Рано утром мы с Касси поехали посмотреть, как на Поле тренируют лошадей. Ей было немного холодно, несмотря на сапоги, теплые брюки и куртку-пуховку, но она говорила, что ей нравится быть на свежем воздухе, на просторе. Ее дыхание, как и мое, как и дыхание лошадей, поднималось клубами пара.
Облачка пара растворялись в воздухе и тут же появлялись снова. Чудо живого тела преображало холод в тепло.
Мы уже почти выехали из домика: упаковали одежду и все необходимое и сложили чемоданы в мою машину. Я еще захватил с собой «дипломат», в котором были драгоценные кассеты и мои деловые бумаги, и переключил телефон на автоответчик. Нам оставалось только ненадолго завернуть домой, чтобы забрать дневную почту и договориться, чтобы впредь все, что приходит на мое имя, оставляли в пивной.
Мы еще не решили, где мы будем ночевать сегодня и еще много ночей спустя. Но у нас обоих было множество друзей, к которым можно было заехать, а если обычное гостеприимство лошадников на этот раз нас подведет, то на худой конец мы можем позволить себе на некоторое время поселиться в отеле.
Я чувствовал себя куда свободнее и веселее, чем за все предыдущие недели.
Сим на тренинге был неподдельно дружелюбен, а Морт пригласил нас позавтракать. Мы с благодарностью укрылись от холода в его доме и принялись вместе с ним греться тостами и кофе, пока он вскрывал свои письма ножичком для бумаг и комментировал то, что он одновременно с этим читал в «Спортивной жизни». Морт никогда не делал одного дела, если можно было делать три зараз.
- Я попросил передавать мои телефонные сообщения тебе, - сказал я.
- Ты не возражаешь?
- В самом деле? Нет, конечно, не возражаю. А почему?
- В нашем доме временно жить нельзя, - объяснил я.
- Ремонт? - сочувственно спросил Морт, и проще всего было ответить «да».
- Звонков будет немного, - пообещал я. - Только по делам Люка.
- Конечно! - сказал Морт. Он в два глотка уничтожил вареное яйцо «в мешочек». - Еще кофе?
- Как там новые жеребята? - спросил я.
- Приезжайте, поглядите. Приходите после обеда в паддок, мы будем гонять их на корде.
- А что такое корда? - спросила Касси. Морт взглянул на нее со снисходительной улыбкой и объяснил:
- Это такая длинная веревка. Ее привязывают к недоуздку и гоняют лошадей по большому кругу. Верхом на них ведь еще не ездят. Их еще никогда не седлали. Молодые слишком.
- Я бы хотела посмотреть, - сказала Касси, глядя на свой гипс и явно прикидывая, успеем ли мы.
- А где вы жить будете? - спросил Морт. - Где вас искать?
- Еще не знаем, - сказал я.
- В самом деле? А может, здесь поживете? У меня тут есть лишняя кровать. - Он отхватил сразу полтоста и проглотил не жуя. - Вот сами и будете отвечать на свои звонки. Разумно?
- Разумно, - ответил я. - На пару дней… Спасибо большое.
- Значит, решено! - он жизнерадостно улыбнулся Касси. - Дочка будет очень рада. Жены-то у меня нет, знаете ли. Ушла она. И Миранда - это дочка моя - скучает. Ей шестнадцать, и ей не хватает женского общества.
Оставайтесь на недельку! Вам на сколько надо-то?
- Мы не знаем, - сказала Касси.
Он коротко кивнул.
- Верно. Что загадывать-то? Там видно будет.
Он небрежно взял ножик для бумаги и принялся чистить ногти, сразу напомнив мне Джонатана, который все время, сколько я его помнил, чистил ногти острием винтовочной пули.
- Я думал на выходные поехать в Ирландию, - сказал я. - Попробую помириться с Донаваном.
Морт одарил меня ослепительной улыбкой.
- Я слышал, что вы дерьмо и ублюдок и что вас следует, самое меньшее, шесть раз проволочь, привязав за ноги, вокруг ипподрома.
Телефон, стоявший на столе у него под рукой, зазвонил. Морт схватил трубку после первого же звонка.
- Алло! - крикнул он в трубку.
- О! - сказал он. - Привет, Люк! - Он принялся делать мне знаки бровями. - Да. Он здесь. Завтракает.
