Весенние вечера долги, но к тому времени, как мы въехали в Норидж, свет уже угасал, хотя полностью стемнеть должно было не раньше чем через час. Я въехал на улицу, где находился дом Кейтли, так, чтобы, когда я остановлюсь у тротуара, Гилберт оказался между мною и домом. Анджело видел мою машину у дома своего отца, и ее появление могло его вспугнуть.
- Пожалуйста, выйдите из машины, как только я остановлюсь, - сказал я. - Так, чтобы Анджело вас видел.
Он снова заворчал, но когда я остановился, он послушно открыл дверцу и предоставил всем, кто мог видеть нас из-за занавесок, наблюдать за тем, как он неуклюже выбирается из машины.
- Погодите, - сказал я, выходя из своей дверцы и обращаясь к нему через крышу машины. - Возьмите кассеты.
Я протянул руку через крышу и отдал их ему.
- Несите их в руке, - сказал я, - так, чтобы Анджело видел.
- Что-то вы слишком много командуете!
- Я доверяю вашему сыну не больше, чем он мне.
Он по-бычьи глянул на меня - к нему полностью возвратилась его самоуверенность, но все же повернулся и поднял кассеты, показывая их тем, кто был в доме.
А я, прячась за его спиной, наклонился и достал винтовку, завернутую в полотенце, прижал ее к себе и прикрыл полой пиджака.
Анджело открыл дверь и выглянул, прячась за нею.
- Войдите в дом, - сказал я Гилберту. - На нас могут глазеть из окон.
Услышав, что за ним могут подглядывать, Гилберт испуганно огляделся и поспешно пошел к своему сыну. Я проворно обогнул машину и пошел следом за ним, едва не наступая ему на пятки.
- Объясните! - настойчиво сказал я.
Он угрожающе вскинул голову, но тем не менее громко сказал Анджело:
- Телефон испорчен!
- Че-го? - удивился Анджело и приоткрыл дверь чуть пошире. - Не может быть!
- Телефон испорчен! - нетерпеливо повторил Гилберт. - Не валяй дурака! С чего бы я иначе поперся сюда, в Норидж?
Анджело отошел от двери и вернулся в гостиную, где стоял телефон. Я слышал, как он снял трубку, несколько раз нажал на рычаг, потом бросил ее.
- Но кассеты он привез, - сказал Гилберт, подходя к двери гостиной и показывая яркие коробки. - Я проверял их, все три. На этот раз они настоящие.
- Входи, ты, недоносок! - окликнул меня Анджело. Я поставил завернутую в полотенце винтовку на пол, дулом в ковер, прислонив ее к небольшому комоду, который находился на расстоянии вытянутой руки от двери в гостиную, и сам шагнул на порог.
Вся мебель в гостиной была передвинута. Сара и Донна сидели спина к спине в центре комнаты, связанные по рукам и ногам и прикрученные к стульям из столовой. По одну сторону от них стоял Анджело с «Вальтером» в руке, по другую, за спиной женщин, Эдди, двойник Анджело. Повсюду были расставлены стаканы и тарелки, и в комнате было сильно накурено. Сара сидела прямо напротив меня. Мы посмотрели друг другу в глаза со странным равнодушием. Я почти отстраненно отметил темные мешки у нее под глазами, обвисшее от усталости тело и глубокие борозды, которые проложили у ее губ боль и напряжение.
Она не сказала ничего. Несомненно, она решила, что я, как всегда, холоден и бессердечен: на лице ее отразились не любовь и облегчение, а облегчение и отвращение.
- Ступайте домой, - сказал я Анджело. - Вы добились, чего хотели.
Я молился, чтобы он ушел. Чтобы он удовлетворился, чтобы вел себя разумно, чтобы послушался отца, чтобы он оказался более или менее нормальным человеком.
Гарри Гилберт начал не спеша разворачиваться лицом ко мне.
- Ну вот, Анджело. Нам лучше уйти.
- Нет, - ответил Анджело, Гилберт остановился.
- Что ты сказал?!
- Я сказал «нет», - ответил Анджело. - Этот лох заплатит мне за все неприятности, в которые он меня втравил. Иди сюда, ты, ублюдок!
- Анджело, нет! - воскликнул Гилберт. Он сделал успокаивающий жест женщинам. - Довольно.
Анджело приставил свой пистолет с круглым глушителем на дуле к виску Донны.
- Вот эта бестолковая сучонка, - злобно сказал он, - несколько часов орала, что они сдадут меня в полицию!
- Они будут молчать! - поспешно сказал я.
- Ну еще бы! Я об этом позабочусь.
Смысл его слов был ясен даже Гилберту. Он в ужасе и отвращении замахал руками.
- Положи пистолет, Анджело! Положи немедленно!
