На студии Национального телевидения меня встретили, как говорится, в семействе Финнов, по разряду «Д.В.П.» - «Довольно важная персона». Моя мать была знатоком, различавшим все оттенки между «О.В.П.» и «Д.В.П.», и неизменно подмечала каждую деталь. Ее понимание передалось мне в очень раннем возрасте. Нынешнее удовольствие усиливалось оттого, что долгие годы я был «Н.В.П.» («Неважная персона»).
Сквозь качающиеся стеклянные двери я попал в гулкий вестибюль и спросил у дежурной, куда мне идти.
- Не присядете ли? - предложила она, указав на стоящий рядом диван. Я сел. Она сказала по телефону:
- Мистер Финн здесь, Гордон.
Через десять секунд из коридора появился веснушчатый молодой человек с видом преуспевающего служащего.
- Мистер Финн? - широким жестом протянул он мне руку в белоснежной манжете с золотой запонкой. - Рад с вами встретиться. Я помощник режиссера Гордон Килдер. Морис в студии. Предлагаю пойти наверх и перед началом выпить по стаканчику.
В небольшой безликой приемной на столе стояли бутылки, стаканы и четыре тарелки со свежими, аппетитного вида сандвичами.
- Что вы будете пить?
- Спасибо, ничего.
Это его не обескуражило.
- Тогда, может быть, после? - Он налил в стакан немного виски, добавил содовой и, улыбаясь, поднял:
- Желаю удачи. Вы впервые на телевидении? - Я кивнул. - Самое главное - естественность. - Он взял сандвич с чем-то розовым внутри и звучно откусил.
Открылась дверь, и вошли еще двое. Мне они были представлены как Дэн такой-то и Пол такой-то. Одеты чуточку менее тщательно, чем Гордон Килдер, которому подчинялись. В свою очередь они вгрызались в сандвичи и, наполнив стаканы, тоже пожелали мне удачи и тоже посоветовали держаться естественно.
Наконец появился оживленный Морис Кемп-Лор, ведя на буксире двух ассистентов в спортивных куртках. Он приветствовал меня, горячо пожав руку.
- Ну, дорогой друг, рад видеть вас здесь. Гордон поухаживал за вами? Ну и хорошо. А что вы пьете?
- Пока ничего, - ответил я.
- Да, может, потом? Вы получили мои вопросы? Я кивнул.
- Ответы обдумали? Ну и прекрасно. Гордон всучил ему доверху налитый стакан и предложил сандвичи. Ассистенты позаботились о себе сами. Я сообразил, что угощение, предназначавшееся для посетителей, было, вероятно, их основной едой по вечерам.
Кемп-Лор взглянул на часы и вышел первым. За ним Гордон, потом Дэн и Пол, удивительно похожие друг на друга. Из коридора донесся голос Кемп-Лора. Он говорил с кем-то, кто отвечал резким гнусавым тоном. Я лениво подумал, кто бы это мог быть и знаю ли я его. У двери Кемп-Лор почтительно отступил, пропуская вперед второго гостя. У меня сразу испортилось настроение. Выставив животик и роговые очки, мистер Джон Баллертон разрешил ввести себя в комнату.
Кемп-Лор представил ему служащих телевидения.
- А с мистером Робом Финном вы, несомненно, знакомы?
Баллертон холодно, не глядя мне в глаза, наклонил голову. Очевидно, его еще мучило воспоминание о том, что я видел около тела Арта.
В маленькой студии хаотически протянулись по полу спутанные кабели телевизионных камер. На небольшом покрытом ковром возвышении стояли три низких кресла и кофейный столик с тремя чашками, молочником, сахарницей и тремя пустыми дутыми коньячными бокалами. А также серебряный портсигар и стеклянные пепельницы.
Кемп-Лор подвел меня и Баллертона к этому сооружению.
- Мы хотим, чтобы все выглядело как можно менее официально, - пояснил он. - Будто мы только что отобедали, а теперь беседуем за кофе, коньяком и сигарами.
Он попросил Баллертона сесть в кресло слева, а меня - справа и занял место между нами. Прямо против нас, чуть сдвинутый в сторону, темнел монитор с выключенным экраном. Батарея камер, установленных полукругом, угрожающе нацелилась на нас черными линзами.
Гордон и его ассистенты проверили свет, который потряс нас своей слепящей силой, пока мы разговаривали неестественными голосами, сидя над пустыми чашками. Убедившись, что все в порядке, Гордон подошел к нам:
- Вам всем нужно подгримироваться. Морис, вы займетесь собой сами?
А нас с Баллертоном он повел в маленькую комнатку, где две девушки в розовых халатиках встретили нас, улыбаясь.
- Это не долго, - щебетали они, втирая тон в наши физиономии. - Чуть-чуть положить тени под глазами… Теперь попудрить… - Ватными тампонами они тщательно сняли лишнюю пудру, - Вот и все.
