Прошло время, Сара вернулась на работу. Донна на некоторое время застряла у нас, пытаясь привести в порядок свои расстроенные чувства. Сара постепенно перестала быть чересчур заботливой и перешла на нормальные отношения. Когда Донна обнаружила, что над ней больше не трясутся и не утирают ей нос каждую минуту, она надулась и отправилась в Норидж, чтобы продать дом, забрать страховку Питера и убедить своего инспектора, который наблюдал за поведением условно осужденных преступников, начать играть психологическую роль Сары.
Внешне у нас с Сарой все шло по-прежнему: вежливость и корректность, отсутствие эмоционального контакта, ежедневные встречи чужих людей. Она редко смотрела мне в глаза и говорила только тогда, когда это было необходимо. Но постепенно я заметил, что горькая складка у губ, не покидавшая ее лицо до того дня, как мы отправились в Норидж, теперь более или менее разгладилась. Она сделалась как-то мягче, больше похожа на.себя прежнюю. Правда, ее отношение ко мне не переменилось, но, по крайней мере, было не так тяжко смотреть на нее.
Сам я переменился очень сильно. Словно выбрался из клетки. Теперь я все делал увереннее и получал от этого куда больше удовлетворения. Я лучше стрелял. Я вкладывал всю душу в преподавание. Даже надоевшая проверка тетрадей и то сделалась не такой скучной. Я чувствовал, что недалек тот день, когда я наконец расправлю крылья и взлечу.
Однажды ночью, когда мы лежали в темноте, завернувшись каждый в свой холодный кокон одиночества, я спросил у Сары:
- Ты не спишь?
- Нет.
- Ты знаешь, что я в конце семестра собираюсь с нашей командой стрелков в Канаду?
- Знаю.
- Я с ними не вернусь.
- Почему?
- Я поеду в Соединенные Штаты. Наверно, до конца школьных каникул.
- Зачем?
- Посмотреть страну. Может быть, мне захочется там поселиться.
Она помолчала. Когда она наконец заговорила, ее слова на первый взгляд не имели никакого отношения к моим планам.
- Ты знаешь, мы с Донной много разговаривали. Она мне все рассказала про тот день, когда украла ребенка.
- В самом деле? - уклончиво отозвался я. - Да. Она говорила, что увидела ребенка, лежащего в коляске, и ей вдруг ужасно захотелось взять его на руки и покачать. Она так и сделала. Она просто взяла его на руки. И когда она прижала его к себе, у нее возникло такое чувство, будто это ее ребенок, он принадлежит ей. И она взяла его в машину - машина была рядом, в нескольких шагах. Она положила ребенка на переднее сиденье, рядом с собой, и уехала. Она не знала, куда едет. Она говорила, это было как во сне: она так давно мечтала о ребенке, и теперь у нее есть ребенок.
Сара остановилась. Мне вспомнились девочки Теда Питтса и то, как он брал на руки свою младшенькую… Я готов был разрыдаться от жалости к Саре, к Донне, ко всем людям, не по своей вине лишенным детей…
- Донна ехала довольно долго, - продолжала Сара. - Она доехала до моря и остановилась. Она взяла ребенка на руки, села на заднее сиденье, и все было прекрасно. Она была совершенно счастлива. И все по-прежнему было как во сне. А потом ребеночек проснулся. - Сара помолчала. - Он, наверно, есть захотел. Его было пора кормить. В общем, он начал кричать и никак не успокаивался. Он орал, орал, орал… Донна говорила, он орал не меньше часа. Она сходила с ума от этого крика. Она попыталась зажать ему рот, но он заорал еще громче. Она пыталась прижать его лицом к своему плечу, чтобы он перестал плакать, но он все равно кричал. А потом она обнаружила, что у него мокрые пеленки и что по его ноге течет что-то коричневое и капает ей на платье…
Еще одна долгая пауза, потом снова голос Сары:
- Донна говорила, она не знала, что дети - такие. Что они орут и воняют. Ей всегда представлялось, что ребенок такой нежный и что он все время будет ей улыбаться. Она почувствовала, что не любит этого ребенка, что она его ненавидит. Она почти швырнула его на сиденье, выскочила из машины и убежала. Она говорила, крик ребенка преследовал ее до самого пляжа.
