- Выходит. Потерпевшая согласна забрать свое заявление, если ты вернешь ей золотые часы, кулон и браслет, которые ты с нее сорвал.
- Я, что, проглотил все это? - обескураженно спросил Сева. - Меня ведь тут же забрал ваш сотрудник.
- Ты согласен компенсировать причиненный ущерб?
- Я ей ущерба не причинял.
- Ты нагло себя ведешь. Себе же во вред. Тебя может спасти, только если мы установим, что потерпевшая занимается проституцией.
В последнем разъяснении Севе почудилась надежда.
- А как вы это установите?
- Это не просто. Клиенты проституток не любят подтверждать свои поступки... Так что это непросто.
- Мне нужно позвонить.
- Звони, посоветуйся, если есть с кем, - равнодушно согласилась следователь, она явно была уверена в собственной правоте и придвинула аппарат Севе.
У телефона, на счастье, оказался сам Давыдович. Он был еще в постели полосатая шелковая пижама расстегнулась на волосатой груди.
- Я сегодня не буду...
- Почему?
- Я - в милиции.
- За что?
- Не могу говорить.
- Не валяй Ваньку!
- Ждал поезда на вокзале. Вступился за... женщину... В общем - попытка изнасилования, - сбивчиво, нестройно лепетал Сева, боясь, что следователь лишится своего великодушия, положит руку на рычаг телефона и ниточка надежды на поддержку оборвется.
- Что? - услышав треск в трубке, Давыдович заблажил: - Адрес, адрес говори! Какой вокзал?
Сева с закрытыми глазами сидел на невысоких нарах-помосте одиночной камеры.
Лязгнул замок.
На пороге открывшейся двери стоял сержант.
Тот самый, что забирал Севу.
- Держи свой портфель и исчезни!
Ефим Давыдович в собственной спальне карельской березы пил утренний кофе.
А рядом на краешке стула сидел Сева, вцепившись в свой портфель, как в спасательный круг.
- Повезло тебе, что у нас съемка во вторую смену... А то бы хрен ты застал меня дома... - Мэтр наслаждался кофе и собственной победой. Поговорил я с этой потерпевшей, - он поцокал языком, подбирая слово, оторвой: у нее же отработанный номер! Выбирает себе жертву, с которой можно сорвать деньги, и со своими котами начинает провоцировать... Как же ты этого не заметил?
- Наверное, сквозь сон...
- Ну да, спали режиссерские гены, - насмешливо согласился Давыдович. Почему, думаешь, она заявление забрала?
- Надавил наш комиссар милиции...
- Ничего подобного! Обращаться к консультанту - длинный ход. Писанина уже уйдет в прокуратуру, и прекратить тогда дело - что гору передвинуть, торжествовал мэтр. - Я надавил. Сказал: заявлю, что пользовался ее сексуальными услугами! И она испугалась...
- Вы... пользовались? - спросил или, скорее, пролепетал Сева.
- Я похож на человека, пользующегося вокзальной шлюхой? Не ожидал я от тебя такой тупости, - презрительно сощурился Ефим Давыдович.
- Я имел в виду, что вам неудобно такое даже заявлять... оправдывался Сева.
- А я и не думал заявлять. Я знал, что она испугается - могут выслать из столицы - и заберет заявление. Это режиссура в быту. Понял?
- Понял.
Зазвонил телефон. Давыдович потянулся к трубке и бархатно проворковал:
- Рад тебя слышать. Эллочка! Сегодня же. Да. Сразу после съемки! Я тоже!
- Я обязан вам, что на свободе! - благодарно произнес Сева, пока шеф возился с трубкой.
- Обязанность - быстро забывается. Я уже привык к тому, что ни одно хорошее дело не остается безнаказанным! - захохотал шеф, но похоже было, что он думает так всерьез.
Хлопушка "Цена человека".
В кабинете комиссара милиции героиня, привстав со стула и нависая над столом от порыва, переполняющего ее, убеждает теперь милицейского начальника:
- Он не виноват! Он случайно бежал из лагеря! Испугался и бежал!
- Чего испугался? - уточняет комиссар, внимательно слушая посетительницу. Форма ладно сидит на его мужественной, плечистой фигуре.
- Испугался, что вина ляжет на него. А виноват тот, другой, который ехал с ним в грузовике...
- Откуда вам это известно?
- Коля рассказал. Я верю ему!
- Верить людям надо, но нужно и проверять!
- Я не могу этого проверить, но знаю, что он не врет! Чувствую! Без Коли я снова буду несчастна!