боровок.
Из проволоки образовался штырь. Ленька ползал по полу, втыкал в опилки штырь и пытался обнаружить щель в перекрытии, но щели не было - штырь каждый раз гнулся. Тогда он поискал что-то глазами и наткнулся на боровок. Подобие самодовольной улыбки мелькнуло в полутьме чердака. Ленька поддел проволокой один кирпич с боровка, другой, третий... Кирпичи, обмазанные только глиной, легко отделялись от кладки. Открылась горловина печки, которая была сложена так же халтурно, - Ленька отделил для пробы еще один кирпич. Разбирать печь не имело смысла. Он сложил кирпичи в кладку - как были, замерил проволокой ширину печной горловины, разровнял опилки, тщательно отряхнул колени, рукав и выключил фонарик.
Появившись в чердачном проеме, он замер, прислушиваясь.
Трещали кузнечики.
"Жил кузнец веселый за рекою", - пела по радио Сикора.
Из сортира появилась очередная торфушка - на этот раз в очень короткой, едва прикрывающей зад рубашке - и исчезла в двери барака.
Ленька, оттолкнувшись что было мочи, прыгнул вперед, стараясь не задеть ящики. Получилось.
Посидел, обхватив руками колени. Потом отнес ящики на место и, глянув на чердачный проем, исчез в крапиве.
- Брать нужно через чердак, - уверенно вещал Ленька возле знакомой уже вагонетки. Ему внимали Сидор и Котыша. - Разбирается боровок...
- Что такое боровок? - уточнил Сидор.
- Часть трубы, примерно в метр, лежит плашмя на чердаке, соединяет саму трубу и печку. Кладется, чтобы тяга была.
- Откуда ты это знаешь? - подозрительно спросил Котыша.
- А я в пионерлагере в кружок печников ходил. Один записался. Как оказалось, не зря! - Ленька купался в своем величии. - Боровок разбирается легко. Там раствор на одной глине. Потом разбирается верхушка печки. Тебя, - Ленька указал на Котышу, - нужно на веревке опустить внутрь, ты пролезешь. Только третьего возьмите поздоровее, чтобы вытаскивать было легко - и тебя, и товар.
- Вот ты и будешь третьим, - заметил Котыша.
- Нет.
Сидор и Котыша переглянулись.
- Забздел?
- Меня засекли, - пояснил Ленька.
- Кто? - напрягся Котыша.
- Учитель. Когда ехал на торфоучасток.
- Может заложить?
- Может. Запуганный. Выслуживается.