На этот раз молчание тянулось куда дольше.
- Ты еще не спишь? - спросила Сара.
- Нет.
- Ты знаешь, я теперь смирилась с тем, что у меня не будет детей.
Очень жаль, конечно… но с этим ничего не поделаешь. - Она помолчала, потом сказала:
- Я многое узнала о себе за эти недели благодаря Донне.
«И я тоже, - подумал я, - благодаря Анджело». После еще одной долгой паузы она снова спросила:
- Ты еще не спишь?
- Нет.
- Ты знаешь, я ведь так и не поняла, что произошло. В смысле я, конечно, знаю, что этот ужасный Анджело арестован и что тебя вызывали в полицию, но ты мне не говорил, что там было.
- Тебе действительно интересно?
- Конечно. А то бы я не спрашивала! - В ее голосе прозвенела знакомая раздраженная нотка. Она, должно быть, и сама ее услышала, потому что тут же сказала куда более миролюбиво:
- Мне хочется, чтобы ты рассказал.
Правда.
- Ладно.
Я рассказал ей почти все, начав с того, как Крис Норвуд заварил всю эту кашу, украв записи Лайэма О'Рорке. Я пересказал ей все события в хронологической последовательности, а не так вразброс, как узнавал о них я сам, так что получилась четкая картина путешествий Анджело в поисках кассет.
Когда я закончил, она медленно произнесла:
- Значит, в тот день, когда он взял нас в заложницы, ты знал, что он убийца?
- Угу.
- Господи… - Она помолчала. - А ты не думал, что он может убить нас? Донну и меня?
- Думал. Я думал, что он может сделать это в тот же миг, как только узнает, что кассеты у его отца. Я думал, что он может убить нас всех, если ему заблагорассудится. Я не знал наверное… но не мог рисковать.
Долгая пауза. Потом она сказала:
- Ты знаешь, теперь, оглядываясь назад, мне кажется, что он собирался это сделать. Он такое говорил… - Она помолчала. - Я была так рада, когда ты пришел!
- И зла.
- Да, очень зла. Тебя так долго не было… а этот чертов Анджело был такой жуткий…
- Я знаю.
- Я слышала, как ты стрелял. Я была на кухне, готовила.
- Я боялся, что ты скажешь о выстрелах Анджело.
- Я говорила с ним, только когда без этого никак нельзя было обойтись. Он был отвратителен. Такой надменный!
- Ты его вышибла из седла, когда сказала, что я участвовал в Олимпийских играх. Это был решающий довод.
- Я просто хотела… хотела уязвить его самолюбие.
Я улыбнулся в темноте. Ох и досталось же самолюбию Анджело от семейства Дерри!
- Слушай, - сказал я, - а ведь мы уже много месяцев не разговаривали так, как сейчас!
- Но столько всего случилось… И я чувствую, что… изменилась, понимаешь?
«Да, - подумал я, - иногда для того, чтобы изменить свою точку зрения на мир, требуется побывать в руках убийцы. Однако неплохо же он для нас потрудился!»
- Ну так что, - спросил я, - поехали в Америку?
В Америку. Вместе. Попробовать еще раз… На самом деле я сам не знал, чего хочу: перемениться, освободиться, развестись, начать все сначала, жениться на другой, завести детей - или попытаться воскресить прежнюю любовь, укрепить пошатнувшийся фундамент преданностью, отстроить все заново. И я подумал, что решать придется Саре.
- Ты хочешь, чтобы мы остались вместе? - спросил я.
- Ты думал о разводе?
- А ты?
- Думала, - она вздохнула. - В последнее время - довольно часто.
- Если мы разведемся - тогда всему конец, - сказал я.
- А что ты предлагаешь?
- Давай подождем, - задумчиво сказал я. - Посмотрим, как у нас пойдет дальше. Подумаем, чего мы оба хотим на самом деле. Поговорим.
- Ладно, - сказала Сара. - Идет.