Суббота тянулась бесконечно. Касси бродила по дому с загипсованной рукой на перевязи. Раза три-четыре забегал Банан. Обоих тревожила эта проволочка, хотя они ничего не говорили. В четверг, когда Касси сидела со сломанной рукой и вся гостиная была завалена плодами рук Анджело, казалось вполне разумным и справедливым запереть его в чулан. Но к вечеру субботы Касси с Бананом перешли от сомнений и беспокойства к усиливающейся тревоге.
- Отпусти ты его, - сказал Банан, зайдя к нам уже ночью, когда ресторан закрылся. - Если кто-нибудь об этом узнает, у тебя будут серьезные неприятности. Он теперь понял, что ты не какой-нибудь слабак, и побоится прийти снова.
Я покачал головой.
- Он слишком заносчив, чтобы чего-то бояться. Он непременно вернется, потому что захочет отомстить.
Они переглянулись с несчастным видом.
- Ну-ну, веселей! - сказал я. - Я могу продержать его тут и неделю, и две недели - столько, сколько понадобится.
- Я просто не понимаю, как ты можешь спокойно ходить на скачки! сказал Банан.
Я не был спокоен. Ни утром на тренинге, ни потом, за завтраком у Морта. Но никто из тех, с кем я встречался, не догадывался, что со мной что-то не так. Я обнаружил, что скрывать свое преступление вовсе не так уж трудно - в конце концов, сотни людей так живут, и ничего.
- Надеюсь, он еще жив? - спросила Касси.
- В четыре часа он стоял у двери и ругался, - сказал Банан, поглядев на часы. - Девять с половиной часов назад. Я крикнул ему, чтобы он заткнулся.
- А он что?
- Только выругался в ответ.
Я улыбнулся.
- Ничего, не сдохнет.
Как бы в доказательство этого, Анджело принялся колотить в дверь и выкрикивать ругательства. Я уже начинал привыкать к ним. Я вышел на кухню, подошел к баррикаде и, когда он набрал воздуху для очередной звуковой атаки, громко окликнул:
- Анджело!
Короткое молчание, потом яростный рев:
- Ублюдок!!!
- Через пять минут я выключу свет.
- Я тебя убью!
Наверно, от этой угрозы у меня должны были мурашки поползти по спине, но почему-то не поползли. Я и так знал, что он убийца, убийца по натуре, и успел привыкнуть к этому. Я слушал, как он ярится, и ничего не ощущал.
- Через пять минут! - повторил я и ушел. Банан, сидевший в гостиной, в своей рубахе с расстегнутым воротом и с четырехдневной черной порослью на подбородке смахивал на пирата. Но у него бы никогда не хватило духу вздернуть человека на рею. Он не одобрял того, что я делаю, хотя и помогал мне. Я почти физически ощущал, как он борется со старым противоречием, что зло можно победить только силой.
Он сидел на диване и пил бренди, обняв Касси за плечи. Касси была не против. Банан заявил: ему надоело, что у нас в доме нет ни капли его любимого напитка, и притащил бутылку бренди с собой.
- А мороженого к нему нет? - поинтересовалась Касси.
- Какого? - вполне серьезно спросил Банан. Я дал Анджело обещанные пять минут, потом выключил свет. В чулане царило угрожающее молчание.
Банан чмокнул Касси в щечку, уколов ее щетиной, сказал, что у нее усталый вид, сказал, что у него в пабе ждет немытая посуда, предложил тост за Барбадос и опрокинул в себя очередную рюмку.
- Помоги, господи, всем узникам! Ну, спокойной ночи!
Мы с Касси проводили взглядом его удаляющуюся спину.
- Наверно, ему жаль Анджело, - сказала она.
- Угу. Но было бы ошибкой думать, что, если тебе жаль тигра в зоопарке, он тебя не сожрет при первой возможности. Анджело не понимает сострадания, даже когда сострадают ему. Сам он сострадания никогда не испытывал, а в других принимает его за слабость. Поэтому ты, дорогая, конечно, можешь быть добра к Анджело, но не жди, что он ответит тебе тем же. Она взглянула на меня. - Это предупреждение, да? - У тебя доброе сердце.
Она поразмыслила, потом нашла карандаш и написала для себя, как памятку, на белом гипсовом лубке крупными буквами: «БЕРЕГИСЬ ТИГРОВ!»
- Так сойдет?
Я кивнул.
- И если он скажет, что у него отваливается аппендикс или что у него бубонная чума, сунь ему несколько таблеток аспирина вон через те дырки и пропихивай их бумажкой, а не пальцами.
