Не получилось.
Я потерла висок. Мой взгляд упал на часы, висевшие на стене напротив меня.
Одиннадцать. Все кончено.
Я бросила ручку на стол и закрыла лицо дрожащими руками.
Кончено. Единственный человек, который мог мне помочь, напрасно дожидается моего появления. Конечно, он уйдет не сразу. Подождет минут десять, может, двадцать.
А может, даже целых полчаса. А потом поднимется, расплатится за мороженое и покинет кафе.
И думать забудет о психопатке, которую по ошибке принял за нормального человека.
Все. Я одна против целого мира больших денег. Есть ли у меня шансы?
Лучше об этом не думать.
Я оторвала ладони от лица и сжала кулаки.
Нужно было выработать новый план действий, и я его выработала.
Первое.
Я буду старательно подделывать подпись, но не настолько хорошо, чтобы ее можно было принять за Женину. Тянуть время. Нужно тянуть время. Тетушка сказала, что на все мои попытки дается ровно две недели. Значит, через две недели что-то должно произойти.
Интересно, что?
Нужно выяснить. Может, это неизвестное событие как-то мне поможет?
Второе.
Нужно вести себя очень тихо и кротко, чтобы получить позволение выехать в город. Одну меня как пить дать никто не отпустит, но я могу постараться удрать.
Как?
Не знаю. Подумаю об этом потом.
Я почесала кончик носа. Если верить приметам, нос чешется в двух случаях: к битью и к питью. Лучше, конечно, второе.
А теперь – за дело. Нужно исписать лист так, чтобы тетушка видела: я стараюсь.
И я снова взялась за ручку.
Прошла неделя.
Из дома меня не выпускали. Я сидела в своей комнате и занималась одним и тем же: копировала чужую подпись.
Иногда я уставала до такой степени, что не могла безболезненно распрямить пальцы, сведенные судорогой. На полу возле журнального стола валялись пачки листов, исчерканные росписью, похожей на Женину.
Похожей, но недостаточно.
– Лучше, но все еще не хорошо, – говорила тетушка, изучая плоды моих трудов. – Занимайся делом, тебе за это деньги платят!
Тщательно собирала все листы, исписанные мной, и уносила их с собой.
Разумная женщина. Не оставляет после своих темных делишек никаких следов.
И меня не оставит.
В один из последних дней сентября я взбунтовалась. Изорвала стопку чистых листов, выданных мне тетушкой, разбросала их по комнате и отправилась во двор. На прогулку.
В конце концов, даже заключенные имеют на это право!
Я обошла дом вдоль забора, выискивая в нем уязвимые места. Но, к сожалению, не нашла ни одного. Забор был высоким, деревья возле него не росли, камни, плотно пригнанные друг к другу, не расшатывались.
Я обошла дом сзади и оказалась у пристройки с бассейном. Вошла в открытую дверь, присела у стены и пригорюнилась, глядя на воду.
– Отдыхаешь? – спросил у меня над ухом знакомый голос.
Я быстро подняла голову. Надо мной возвышался дядюшка. На его устах порхала легкая одобрительная улыбка.
– Отдыхаю, – подтвердила я с вызовом. – Что, не имею права?
– Имеешь, имеешь, – успокоил он.
Обошел меня и уселся рядом на длинную деревянную скамью. Сочувственно спросил:
– Устала?
– А вы как думаете? – огрызнулась я.
– Думаю, устала.
– Какой вы догадливый!
Он тихо засмеялся.
– Да ты не ершись! Я же не виноват, что Лена тебя в оборот взяла!
– Ага! – ответила я, глядя на воду. – Вы и знать не знали о планах жены! Правда?
– Знал, но не обо всех ее планах, – поправил меня дядюшка.
Неожиданно во мне проснулся интерес. Чего это он со мной заигрывает? А он ведь заигрывает! Убей Бог! Нюхом чую! Или я не женщина?
Я издала громкий вздох и поникла плечами.