Косой достал из нижнего ящика стола обвязанный бечевкой увесистый сверток. Шарику все это крайне не понравилось: и легкость, с которой ему согласились дать задаток, и заранее заготовленный сверток. Шарик развязал узел, развернул плотную материю и, проведя пальцем по краям банкнот, убедился, что перед ним не кукла, а настоящие деньги. Вновь завернув банковские упаковки, он связал их толстой бечевкой и небрежно засунул в свою верную спутницу - вместительный саквояж.
До намеченной акции осталось ещё несколько часов и можно успеть отдохнуть с дороги, но Шарик не торопился.
- Почему ты уверен, что она выведет его на меня?
- Все старо как мир, - нехотя ответил Мефистофель. - Мужчина влюблен и не откажется от свидания с любимой после нескольких месяцев разрыва отношений. На некоторое время объект освободится от опеки милиции. На приеме в особняке, когда будет много гостей, это будет нетрудно.
- А она его настолько разлюбила, что согласна подставить под нож?
- Может быть, и нет. - Мефистофель несколько мгновений колебался. Но больше она любит свою несовершеннолетнюю дочь и не хочет для неё неприятностей... И еще, мне не нравятся твои расспросы.
Он, конечно, прав: не мое это дело. Девчонка наверняка у него в руках, и мать приведет возлюбленного на плаху.
Мефистофель поднялся, давая понять об окончании разговора. Но все равно последнее слово Шарик хотел оставить за собой:
- Надеюсь, никто из твоих ребят не будет дышать мне в затылок во время акции? На охоте я становлюсь нервным и могу нечаянно взмахнуть рукой не в ту сторону.
И вновь Мефистофель не возражал:
- Я правила знаю. Моих людей не должно быть вблизи от места проведения ликвидации. Риск слишком велик.
Больше говорить действительно было не о чем, и Шарик отправился в отведенную для него комнату. Перед тем как лечь, он достал из саквояжа свой инструмент - особым образом изготовленные ножи. Их ровно семь - на счастье. Каждый из них вставлен в кожаную ячейку круглого легкого металлического цилиндра, словно патрон в барабан нагана. Их вид действовал на него успокаивающе и вселял уверенность в успехе. А он Шарику сегодня необходим: никогда ещё он так не был близок к гибели. Причитающаяся ему огромная сумма была лишь приманкой, и в поезде ему появляться никак нельзя. Задатка за глаза хватит.
Сделаю дело и смотаюсь! С этой мыслью он и заснул.
Сидеть на шершавой с множеством наростов толстой ветке было неудобно, и он жалел, что не додумался взять с собой подушку.
Парочка появилась чуть раньше времени,но он уже был наготове. Женщина направилась к краю площадки, мужчина последовал за ней. Они остановились прямо под ним. Тонкие шерстяные перчатки не мешали ему извлечь из обоймы два ножа. С такого близкого расстояния промахнуться невозможно...
Испуганно отпрянув от сраженного ножом любимого человека, женщина глухо вскрикнула и тут же упала на него сверху, словно запоздало стремясь прикрыть от внезапной опасности. Нож инородным телом торчал в её светловолосом затылке. Шарик для контроля ещё два раза взмахнул рукой, как на тренировке, выдвигая локоть вперед на уровне плеча.
Теперь медлить было нельзя. Быстро перебирая руками по стволу, он сполз вниз. Перчатки рвутся, но предохраняют ладони от шершавой, как наждак, коры дерева. Спрыгнув на небольшом от земли расстоянии, Шарик лицом к лицу столкнулся с двумя подростками. На вид им было лет шестнадцать-семнадцать. Он понял: не просто так они гуляли с фонарем по пустынному темному парку. Свет больно ударил по глазам. Резко отпрыгнув в сторону, он почти наугад резким броском вонзил нож в переносицу парня, держащего фонарь. Второй, взвизгнув, стремглав бросился бежать.
Шарик начал преследование. Как и Мефистофелю, ему нельзя было оставлять живых свидетелей. Белая рубашка парня помогала не потерять его в темноте. Улучив момент, он с силой метнул нож. Парню повезло: споткнувшись, он упал, и нож пролетел мимо.