- Ну, до этого он еще не додумался.
- Додумается, дай срок.
Мы отправились наверх, но я спал урывками, как и в предыдущую ночь, все время прислушиваясь к звукам, доносящимся из чулана. Касси спала спокойнее: она привыкла к гипсу, и он уже меньше ей мешал. Говорила, что рука почти не болит. Она просто чувствовала себя усталой. Обещала, что наши игры возобновятся, когда обстоятельства будут более благоприятными.
Я смотрел, как темное небо постепенно светлеет, как темно-синие полоски облаков проступают на густо-оранжевом фоне. Странный восход, чемто похожий на ауру того человека, который сидит взаперти внизу. Я подумал, что мне никогда прежде не приходилось участвовать в таком страшном столкновении характеров. Никогда еще моя способность распоряжаться людьми не подвергалась такой серьезной проверке. Я никогда прежде не считал себя лидером, но теперь, оглядываясь назад, понял, что всегда терпеть не мог, когда мною кто-то командовал.
За последние месяцы я обнаружил, что управляюсь с пятерыми тренерами Люка куда легче, чем предполагал. Эта сила всегда была во мне, и сейчас, когда в ней возникла нужда, она проявилась. У меня хватило сил запереть Анджело в чулан и держать его там, а на это требовалась сила не только физическая, но и духовная. Возможно, способности человека вообще проявляются по мере того, как в них возникает нужда; но что ему делать с собой, когда нужда минует? Что делать генералу, когда война закончилась? Когда мир перестает ходить по струнке и подчиняться приказам?
Да, подумал я, надо уметь всегда приноравливать свои способности к текущим нуждам, иначе всю жизнь только и будешь делать, что вспоминать о былых подвигах. И сделаешься нудным деспотом, тоскующим о прошлом величии.
Нет, подумал я: когда я разберусь с Анджело и когда закончится этот год у Люка, я снова стану прежним. Если знать, что это необходимо, то, наверно, получится…
Грозное небо медленно менялось: теперь оно сделалось цвета расплавленного золота, и по нему ползли лиловато-серые облака, а потом сияние угасло, и облака стали белыми, а небо - бледно-бледно-голубым. Я встал и оделся, думая, что небо врет: грозный свет исчез, а проблемы остались, и Каин никуда не делся, а по-прежнему сидит внизу.
Когда я уезжал, Касси ничего не говорила, но взгляд ее был достаточно красноречив. «Поскорей! Возвращайся! Мне страшно тут одной с этим Анджело!»
- Сиди у телефона, - сказал я ей. - Банан прибежит если что.
Она сглотнула. Я поцеловал ее и уехал. В это воскресное утро дороги были пустынны, и я гнал, как на пожар, до самого Милл-Хилла. Когда я свернул на Оуклендс-Роуд, было только полдевятого. Джейн Питтс сказала, чтобы я не приезжал раньше восьми, но, когда я позвонил, она была уже на ногах и открыла мне дверь в мокром купальном халате.
- Проходите, - сказала она. - Мы тут плаваем.
«Мы» - это были две тоненькие хорошенькие девочки-подростка и жилистый лысеющий мужчина средних лет, который плавал в бассейне бесшумно, как тюлень. Небо было ясное, крыша была открыта, и на одном из низеньких бамбуковых столиков был накрыт завтрак, состоящий из кукурузных хлопьев и фруктов. Утро было довольно прохладное, но никто из Питтсов, казалось, не замечал этого.
Жилистый мужчина выскользнул на край бассейна плавным, экономным движением и встал на ноги, выжимая воду из волос и глядя приблизительно в мою сторону.
- Здравствуйте, я Тед Питтс, - сказал он, протягивая мне мокрую руку. - Только я без очков ни черта не вижу.
Я пожал ему руку и улыбнулся в невидящие глаза. Джейн обошла бассейн и принесла очки в тяжелой черной оправе, которые сразу превратили загорелую рыбу в обычного близорукого смертного, который пошел рядом со мной вокруг бассейна к креслу, на котором лежало его полотенце.
- Вы Вильям Дерри? - спросил он, вытряхивая воду из ушей.
- Он самый.
- Как Джонатан?
- Привет передает.
Тед Питтс кивнул, принялся энергично растирать себе грудь, потом вдруг остановился и спросил:
- Это ведь вы посоветовали мне, где найти каталоги?
Столько лет назад… мельком… через третьи руки… Я оглядел удивительный дом и задал главный вопрос:
- Эта система, что была на кассетах, - она действительно работает?