Я глянул в зеркало. Грим смягчил кожу и сгладил черты лица. Но мне это не очень понравилось.
- Грим нужен для того, чтобы выглядеть нормально, - объяснила гримерша, - Иначе вы будете казаться больными.
Баллертон нахмурился и заворчал, когда одна из них стала пудрить его лысину. Но гримерша вежливо настаивала:
- Иначе она будет слишком сильно блестеть! Он заметил, что я ухмыльнулся, и даже сквозь грим стало видно, как лицо его налилось кровью. Он не из тех, кто способен понять шутку в свой адрес, и мне следовало это знать. Я вздохнул. Уже два раза он при мне оказывался в положении, которое, как он считал, умаляло его достоинство. И, хотя я ничего против него не имел, получалось, будто это нарочно.
Мы вернулись в студию. Кемп-Лор предложил нам занять свои места на возвышении.
- Сейчас я расскажу вам о программе передачи. После музыкального вступления я буду разговаривать с вами, Джон, как мы условились. Потом Роб расскажет вам, какую жизнь он ведет. У нас есть пленка со скачками, в которых вы участвуете. Я думаю пустить ее сразу после начала. Вы увидите ее на экране вот там. - Он указал на монитор. - Посмотрим, как все получится. Главное, разговаривать естественно. Успех передачи зависит от вас. Я уверен, вы оба блестяще справитесь со своей задачей!
Эту энергичную речь он закончил ободряющей улыбкой, и я почувствовал, как мне передается его уверенность.
Один из ассистентов в спортивной куртке поднялся на возвышение, налил в чашки кофе, затем откупорил коньяк и плеснул в бокалы на донышко.
- Дирекция не жалеет затрат, - весело объявил он и предложил нам по сигаре.
- Две минуты, - раздался голос.
Все окружающее погрузилось в темноту, а на экране появилось крупное изображение кофейных чашек. Затем новая картинка - мультипликационная реклама бензина. Теперь на мониторе было то изображение, которое шло в эфир.
- Тридцать секунд. Пожалуйста, тише!
Все смолкло. Я взглянул на монитор: шла реклама мыльных хлопьев. Стояла мертвая тишина. Из кофейных чашек поднимался легкий пар. Все замерли. Кемп-Лор, глядя прямо в круглый черный глаз камеры, приготовил свою известную улыбку. Она держалась на лице минут десять.
На мониторе лошади проскакали галопом и исчезли. Гордон быстро опустил руку, зажегся глазок, и Кемп-Лор начал приятным интимным голосом, адресуясь прямо в миллионы гостиных:
- Добрый вечер… Сегодня я собираюсь представить вам двух людей, крепко связанных конным спортом, но взирающих на него как бы с разных полюсов. Первый из присутствующих здесь - мистер Джон Баллертон… - Он дал ему отличную аттестацию, безбожно преувеличив его значение. Существует еще около пятидесяти других членов Национального комитета по конному спорту. В том числе и отец Кемп-Лора. И все они - не менее деятельные и увлеченные, чем толстяк, гревшийся сейчас в лучах славы.
Искусно направляемый Кемп-Лором, он поведал о своих обязанностях одного из трех распорядителей на скачках: он должен выслушивать обе стороны, если возникают возражения против победителя, по справедливости награждать достойного и взыскивать с жокеев и тренеров за малейшее нарушение правил, штрафуя их на пятерку или на десятку.
Я смотрел его выступление по монитору. Кемп-Лор добился того, что ни один зритель не мог заподозрить в нем того надутого, нетерпимого типа, которого мы знали по скачкам.
Кемп-Лор улыбнулся в камеру.
- А теперь, - объявил он с видом человека, приготовившего угощение, - я познакомлю вас с Робом Финном. Он жокей молодой и только пытается сделать карьеру в стипльчезе. Мало кто из вас слышал о нем. Он не побеждал в больших состязаниях, не скакал на знаменитых лошадях. Именно поэтому я и пригласил его на встречу с вами. Он поможет вам понять, чего это стоит - пытаться пробиться в спорт, связанный с весьма серьезной конкуренцией. Но для начала кусок фильма, в котором Финн заснят в действии. Он в белой кепке, четвертый сзади.
Узнать меня было легко. Это была одна из первых скачек, в которой я участвовал, и моя неопытность выглядела весьма очевидно. За те две секунды, что длился фильм, белая кепка оказалась предпоследней. Нельзя удачнее продемонстрировать неумелого жокея. Пленка кончилась, и Кемп-Лор спросил, улыбаясь:
- С чего вы начали, когда решили стать жокеем?
- Я знал трех фермеров, которые сами тренировали своих лошадей. И попросил их разрешить мне попробовать себя.
- И они согласились?
- В конце концов - да.
Я мог бы добавить: «После того, как я обещал отдать гонорар за скачки и не требовать возмещения расходов». Но метод, которым я воспользовался, чтобы уговорить фермеров, шел против правил.