Остался последний нож. Парень, видимо, повредил ногу. Шарик подбежал к нему. Подросток упал на колени:
- Дяденька, не убивай!
Он ещё никогда не ликвидировал человека вот так, лицом к лицу. До чего же отвратительно себя чувствуешь, когда видишь полные мольбы глаза человека, знающего, что его ждет, а ты не можешь ему ничем помочь: он свидетель.
Шарику даже не пришлось демонстрировать свое искусство. Перехватив нож поудобнее, он вонзил лезвие в шею. Хорошее знание анатомии выручило, парень не издал ни звука...
До чего же противно убивать вот так - контактным способом!
Выбравшись из парка, Шарик узкими наклонными улочками направился к шоссе. Снизу он услышал натужный шум мотора и увидел огни медленно ползущего вверх грузовика. Это очень кстати. Он затаился в темноте у забора, с правой стороны по ходу автомашины. Выбрав момент, бросился вперед, зацепился за борт, подтянулся и заглянул в кузов. Ему повезло: там были большие деревянные ящики. Он влез и залег между ними.
Попетляв по улицам, грузовик остановился возле одноэтажного небольшого домика, из которого вышла женщина. Она помогла водителю перенести в дом свертки из кабины. В кузов они не заглянули. Так что ночлег в грузовике ему был обеспечен, а утром он покинет город, и пусть Косой встречает его у поезда.
Положив под голову сумку, Шарик приятно ощутил щекой толстый сверток с деньгами, хотя, конечно, он здорово продешевил: за четыре трупа этого мало. Ну да ладно, главное самому в живых остаться.
В доме погас свет, и Шарик позавидовал водителю грузовика.
Он долго не мог уснуть. Стоило закрыть глаза, как перед ним возникало лицо четвертого убитого им парня. Усилием воли он все-таки заставил себя смотреть в его полные мольбы глаза. Постепенно фигура парня, стоящего на коленях, стала расти и достигла огромных размеров, и он уже не просил тихо, а угрожающе кричал:
- Дяденька, не убивай!
Шарик проснулся. Уже светало. Значит, все-таки ему удалось поспать. Он сладко потянулся и замер: светлеющее небо заслонила фигура Косого. Шарик неотрывно смотрел вдуло пистолета, наставленного ему прямо в лицо. Почему он медлит?
И, словно читая его мысли, Косой сказал:
- Мефистофель просил передать, что провести его невозможно. В одну из пачек денег мы вмонтировали радиомаячок, и ты постоянно был у нас на пеленге.
Заметив попытку Шарика двинуть рукой, Косой миролюбиво предупредил его:
- Не дури! Хозяин ещё велел сказать, что ты хороший специалист и убивать тебя жаль. Но он сам в трудном положении. И никак нельзя оставлять в живых хоть одного свидетеля.
Шарика охватило страстное желание жить, ещё мгновение, и он, как тот, четвертый парень, встанет на колени и жалко попросит: Дяденька, не убивай! Перед ним вновь возникли страдальческие, полные мольбы глаза подростка. Но, сдержав себя, он отказался пусть от призрачной, но ведь последней попытки выпросить жизнь.
Шарик обреченно смотрел, как начал напрягаться палец Косого на спусковом крючке маленького, почти игрушечного браунинга, отвернулся и зажмурился, моля Всевышнего не дать ему услышать звук выстрела.
Косой и сам ещё пару минут назад не знал, что применит это найденное у Лидки оружие. Но было жалко ради одного выстрела засвечивать и выбрасывать новенький ПМ. Тем более что сейчас, хотя оружия плавает много, достать чистый, не замаранный делами ствол становится все труднее. А об этом браунинге он не успел ещё ничего сказать Мефистофелю, сразу включившись в новую акцию.
Да и зачем посвящать хозяина в каждую деталь? Браунинг пригодился, и теперь этот окончательно засвеченный ствол надо отправить на дно моря. Тогда концы будут обрублены, а новенький ПМ вот он - целехонек и готов для использования в другом деле. Забрав деньги у мертвого киллера, Косой, немного подумав, задвинул тело подальше за ящики: завтра водитель, ничего не заметив, увезет его.