Тед Питтс самодовольно улыбнулся.
- А как вы думаете?
- Все вот это…
- Все это.
- Никогда бы не поверил, если бы не побывал здесь, - сказал я.
Он принялся вытирать спину.
- Конечно, это довольно тяжело. Приходится много ездить. Но когда возвращаешься, чувствуешь, что дело того стоит.
- И давно?… - медленно начал я.
- Давно ли я играю? Да с тех самых пор, как Джонатан отдал мне кассеты. То первое дерби… Я тогда занял сотню фунтов под залог машины. Это было чистой воды безумие. Я не мог позволить себе проиграть. Нам ведь тогда временами едва на еду хватало. Честно говоря, я на это пошел от безысходности. Но, с другой стороны, система выглядела безупречной с математической точки зрения и много лет служила верой и правдой тому, кто ее изобрел…
- И вы выиграли?
Он кивнул.
- Пятьсот фунтов. Целое состояние! Я никогда не забуду этот день, никогда! У меня голова шла кругом. - Он радостно улыбнулся, вновь переживая тот ребяческий восторг. - Я об этом никому не сказал. Ни Джонатану, ни даже Джейн. Я не собирался больше играть, понимаете ли. Я был очень рад, что все так удачно вышло, но это чудовищное напряжение… - Он бросил мокрое полотенце на ручку кресла. - А потом я подумал: а почему бы и нет?
Он смотрел, как его дочери ныряют, держа друг друга за талию.
- В школе я проработал только еще один семестр, - спокойно рассказывал он. - Я не мог больше выносить главу отделения математики. Дженкинс его звали. - Тед улыбнулся. - Теперь это кажется смешным, но когда-то я его так боялся… Так или иначе, я обещал себе, что если за время летних каникул выиграю достаточно, чтобы купить компьютер, то после Рождества уволюсь, а если нет, то останусь в школе, буду пользоваться тамошним компьютером и иногда играть по маленькой.
К нам подошла Джейн с кофейником.
- Это он рассказывает, как начал играть? Я тогда думала, что он с ума сошел!
- Но недолго.
Она покачала головой, улыбаясь.
- Когда мы переехали из нашего фургона в настоящий дом - Тед выиграл столько, что хватило на дом, представляете? - я поверила, что это надежно, А теперь мы живем здесь. Так хорошо, что даже неудобно. И все благодаря вашему замечательному брату.
Девочки вылезли из бассейна и представились как Эмма и Люси. Они ужасно хотели есть. Мне предложили хлопьев с отрубями, натурального йогурта, пророщенного зерна и свежих персиков. Ели здесь немного, но зато с удовольствием.
Я тоже сел завтракать, но мысли мои неотступно вертелись вокруг Анджело и Касси, которая сидит там наедине с ним… Нет, дверь должна выдержать - выдержала же она целых два дня. С чего бы ей сломаться именно теперь? И все же меня не оставляло стойкое чувство, что лучше бы мне было оставить ее у Банана.
За кофе, когда девочки опять прыгнули в бассейн, а Джейн ушла в дом, Тед Питтс спросил:
- Как вы меня разыскали?
Я взглянул на него.
- Вы хотели спросить «зачем»?
- Н-наверно, да. Да.
- Я приехал, чтобы попросить вас дать мне копии этих программ.
Он глубоко вздохнул и кивнул.
- Я так и думал.
- Дадите?
Он некоторое время смотрел на мерцающий бассейн, потом спросил:
- А Джонатан знает, что вы их просите?
- Ага. Я спросил у него, где сейчас эти кассеты, а он сказал, что если кто-то это знает, то только вы.
Тед Питтс снова кивнул и наконец решился:
- Да, это справедливо. Это ведь на самом деле его программы. Только у меня кассет чистых нет.
- Я с собой привез, - сказал я. - Они в машине. Я их принесу?
- Ладно, - он решительно кивнул. - Вы несите кассеты, а я пока переоденусь в сухое.
Я принес специальные компьютерные кассеты, которые нарочно захватил с собой.
- Шесть? - удивился Тед. - Вам нужно только три…
- А в двух экземплярах?
- А-а. Ну ладно. Почему бы и нет? - он отвернулся. - Компьютер у меня внизу. Хотите посмотреть?
- Еще бы!
Он повел меня в глубь дома. По нескольким застеленным паласами лестницам мы спустились на нижний этаж.
- Кабинет, - коротко сказал Тед, впуская меня в обычных размеров комнату, из окна которой открывалась все та же панорама Лондона. - На самом деле это была спальня. Вон там ванная, а дальше еще одна спальня.