Морт передал мне трубку, сказав:
- Люк говорит, он только что звонил вам.
- Вильям, - спросил Люк спокойным, понимающим тоном, - как там новые жеребята?
- Отлично. Жалоб пока не было.
- Я думал приехать, поглядеть на них. Оценить, что вы там мне накупили. Послушайте, приятель, окажите мне услугу: закажите номер в «Бедфорд-армс» на двое суток, четырнадцатое и пятнадцатое октября, ладно?
- Ладно, - ответил я.
- Передайте привет Касси, - сказал он. - Приводите ее на обед в «Бедфорд» четырнадцатого, о'кей? Я буду рад с ней познакомиться. Кстати, приятель, от вас я собираюсь в Дублин. Вы едете на ярмарку в Боллсбридж?
- Да, собирался. Умер Ральф Финнеган, будут распродавать его лошадей…
Люк, похоже, одобрил мои намерения.
- И кого вы выберете? Кто у него там лучший?
- Оксидайз. Двухлеток, хорошо выезженный, быстрый, в перспективе следующее дерби. И наверняка очень дорогой.
Люк что-то проворчал.
- Донавану отправите?
- Конечно.
Ворчание превратилось в смешок.
- Ну, увидимся четырнадцатого.
И Люк повесил трубку.
- Что, приедет? - спросил Морт, и я кивнул и сказал ему когда.
- Да, он обычно приезжает в октябре, - сказал Морт. Он спросил, не хотим ли мы посмотреть, как тренируют оставшихся лошадей, но я торопился закончить дела в доме, поэтому мы с Касси вернулись в деревню и для начала заехали в пивную. Хозяин, которого мы сегодня еще не видели, сметал с порога опавшие листья. Он был в своей рубашке с короткими рукавами.
- Вам не холодно? - спросила Касси. Банан, весь вспотевший, в отличие от нас, кутавшихся в пуховки, объяснил, что только что ворочал бочонки с пивом в подвале. Мы сказали, что на время уезжаем, и объяснили почему.
- Заходите, - сказал он, покончив с листвой. - Кофе хотите?
Мы выпили с ним кофе в баре, только он в свое еще добавил мороженого и бренди, а мы отказались.
- Ну конечно, - дружелюбно согласился он, - я буду забирать вашу почту. Бумаги, молоко, все, что хотите. Еще что-нибудь?
- Хватит ли у вас благородства на великий подвиг? - спросила Касси.
Он покосился на нее поверх своей пенистой кружки.
- Выкладывайте!
- Моя желтая машина записана на сегодня на техобслуживание и проверку, и я подумала…
- Не отгоню ли я ее в гараж?
- А обратно вас привезет Вильям, - заискивающе сказала она.
- Для вас, Касси, все что угодно, - сказал Банан. - Прямо сейчас.
- С меня сегодня гипс снимут! - радостно сообщила она. Я посмотрел в ее ясные серые глаза и подумал, что я так ее люблю, что даже смешно. «Не бросай меня! - подумал я. - Останься со мной навсегда. Мне без тебя теперь будет так одиноко. Просто невыносимо…»
Мы все вместе подъехали к нашему домику и оставили машину на дороге, потому что Касси хотела, чтобы Банан вывел из гаража ее маленькое чудище.
Они с Бананом пошли к гаражу, чтобы открыть его, а я, одним глазом глядя на них, направился к Дому, чтобы отпереть входную дверь и подобрать письма, которые падали прямо на коврик.
Домик выглядел таким тихим и мирным, что все наши предосторожности показались ненужными, как заборы на луне.
«Нет, - сказал я себе. - Анджело непредсказуем. Словно вулкан. Вулкану тоже можно желать всего самого лучшего, но ожидать от него разумного поведения по меньшей мере глупо». «Берегись тигров!»
Из гаража послышался какой-то грохот, но в нем не было ничего угрожающего, так что я не обратил внимания.
На коврике лежало шесть конвертов. Я наклонился, подобрал их, проглядел. Три счета Люку, квитанция о налоге на дом, рекламка издательства и письмо Касси от ее матери из Сиднея. Обычные будничные письма, ничего такого, ради чего стоило бы умереть.
Я оглядел напоследок славную гостиную, клетчатые оборки на занавесках, соломенных куколок, раскачивающихся на сквозняке… «Ничего, - подумал я, - скоро вернемся».