Его голос гремел суровым родительским приказом, и давняя привычка пересилила: Анджело почти повиновался. Но тут же преодолел свой рефлекс. Я понял: теперь или никогда!
Я протянул правую руку, стряхнул полотенце и схватил винтовку - все это одним плавным движением. Мгновение спустя я уже стоял в дверях, целясь из винтовки в Анджело. Щелкнул предохранитель.
- Брось оружие! - приказал я. Все были ошеломлены, но Анджело, похоже, больше всех, потому что мне дважды удалось сыграть с ним одну и ту же шутку. Трое мужчин словно застыли на месте. На Сару я не смотрел.
- Брось пистолет! - повторил я. Анджело все еще целился в Донну.
Он не мог заставить себя бросить оружие. Настолько потерять лицо?
- Я тебя пристрелю! - сказал я. Он все еще колебался. Я поднял дуло к потолку и спустил курок. Грохот в маленькой комнате был оглушительный. С потолка посыпались куски штукатурки. Резкий запах бездымного пороха заглушил застоялую вонь сигаретного дыма, и все разинули рты, точно рыбы. Не успел Анджело шевельнуться, как я перезарядил винтовку и направил ее ему в сердце. Он смотрел в дуло ошарашенно и недоверчиво.
- Брось пистолет, - сказал я. - Брось, говорю!
Но он все еще колебался. "Мне придется стрелять в него! - подумал я.
- Не хочу! Ну почему бы ему не бросить этот треклятый пистолет! Все равно же он ничего не выиграет!"
В комнате, казалось, все еще звенели отголоски выстрела, как вдруг в тишине раздался голос Сары. С мрачной агрессивностью, которая была направлена не меньше на меня, чем на Анджело, она сказала вслух:
- Он победитель Олимпийских игр.
В глазах Анджело появилось сомнение.
- Брось пистолет, - сказал я ровным голосом, - а не то я прострелю тебе руку.
Анджело бросил пистолет.
Лицо его полыхало яростью и ненавистью, и я подумал, что сейчас он, пожалуй, способен броситься на меня, не задумываясь о последствиях. Но я спокойно смотрел ему в лицо, не проявляя ни гнева, ни торжества - ничего, что способно было бы разъярить его.
- Кассеты у тебя, - сказал я. - Садитесь в машину, все трое, и убирайтесь из моей жизни. Я вами сыт по горло.
Я шагнул назад, в прихожую, и кивнул им на входную дверь.
- Выходите, - сказал я. - По одному. Анджело первым.
Он направился ко мне. Темные глаза зияли, как дыры, на оливковом лице. В комнате было слишком темно, и свет не мог наделить их злобной живостью. Я отошел еще на несколько шагов назад и проводил его до двери черным стволом винтовки, как тогда, у меня дома.
- Я до тебя доберусь! - пообещал он. Я не ответил.
Он рывком отворил дверь, вложив в это движение всю свою ярость, и вышел на улицу.
- Теперь вы, - сказал я Гарри Гилберту. Он был почти так же зол, как его сын, но я приметил в его глазах легкую признательность за то, что я сумел остановить Анджело, когда он, отец, оказался бессилен, - хотя, возможно, мне это только показалось.
Он вышел вслед за Анджело на дорожку, и я увидел, как они открывают дверцы машины Анджело.
- Теперь ты, - сказал я Эдди. - Возьми пистолет. За глушитель.
Умеешь его разряжать?
Второй экземпляр кивнул с несчастным видом.
- Ну так разряди, - сказал я. - Только осторожненько.
Эдди взглянул на винтовку, на Анджело, который садился в машину, достал из обоймы патроны и вытряхнул их на ковер.
- Хорошо, - сказал я. - Пистолет можешь взять с собой.
Я указал дулом и дернул головой в сторону двери. Эдди из всех троих удалился наиболее охотно и наиболее поспешно.
Я смотрел из прихожей, как Анджело завел мотор и задом вылетел на мостовую. Оказавшись на улице, он нарочно долбанул мою машину, повредив заодно себе заднее крыло, и рванул по улице, словно утверждая свое посрамленное мужское достоинство.
С чувством ужасного напряжения я закрыл входную дверь и вернулся в гостиную. Подошел к Саре, оглядел резиновые ремни, которыми были связаны ее запястья, и расстегнул их.
Потом расстегнул ремни на ногах. Потом отвязал Донну.
Донна расплакалась. Сара неуклюже поднялась со стула и рухнула на более мягкий диван.
- Ты понимаешь, сколько времени мы тут просидели? - с горечью осведомилась она. - Насчет туалета можешь не спрашивать: да, они время от времени отвязывали нас, чтобы мы могли сходить в туалет.
- А поесть?
- Я тебя ненавижу! - сказала она.