Кабинет был больше похож на гостиную: кресла, телевизор, книжные полки, стены, отделанные сосновыми панелями. На стуле с прямой спинкой у стены красовалась пара потрепанных альпинистских башмаков, а рядом на полу лежал новехонький теплый спальный мешок, еще не вытащенный из упаковки. Тед увидел, куда я смотрю, и пояснил:
- Я через пару недель уезжаю в Швейцарию. Вы альпинизмом не увлекаетесь?
Я покачал головой.
- Скалолазанием я заниматься не пытался, - серьезно продолжал он.
- Я предпочитаю просто бродить по горам.
Он открыл одну из панелей, и за ней обнаружился длинный стол, на котором стояла уйма всякой электроники.
- Для расчетов побед на скачках во всем этом нет необходимости, сказал Тед, - но я просто люблю компьютеры.
И он ласково, словно любимую женщину, погладил стальной бок машины.
- Я никогда не видел, как работают эти программы, - сказал я.
- Хотите посмотреть?
- Да, пожалуйста.
- Хорошо.
Он ловким, привычным движением сунул кассету в магнитофон и объяснил, что сейчас машина ищет файл «Epsom».
- Вы, вообще, разбираетесь в компьютерах?
- У нас в школе был компьютер. Мы на нем в «Космических пришельцев» играли.
Тед посмотрел на меня с жалостью.
- В наше время любой человек должен уметь написать хотя бы элементарную программу. Компьютерный язык - это всеобщее наречие нового мира, как латынь была всеобщим наречием средневековья.
- Это вы так студентам объясняете?
- М-м… да.
Маленький экран внезапно спросил: «Готово?» Тед нажал несколько клавиш, и экран спросил: «Какая из скачек в Эпсоме?» Тед напечатал «Дерби», и на экране тотчас появилось: «Эпсом: Дерби. Кличка лошади?» Тед напечатал свое собственное имя и наугад отвечал на все последующие вопросы. В конце концов компьютер выдал: «Тед Питтс. Шансы на победу - 24».
- Все просто, - сказал я. Тед кивнул.
- Весь секрет в том, чтобы задать нужные вопросы и правильно оценить ответы. Ничего таинственного в этом нет. Такую программу мог бы составить любой, только на это потребуется очень много времени.
- Джонатан говорит, что в США таких систем несколько.
Тед кивнул.
- У меня есть одна такая.
Он открыл ящик стола и вытащил что-то вроде карманного калькулятора.
- Это мини-компьютер с довольно изящными программами. Я его купил из любопытства. Но он, разумеется, годится только для американских скачек, потому что там все ипподромы одинаковы. Насколько я понимаю, если скрупулезно следовать всем инструкциям, действительно можно выиграть, но с ним, как и с системой Лайэма О'Рорке, надо еще поработать.
- А если положиться на интуицию?
- На интуицию полагаться не следует, - серьезно ответил Тед. - Это ненаучно.
Я с любопытством посмотрел на него.
- А вы часто бываете на скачках?
- На самих скачках? Практически никогда. Я их, конечно, иногда смотрю по телевизору. Но для того, чтобы выигрывать, в этом нет никакой необходимости. Все, что нужно, это каталоги и объективность.
Какой унылый взгляд на мир, где я проводил всю свою жизнь! Эти прекрасные создания, их быстрота, их отвага и решительность - и все это сведено к статистическим вероятностям и микросхемам…
- Вам эти копии сделать открытыми, так, чтобы любой мог пользоваться? - спросил Тед.
- То есть?
- Если хотите, их можно снабдить паролями, так, что если их у вас кто-то украдет, он не сможет ими воспользоваться.
- Вы серьезно?
- Разумеется, - ответил он с таким видом, словно ему никогда не приходило в голову шутить. - Я свои программы всегда снабжаю паролями.
- И как же это делается?
- Да проще простого. Сейчас покажу.
Он нажал несколько клавиш, и экран внезапно спросил: «Готово?»
- Видите вопросительный знак? - сказал Тед. - Вопросительный знак всегда означает, что оператор должен что-то ввести. В данном случае вы должны ввести определенную последовательность букв, иначе программа работать не будет. Вот попробуйте.
Я послушно напечатал «Эпсом». Тед нажал на клавишу, на которой было написано «enter». Экран мигнул и снова спросил: «Готово?» Тед улыбнулся.
- К этой кассете пароль «quite». Но это только сейчас. Пароль легко изменить.
