- На стройку просто только поступить, а уволиться... - И Сева пояснил сложность положения: - В кадрах паспорт отбирают.
- С отделом кадров я устрою. Но, впредь учти, не вздумай хамить при всех. - И мэтр ушел в кадры.
За спиной Севы снова возник работяга.
- Ну, идешь с нами мять прораба?
- Отвали! - огрызнулся Сева.
- Помнем! - пообещал работяга и ушел.
- От тебя пахнет краской, - сказала Тамара в танце, ожидая разъяснения.
- Две недели снимали на стройке, - не моргнув глазом соврал Сева.
- С чего вдруг? - удивилась она.
- Герой освободился из колонии и теперь по воле Давыдовича работает на стройке...
- Перевоспитывается! - понимающе кивнула Тамара. Конечно же, Верочка информировала подругу о истинном положении Севы на студии, но он продолжал игру:
- Приобретает трудовые навыки с кистью в руке...
Танцевали в пустой квартире Тамары.
Из радиолы звучала новая песня Утесова:
Сам не знаю, как я раньше жил.
Как тебя не знал и не любил.
Появилась ты средь бела дня,
Поселилась в сердце у меня.
Будь со мною строгой, будь со мною нежной,
Будь моей тревогой, будь моей надеждой...
Маленький столик, мимо которого они протанцевали, был сервирован на двоих. Поварихи Клаши и близко не было.
Мне с тобой, красивою такой,
Даже как-то совестно порой.
До сих пор я не могу понять,
Где я смелость взял тебе сказать:
Будь со мною строгой, будь со мною нежной,
Будь моей тревогой, будь моей надеждой...
Слова песни звучали совместным внутренним монологом танцующих.
- А у меня есть сын, - сказала она после очередного поцелуя в танце.
- Что же я его ни разу не видел?
- Он в загородном детском саду - на неделю. В воскресенье его привозят, а в понедельник - отвозят.
Он поморщился.
Она уловила его гримасу и поняла ее по-своему:
- А с мужем я... разошлась. Он не понравился отцу... но отец был прав: он бездельник...
Тамара сняла его руку с талии, подошла к двери спальни. Приоткрыла ее и, обернувшись, сказала:
- Папа на неделю улетел в Индонезию... - И засмеялась: - Его сегодня не будет.
Он был в ударе: с полутораметрового помоста, через мегафон руководил съемочной площадкой. Внизу, под ним, сновали машины, актеры эпизодов, массовка.
- Носилки! Быстро! - кричал он. - Теперь машина. Пошла. Пошла. Стоп. Водитель проспал! Еще раз! Водитель... Как тебя зовут? Нет. Не тебя! Со "скорой помощи". Коля? Коля, ближе, как можно ближе к тротуару! И тут же носилки из подъезда! Кто старший на носилках? Не назначали? Зиновий, мягко обратился он к Певзнеру, мрачно курившему в сторонке, - определи, пожалуйста, самого смышленого, а то мы эти носилки будем грузить до утра. Приготовились! Все стали на исходные... Теперь - герой.
Сева спрыгнул с практикабля и сквозь нагромождение машин, носилок, тележек, осветительных приборов и людей устремился к герою, стоящему на исходной точке.
- Вы первый раз идете по воле. В начале прохода вы - один, в конце другой!
- Что это значит? - герой скептически оценил рвение новоявленного руководителя съемки, - покажи!
- Пожалуйста! - И Сева прошел по маршруту героя.
"Зыркающий" взгляд исподлобья менялся в движении на спокойно оценивающий. Менялась на глазах и походка, кисти рук, вначале привычно, по-зековски сцепленные за спиной, переместились в карманы, уходила постепенно сутулость, распрямлялись плечи. Иным стал постав головы и торса...
Наверное, показывая, как идет герой, он показывал, как сам старается идти по жизни.
Словом, к финальной точке панорамы на фоне красот университета подошел уже другой человек.
Сева обернулся к герою и сказал:
- Вот так.
- Но этого нет в сценарии. Герой просто идет к женщине, - возразил тот.
- Он идет по жизни... И... к любимой, - Сева выделил это слово, женщине.