- Я же серьезно спрашиваю.
- Да, и поесть тоже. Два раза.
Он меня готовить заставлял.
- Это было ужасно! - воскликнула Донна, не переставая всхлипывать.
- Ужасно! Ты себе просто представить не можешь!
- Они не… - встревоженно начал я.
- Нет, - отрезала Сара. - Только издевались.
- Мерзавцы! - воскликнула Донна. - Они называли нас коровами! Она проковыляла по ковру и плюхнулась в кресло. - У меня все тело болит!
По ее щекам струились слезы. Я вспомнил, как Анджело обозвал ее «мокрой курицей», но поспешно задавил это воспоминание.
- Послушайте, - сказал я, - я понимаю, что вам сейчас не до этого, но мне хотелось бы, чтобы вы собрали самые необходимые вещи и мы немедленно уехали отсюда.
Донна беспомощно затрясла головой.
- Зачем? - вызывающе воскликнула Сара.
- Анджело уезжал очень неохотно. Вы же сами видели. А вдруг он захочет вернуться? Когда решит, что мы утратили бдительность. А он может.
Эта мысль встревожила их не меньше, чем меня, а Сару еще и рассердила.
- Зачем ты отдал им пистолет? - гневно спросила она. - Идиотский поступок! Ты так глуп!
- Вы едете?
- Но ты же не можешь ожидать, чтобы мы… - заскулила Донна.
- Мне надо позвонить, - сказал я Саре. - Отсюда я позвонить не могу. Телефон не работает. Я уеду на машине. Вы со мной или нет?
Сара быстро сообразила, что к чему, сказала, что они со мной, и, невзирая на протесты Донны, потащила ее наверх. Через несколько минут они появились снова, обе с саквояжами. Я приметил, что Сара успела накрасить губы. Я улыбнулся ей, на миг испытав почти забытую радость, какую некогда доставляло мне ее появление. Она удивилась и смутилась.
- Ну, пошли! - сказал я и взял у них саквояжи, чтобы положить в багажник. - Нам лучше убраться отсюда.
Я взял винтовку, снова замотанную в полотенце, чтобы соседи не увидели, и убрал ее в чемодан. Посмотрел, захватила ли Донна ключи от дома, захлопнул входную дверь; и мы поехали.
- Куда мы едем? - спросила Сара.
- А куда тебе хочется?
- А деньги?
- Кредитные карточки, - сказал я. Мы некоторое время ехали в молчании, прерываемом лишь всхлипами и сморканием Донны. На улицах и в домах уже повсюду зажглись огни, долгий тихий вечер сменился ночью.
Я остановился у телефонной будки, и позвонил по бесплатному номеру в полицию Суффолка.
- Старший офицер Айрстон на месте?
Вопрос был безнадежный, но задать его все же было необходимо.
- Ваше имя, сэр?
- Джонатан Дерри.
- Минуточку!
Я некоторое время слушал обычное бормотание и щелчки, потом голос, принадлежавший не Айрстону, сказал:
- Мистер Дерри, старший офицер Айрстон приказал, чтобы, если вы позвоните снова, ваше сообщение записали дословно и немедленно передали ему.
Он просил меня передать, что из-за… м…э-э… помех в связи ему стало известно о ваших звонках только сегодня вечером. С вами говорит детектив Робсон. Я был у вас вместе с Айрстоном, если вы помните.
- Помню, - сказал я. Мужчина лет под сорок, светловолосый, краснолицый.
- Не сообщите ли вы, почему звоните, сэр?
- Вы это запишете?
- Да, сэр. Письменно и на магнитофон.
- Хорошо. Так вот. Человека, который приходил ко мне в дом с пистолетом, зовут Анджело Гилберт. Он сын Гарри Гилберта, который владеет залами для игры в лото по всему Эссексу и в северо-восточной части Лондона. Человек, который приходил ко мне вместе с Анджело, - это его кузен Эдди. Фамилии не знаю. Он во всем подчиняется Анджело.
Я сделал паузу. Инспектор Робсон спросил:
- Это все, сэр?
- Нет. В данный момент они все трое выехали из Нориджа на машине Анджело. - Я сообщил марку, номер и цвет машины и то, что на заднем крыле у нее свежая вмятина. - Едут они скорее всего в дом Гарри Гилберта в Уэлин-Гарден-Сити. Я думаю, что Анджело живет там же, хотя Эдди, возможно, нет. - Я сообщил адрес. - Они будут на месте часа через полтора или чуть раньше. В машине находится пистолет «Вальтер» калибра 0,22 с глушителем.
Возможно, заряженный, возможно, нет. Возможно, это не тот пистолет, которым угрожал мне Анджело, но тогда очень похожий. Возможно, это тот самый пистолет, из которого был убит Крис Норвуд.