Он напечатал «quite», нажал «enter», и на экране появилось: «Какая из скачек в Эпсоме?»
- Видите, снова знак вопроса, - сказал Тед. - Он всегда требует ответа.
Я подумал и сказал, что пароля, пожалуй, не надо.
- Как скажете.
Он напечатал «break» и «list 10-80», и экран внезапно изменился.
- А вот это сама программа, - сказал Тед. - Видите строку 10?
В строке 10 было написано:
«INPUT А$: IF $=»QUITE" THEN 20 ELSE PRINT «Готово?» - «Если $=»QUITE", тогда 20, иначе напечатать «Готово?»
В строке 15 было написано: «GO ТО END» - «В конец».
В строке 20 было написано: "PRINT «Какая из скачек в Эпсоме?»
- Если вы не введете «quite», - пояснил Тед, - то до строки 20 вы так и не доберетесь.
- Чисто сработано, - согласился я. - Ну, а что помешает мне заглянуть в программу и увидеть, что нужно напечатать «quite»?
- А очень легко сделать так, что заглянуть в программу никто не сможет. Когда покупаешь чужие программы, прочесть их практически никогда невозможно. Потому что если программу нельзя прочесть, то с нее и копию сделать нельзя. Ведь никто не хочет, чтобы его программы беспрепятственно распространялись.
- Хм, - сказал я. - Но мне бы хотелось, чтобы эти программы можно было просматривать и чтобы они были без паролей.
- Хорошо.
- А как избавиться от пароля?
Он чуть заметно улыбнулся, напечатал «10» и нажал «enter». Потом снова напечатал «list 10-80», но на этот раз, когда программа появилась на экране, строки 10 не было вовсе.
- Элементарно, как видите, - сказал он.
- Да, пожалуй.
- Мне понадобится довольно много времени, чтобы убрать пароли и сделать копии, - сказал он. - Не могли бы вы пока посидеть у бассейна? Честно говоря, один я управлюсь быстрее.
Я с готовностью согласился, вернулся к навевающим лень бамбуковым качалкам, и Джейн принялась мне рассказывать о своих дочерях. Прошел целый час, прежде чем появился Тед с кассетами. Прежде чем отпустить меня, он еще выдал мне инструкции:
- Чтобы запустить эти программы, вам понадобится либо старый компьютер «Грэнтли» - а его сейчас найти не так-то просто, эти компьютеры давно устарели, - либо компьютер IBM, который позволяет загрузку с кассеты.
Он посмотрел на мое растерянное лицо и повторил все это еще раз.
- Понятно, - сказал я.
Он объяснил мне, как загрузить с кассеты «Бейсик» для «Грэнтли» - он был записан в начале первой стороны каждой кассеты, - в компьютер IBM, у которого нет своего встроенного языка. Это он тоже повторил дважды.
- Понятно.
- Ну, желаю удачи, - сказал он. Я от души поблагодарил его и Джейн тоже и удалился настолько поспешно, насколько это позволяла вежливость.
Отъехав примерно полмили, я, леденея от страха, остановился у телефонной будки и позвонил Касси. Она сняла трубку после первого же звонка.
Голос у нее дрожал, что было ей в принципе совсем не свойственно.
- Это ты! Как хорошо! - воскликнула она. - Ты скоро будешь?
- Где-то через час.
- Поскорей, ладно?
- Что, Анджело?…
- Он колотит в дверь и трясет ее с тех пор, как ты уехал. Я была в кухне. Он расшатывает доски. Если так пойдет и дальше, он скоро сорвет дверь с петель. Я хотела укрепить баррикаду, но у меня ничего не выходит. С одной рукой…
- Касси, - сказал я, - иди в паб и сиди там.
- Но…
- Дорогая, я тебя прошу!
- А если он вылезет?
- Если он вылезет, я хочу, чтобы ты была у Банана, в безопасности.
- Ладно.
- До скорого! - сказал я и повесил трубку. И как бешеный понесся домой. Кое-где я проскакивал на красный свет, но все обошлось. Я молнией пролетел через Ройстон-Хис, виляя среди потока машин, возвращающихся с уик-энда в город. Промчался через сам город; перемахнул последний перекресток через автостраду М-11 и наконец свернул с шоссе на дорогу, ведущую к Шестой Миле.
И всю дорогу думал о том, что будет делать Анджело, если вырвется на волю. Разнесет весь дом? Подожжет его? Будет поджидать меня в засаде?
Единственное, во что я не верил, - это в то, что он тихо-мирно уберется восвояси.