Ее холодная твердая рука крепко сжала мое запястье. И, уже проваливаясь в темноту, я услышала вопрос, заданный врачом вполголоса:
– Это первый срыв после приезда?
Я хотела ответить, но не успела. Меня утащило за собой темное беспамятство.
Танцы в темноте продолжались долго. Очень долго. Почему я называю это состояние танцами? Потому, что меня лихорадило во сне так же сильно, как наяву. Перед моими закрытыми глазами маячил скелет, отплясывающий рок-н-рол. Кости стучали друг о друга, издавая противный клацающий звук.
– Прекрати! – закричала я.
Скелет ухмыльнулся мне в лицо и продолжил свою жуткую пляску.
В общем, меня замучили кошмары.
Поэтому, когда я, наконец, открыла глаза и осознала, что вернулась в реальность, душу охватило облегчение. Несмотря на то, что возвращение в реальность означало возвращение множества проблем.
В комнате царил полумрак. За шторами угасал хмурый осенний день. По стеклу ползли тяжелые крупные капли дождя.
Я повернула голову вправо.
Рядом с кроватью стояло глубокое кресло, в котором сидела горничная Рита. Ее голова была запрокинута на спинку, глаза закрыты.
На мгновение я испугалась, что она умерла, таким бесшумным было ее дыхание. Но тут Рита, словно почувствовав мой взгляд, открыла глаза и подняла голову.
Минуту мы смотрели друг на друга, не произнося ни звука.
Потом Рита завозилась, поднялась из глубокого кресла и направилась к двери. Открыла ее и скрылась в коридоре.
Я облизала сухие губы. Попить бы…
Дверь снова распахнулась. В комнату торопливым шагом вошла моя тетушка.
Даже невооруженным взглядом было заметно, что она ужасно нервничает. Оно и понятно. Видимо, сумма, которую Женя должна получить после своего тридцатилетия, огромна.
Кому ж приятно терять такие деньги?
Тетушка приблизилась к кровати и наклонилась к моему лицу. Я увидела морщинистую кожу и глаза, окруженные глубокими синими тенями.
– Слава богу! – пробормотала тетушка.
Села на край постели и положила руку мне на лоб. Рука была холодной.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила тетушка и убрала ладонь с моего лба.
Я снова облизала губы.
– Воды дайте…
Тетушка обернулась к Рите.
– Быстро!
Рита бесшумно унеслась в коридор.
– Давно я выключилась? – спросила я.
Тетушка поколебалась, прежде чем ответить.
– Два дня назад.
– Ого! – сказала я слабым голосом.
Подумала, осознала и снова повторила через минуту:
– Ого!
– Да, – подтвердила тетушка. – Ты нас здорово перепугала.
Вернулась Рита со стаканом, наполовину наполненным минералкой без газа. Тетушка отобрала у нее воду, помогла мне приподнять голову и осторожно напоила меня.
Сделала она это ловко и заботливо, как опытная сиделка. Аккуратно вытерла мои губы чистой салфеткой и уложила голову на подушку.
– Ну, как?
– Блеск! – ответила я. – Можете радоваться: до дня рождения я, вероятно, доживу.
Тетушка нахмурилась, повернулась к Рите и велела:
– Выйди.
Рита присела. Похоже, реверансики были ее фирменным блюдом.
– И дверь за собой не закрывай! – крикнула тетушка вслед.
Поднялась с кровати, подошла к открытой двери, проводила горничную долгим пристальным взглядом.
Затем вернулась обратно и села. Но уже не на кровать, а в кресло стоявшее рядом.
Минуту она молчала, собираясь с мыслями. А я с интересом разглядывала ее ненакрашенное лицо.
То, что тетушке шестьдесят лет, сейчас хорошо заметно. Она вообще как-то странно сдала за те два дня, что меня не было. Интересно, почему? За меня волновалась или что-то произошло в доме?
Впрочем, в доме ее интересует только один человек: мой холеный дядюшка.
– Что-то случилось? – спросила я, нарушая молчание.
Тетушка подняла голову и посмотрела на меня. Глаза были мрачные.