- Это очень полезная информация, сэр, - сказал Робсон.
- И еще одно…
- Да?
- Я думаю, Гарри Гилберт ничего не знает об убийстве Криса Норвуда.
В смысле, он даже не подозревает, что Норвуд мертв. Так что, если вы приедете арестовывать Анджело, он не будет знать почему.
- Спасибо, сэр.
- Вот теперь все.
- Ну, - сказал он, - старший офицер Айрстон с вами свяжется.
- Это хорошо, - сказал я, - но только…
- Да, сэр?
- Мне хотелось бы знать…
- Минутку, сэр, - перебил он, и некоторое время до меня доносился только длительный и невнятный разговор на заднем плане. - Извините, сэр, так вы говорили?…
- Вы помните, я рассказывал, что отправил Анджело компьютерные кассеты с играми?
- Еще бы! Мы отправились на кембриджский почтамт и предупредили дежурного, который выдавал почту до востребования, но он, к несчастью, отошел на обеденный перерыв и никому ничего не сказал, и как раз в это время ваш пакет и забрали. Его отдала какая-то девушка с почты. Когда мы это узнали, было уже поздно. Мы просто рвали и метали!
- Гм, - сказал я. - Так вот, Анджело снова явился с новыми угрозами, потребовал настоящие программы, и я ему их отдал. Только…
- Что «только», сэр?
- Только они не смогут ими воспользоваться. Я думаю, что, как только они приедут домой, они попытаются их запустить, и, когда увидят, что они не работают, они могут… ну, начать меня искать. Я имею в виду…
- Я прекрасно понимаю, что именно вы имеете в виду, - сухо сказал Робсон.
- Так вот… э-э… мне хотелось бы быть уверенным, что вы что-нибудь предпримете уже сегодня вечером. Если вы, конечно, сочтете, что имеются достаточные основания задержать Анджело.
- Я уже отдал соответствующие распоряжения, - сказал он. - Его возьмут сегодня же, как только он доберется до Уэлина. У нас имеются отпечатки пальцев… и несколько девушек, которые видели, как к Норвуду входили двое мужчин. Так что не беспокойтесь, когда мы его возьмем, мы его уже не выпустим.
- А можно перезвонить, чтобы узнать?
- Можно. - Он дал мне новый телефон. - Позвоните по этому номеру.
Я оставлю сообщение. Вам передадут.
- Спасибо! - сказал я с искренней благодарностью. - Спасибо вам большое!
- Мистер Дерри!
- Да?
- А что не так с кассетами на этот раз?
- Да я в коробки магниты вложил…
Он расхохотался.
- Надеюсь, мы с вами еще увидимся! - сказал он. - И спасибо вам.
Большое спасибо!
Я повесил трубку и улыбнулся, представив, как три мощных постоянных магнита уничтожали все записи на кассетах. Плоские черные брусочки, длиной в два дюйма, шириной в три четверти дюйма и толщиной в три шестнадцатых. Я запихнул по одному в каждую коробку. Они были такие же черные, как и сама пластмассовая коробочка. Если не присматриваться, можно принять их за деталь самой коробки. К Гилберту я их вез по отдельности, кассеты в одном кармане, а коробки в другом, а после того, как мы проверили кассеты, я их засунул в коробки. Поместить магнитофонный записи рядом с такими магнитами - все равно что наспех протереть доску мокрой губкой: кое-какие следы записи останутся, но толку от них никакого не будет.
Анджело скорее всего этого не обнаружит, пока не доберется домой: магниты выглядели так, словно всю жизнь там были. Ну, а вдруг все же обнаружит?
Я устало ехал в сторону дома. Мне казалось, что я сижу за рулем уже целую вечность. День был ужасно длинный. И странно было думать, что я уехал от Теда Питтса только сегодня утром.
Миля за милей оставались позади. Обе женщины заснули крепким сном. Я подумывал о том, что ждет нас в будущем, но в основном все мои мысли были заняты дорогой и тем, чтобы не уснуть.
Мы остановились в мотеле на окраине Лондона и заснули как убитые.
Звон будильника, который я попросил у портье, вырвал меня из забытья в семь утра, и я, зевая, как большая белая акула, набрал номер, который дал мне инспектор Робсон.
- Джонатан Дерри, - представился я. - Я не слишком рано?
Мне ответил девичий голос, бодрый и неофициальный.
- Нет, не рано, - сказала девушка. - Джон Робсон просил вам передать, что Анджело Гилберт и его двоюродный брат Эдди арестованы.
- Спасибо большое.
- Не за что!
Я повесил трубку, чувствуя, как с души свалился огромный камень, и растолкал Сару, спавшую в соседней кровати.
- Извини, - сказал я, - мне к девяти в школу…