- Обычно жокей стипльчеза, - сказал Кемп-Лор, оборачиваясь к красному глазку, - начинает или как жокей-любитель, или как ученик на скачках без препятствий. Но, насколько мне известно, у вас, Роб, было иначе?
- Я начал слишком поздно, чтобы стать учеником. И не мог быть любителем, поскольку зарабатывал ездой на лошадях.
- В качестве конюха?
- За редким исключением, жокеи моего уровня начинали именно так. Но мой случай не очень типичен. «Что ж, - подумал я с удовольствием, - не захотел слушать меня тогда, и если ты теперь получаешь в ответ не то, что ожидал, - не моя вина.»
- Видите ли, я несколько лет бродил по свету. Служил на скотоводческих фермах в Австралии, в Южной Америке. Около года в Южном Уэльсе был в странствующей группе родео. Знаете: «Десять секунд на спине дикой лошади», - улыбнулся я.
- О… - Брови интервьюера поднялись:
- Как интересно! (И похоже, так оно и было.) Если бы у нас имелось больше времени, мы бы послушали ваши рассказы. Но я хотел, чтобы наши зрители получили представление об экономическом положении жокея вашего уровня… Ваш гонорар составляет десять гиней, верно?
И он стал расспрашивать меня о моих финансовых делах: сколько я трачу на дорогу, на плату гардеробщикам, замену костюмов для верховой езды и т.д.
Выяснилось, что мой доход был куда меньше, чем если бы я стал, например, водителем грузовика. А мои перспективы на будущее ничуть не лучше. Я почти ощутил, как у каждого зрителя промелькнуло в мозгу: он же просто дурень!
Кемп-Лор почтительно обратился к Баллертону:
- Джон, можете ли вы как-нибудь прокомментировать то, что мы услышали от Роба?
На авторитетной физиономии Баллертона появилась злобная усмешка.
- Все эти молодые жокеи слишком много жалуются, - хрипло заявил он, игнорируя тот факт, что я не жаловался ни на что. - Уж коли они не искусны в своем деле, нечего ждать, что им будут платить много. Владельцы скаковых лошадей не хотят рисковать своими деньгами и шансами на победу. Я говорю так, поскольку я и сам владелец лошадей.
- Гм… конечно… - сказал Кемп-Лор. - Но ведь каждый жокей с чего-то начинает? И всегда есть множество жокеев, которым не удается добраться до верха. Но и им надо жить и содержать семью.
- Им бы лучше пойти на производство, - блеснул Баллертон тяжеловесным юмором. И добавил, хохотнув недобро. - Но мало кто из них решается на это. Им слишком нравится красоваться в ярких шелках - это тешит их мелкое тщеславие.
Удар неджентльменский - ниже пояса. Но я улыбнулся Баллертону такой доброй, веселой и извиняющей улыбкой, какой только смог. Ведь меня эти яркие рубашки только смущают, не доставляя никакого удовольствия.
Голова Кемп-Лора повернулась ко мне.
- А что вы на это скажете, Роб? Я вскричал страстно:
- Дайте мне лошадь и скажите, где скакать, - и наплевать, что на мне одето: камзол или… пижама. Мне безразлично, есть зрители или нет. Я могу ничего не зарабатывать, могу сломать себе шею, могу голодать, чтобы сбросить вес, - все это для меня ничто. Важно одно - скакать… скакать… и победить, если удастся!
Наступило молчание. Оба уставились на меня. У Джона Баллертона был такой вид, будто раздавленная им оса ожила да еще и ужалила его. А Кемп-Лор? Прошло несколько молчаливых секунд, прежде чем он снова повернулся к камере и знакомая улыбка скользнула на свое место. Но я бессознательно почувствовал, что в ней появилось что-то новое, обеспокоившее меня. Затем Кемп-Лор начал свой обычный обзор скачек предстоящей недели и вскоре завершил передачу привычными словами:
- Встретимся на следующей неделе в это же время… Гордон, сияя двинулся к нам:
- Отличная передача. Как раз то, что нравится, - острый спор. Молодцы, молодцы, мистер Баллертон, мистер Финн. Блестяще! - И он пожал руки обоим.
Кемп-Лор встал, поднял мой бокал с коньяком и протянул его мне:
- Выпейте, - сказал он, - Вы заслужили.
Он тепло улыбнулся, напряжение отпустило его. Я улыбнулся в ответ, выпил коньяк и снова подумал, как великолепно Кемп-Лор работает. Подначив Баллертона проехаться на мой счет, он заставил меня на глазах миллионов вывернуть душу наизнанку: как никогда я не открылся бы даже перед самым близким другом.
Вернувшись в Кенсингтон, я подумал о тех восторгах, которые щедро, хотя и незаслуженно, обрушились на нас с Баллертоном после передачи. И все не мог понять, почему мне стало так неспокойно.