- Ты нам машину покажи, которой их напугал, - добавил Булка.
Ленька вяло кивнул и пошел к забору холодильника.
В спину ему зазвучал голос Лещенко:
На Кавказе есть гора
Самая большая,
А под ней течет Кура,
Мутная такая.
- Лень! - остановил его оклик Кости. - Тапочки забыл!
Ленька вернулся, пошатываясь, поднял тапочки и снова двинулся.
Если на гору залезть
И с нее кидаться,
Очень много шансов есть
С жизнию расстаться,
вещал теперь Лещенко.
Отец метался по комнате - шестнадцати квадратных метров было мало для его движения, - он задевал за стол, за стулья, за открытую почему-то дверцу шкафа. Волосы его растрепались, цепляя бахрому абажура, который раскачивался и то высвечивал, то бросал тень на худое обострившееся лицо.
- Ты должен уехать из этого проклятого города! - почти кричал отец Леньке, сидящему на "лобном месте" - у стола.
- Папа, почему "проклятого"?
Отец резко вынул из шкафа серо-зеленую книжицу.
- Вот твой паспорт. Здесь написано: место рождения - Москва, год рождения - 37-й. Ты не задумывался, почему мы тут живем с года твоего рождения?
- Мама говорила - вам в Москве негде было жить.
Мать, сцепив руки, сидела у стены на диване и скорбно смотрела на сына.
- Да, нам стало, - отец налег на слово "стало", - негде жить в столице. Я был выдворен за ее пределы как недостаточно лояльный к власти. И с тех пор я слоняюсь по провинции, записываю и довожу до какого-нибудь смысла бредни руководителей, которые не могут связать двух слов, а мнят себя передовиками, философами, организаторами побед! Они издают это под своими именами, а мне бросают крохи с барского стола. Я - негр, я литературный негр!
- При чем же здесь город? - возразил Ленька.
Отец сник и, остывая, согласился:
- Да. Город ни при чем. Ты прав. Ни при чем - для меня. А для тебя кладбище любой твоей мечты. Отсюда тебе прямая дорога в колонию.
Теперь вскинулся сын:
- Это почему?
- А потому, что наши прекрасные соседи с удовольствием рассказали матери, что они знают про тебя... остальное я в состоянии вообразить.
- Но у меня здесь... друзья, - не соглашался Ленька.
- Будем мужчинами, сын, не только друзья, но и подруги. И ты вполне можешь податься в казарменные приймаки.
- Не надо, папа, - угрожающе встал Ленька.
- Надо, - устало ответил отец, положив руки на колени, - называть вещи своими именами. Уезжай отсюда немедленно... - И, предвидя вопрос сына, продолжил: - Я созвонюсь со своим другом Семеном Гутченко...
- То гарна людына, - вставила доселе безмолвная бабушка.
- ...Он в Краматорске. Он примет.
Ленька стоял не отвечая. Встал и отец.
- Впрочем, думай сам. Ты взрослый.
- Клевая машина! - Костя повертел в руках "вальтер" и протянул его Булке - тот осмотрел и спросил Леньку:
- Шмолять умеешь?
- Второй разряд из мелкокалиберного. - Ленька ответил небрежно и слегка оскорбленно - разряд по стрельбе был его гордостью, и он всегда привинчивал на пиджак значок разрядника, отделяющий его от "простых смертных".
Они стояли в густом сосновом лесу с подлеском у того же холодильника, где произошло правило. Булка отошел шагов на десять, наколол на сухой сосновый обломанный сук спичечный коробок и, вернувшись, протянул "вальтер" Леньке:
- Шмаляй.
- Патронов всего пять, - предупредил Ленька.
- Маслины мы найдем, стреляй, - успокоил его Костя.
Ленька выстрелил.
Пуля врезалась в ствол сосны, отщепив кору.
Еще раз.
Снова в ствол.
Еще.
Коробок разлетелся.