Косой перескочил через борт грузовика и зашагал к своей машине, стоявшей за поворотом. Сел за руль и газанул от дома, в котором, возможно, ещё спал водила, ничего не подозревающий о страшном грузе в кузове. На горном повороте шоссе остановился. Обрыв здесь был крут, далекое море слепило бликами белесой мелковатой ряби, шум волн едва доносился сюда.
Место было подходящим, и Косой, достав из кармана ставший ненужным и опасным браунинг, чуть разбежавшись, с размаху метнул его вниз. Пистолет описал крутую дугу и скрылся из вида за краем обрыва.
Но как это часто бывает, в судьбу браунинга вмешался случай. Откуда Косому было знать о росшем почти горизонтально из отвесной стороны обрыва дереве, ударившись о ствол которого пистолет изменил траекторию, заскользил по поросшему травой склону и застрял в кустарнике, метрах в десяти от песчаной полоски берега.
Браунинг найдет бомж Лешка Филонов. Но это будет через два дня.
А пока Косой, ничего этого ещё не зная, позволил себе расслабиться и не спеша обдумать сложившееся положение: Конечно, Мефистофель нервничает и убирает слишком много людей вокруг себя. Но меня это не должно коснуться. Слишком уж я ему нужен. Эта кровавая чехарда наверняка будет продолжена. И без меня ему не обойтись. Убедиться в моей верности он имел возможность в течение этих трех лет. Вот только говорить ли ему о браунинге, взятом Лидкой у заезжего киллера? Пожалуй, не стоит. Мефистофелю это может не понравиться. А браунинга у меня уже нет.
Косой ещё раз прокрутил в голове ситуацию и, окончательно уверовав, что лично он пока в безопасности, весь отдался быстрому движению. Он не обратил внимания на стремительно догоняющий и пытающийся обогнать его КамАЗ. А зря! Сильный удар в бок снес автомобиль с дороги. Сознание Косого не отключилось, и, ощущая невесомость полета над бездной, он понял свою ошибку.
Глава 10
ВОЙ СОБАКИ
День обещал быть жарким. Лешка Филонов даже не подумал снять пиджак, из-под которого виднелась синего цвета рубашка, подобранная им прямо у обочины, где часто останавливались для отдыха автомашины с туристами.
Любимыми и самыми доходными местами для Филонова были именно такие, не регламентированные стоянки. На всем протяжении южного шоссе были благоустроенные стоянки с шашлычными, кофейнями, столиками, укрытыми от солнца брезентовыми навесами. Но многие автолюбители, предпочитающие скромно утолять голод и жажду запасенными заранее продуктами, останавливались не здесь, а где-нибудь подальше, облюбовав удобную ложбину, углубление между горами или просто более или менее ровную площадку хотя бы с одним деревцем, способным укрыть от зноя. И даже если автотуристы не оставили после себя никаких следов, все равно одни и те же места непостижимым образом притягивали к себе новых людей, жаждущих пусть ненадолго, но почувствовать себя в одиночестве среди дикой цветущей природы в отдалении от благ цивилизации.
Именно в таких местах вдали от городов и поселков Филонов и мог поживиться, найдя что-нибудь пригодное для продажи или обмена: благоустроенные точки на шоссе уже были заняты другими бродягами и нищими. Ему, одиночке, туда соваться было нельзя. Но он особенно об этом и не жалел. Конечно, ему, в его пятидесятитрехлетнем возрасте да ещё с хромой, плохо сгибающейся ногой, было тяжело лазать по горам. Но зато ему никто не мешал, и он был вполне счастлив. Года два назад он даже нашел кем-то оброненное портмоне с крупной суммой денег. Но уже на второй день, проспавшись, обнаружил, что нет ни денег, ни портмоне, не говоря уж о дерматиновой рваной женской сумке - верной спутнице, в которой лежало его единственное на тот день богатство: почти новенький туристский котелок, забытый кем-то на временной стоянке. Он догадался, что обокрали его случайные собутыльники, такие же бродяги, как и он. Филонов, привыкший безропотно переносить удары судьбы, даже не возмутился этой кражей, совершенной людьми, которых он угощал вечером: он и сам мог обокрасть случайного собутыльника.