Дверь кухни была открыта, свет из окна блестел на белой стене - и в этом свете шевельнулась тень.
«Банан и Касси, - машинально подумал я. - Вошли через дверь в кухне…» Нет. Через эту дверь они войти не могли. Она заперта.
Я не успел ни испугаться, ни как-то среагировать - даже волосы дыбом встать не успели. В дверях появился глушитель пистолета, черный силуэт на фоне белой стены, а вслед за ним - Анджело, весь в черном, распираемый торжествующей ненавистью, похожий на дьявола.
Что-то говорить было бессмысленно. Я мгновенно понял, что он пришел меня убить, что я смотрю в лицо собственной смерти. Анджело был исполнен такой решимости, настолько отдался жестокости, был так опьянен тягой к разрушению, что никто на свете не мог бы остановить его словами.
Я действовал скорее инстинктивно, нежели осмысленно. Схватив бейсбольную биту, которая так и лежала на подоконнике, вцепившись в рукоятку с ловкостью отчаяния, я замахнулся на Анджело единым плавным движением всего тела, от ноги через тело к руке с битой, обрушившись на руку с пистолетом всем своим весом.
Анджело выстрелил мне в грудь в упор, с расстояния шести футов. Я ощутил рвущий удар, и больше ничего. Это даже не помешало мне довершить удар. Через какую-то долю секунды бита ударила Анджело поруке, сломав ему запястье так же легко, как сам Анджело сломал руку Касси.
Удар был так силен, что я потерял равновесие и отшатнулся от двери.
Анджело выронил пистолет и прижал правую руку к телу, взвыв от боли. Он согнулся в три погибели, неуклюже бросился прочь, во входную дверь, и побежал по дорожке, ведущей на улицу.
Я смотрел на него в окно в каком-то странном спокойствии, зная, что сейчас еще ничего не произошло, но вот-вот должно случиться, потому что в моей груди сидит пуля.
Я думал, что Анджело все-таки добрался до треклятого Дерри. Все-таки отомстил. Он знает, что его выстрел попал в цель. Анджело будет уверен, что поступил правильно, даже если ему придется провести остаток жизни в тюрьме.
Должно быть, сейчас, несмотря на сломанную руку, несмотря на грозящее ему заключение, он испытывает неукротимую, безумную радость победы.
Битва окончена, и война тоже. Анджело будет удовлетворен тем, что победил - зримо, материально, ощутимо. В дом вбежали Банан и Касси и с облегчением увидели, что я стою, немного прислонясь к буфету, по всей видимости, целый и невредимый.
- Это был Анджело? - спросила Касси.
- Ага.
Банан посмотрел на валяющуюся на полу бейсбольную биту и сказал:
- Ты его ударил.
- Да.
- Это хорошо! - с удовлетворением сказала Касси. - Пусть теперь сам в гипсе ходит!
Банан увидел пистолет Анджело и нагнулся подобрать его.
- Не трогай, - сказал я.
Он, не распрямляясь, посмотрел на меня вопросительно.
- Отпечатки пальцев, - пояснил я. - Теперь он точно сядет пожизненно.
- Но…
- Он в меня стрелял, - сказал я. Они уставились на меня, сперва с недоверием, потом с тревогой.
- Куда? - спросила Касси.
Я коротко указал левой рукой на грудь. Правая рука отяжелела и бессильно висела. Я равнодушно подумал, что, наверное, порвана часть мускулов, которые ею двигают.
- "Скорую" вызвать? - спросил Банан.
- Да.
«Они просто не понимают, как это серьезно», - подумал я. Они ни видели никаких повреждений, а я заботился в основном о том, как сказать им об этом, чтобы не напугать Касси до смерти.
На самом деле в тот момент я не ощущал ничего особенного, но умом понимал, что вот-вот станет очень плохо. Внутри меня, подобно лавине, нарастали болезненные изменения. Все быстрее и быстрее, но пока терпимо.
- Позвоните в кембриджскую больницу, - сказал я и сам удивился своему спокойствию.
Потом я, сам того не желая, опустился на колени, и беспокойство у них на лицах сменилось ужасом.
- Ты действительно ранен! - воскликнула Касси.
- Я… я… - я не мог придумать, что сказать. Она внезапно оказалась рядом со мной, встала на колени, ощупала меня и с ужасом обнаружила входное отверстие, которого было не видно сквозь теплую куртку, и выходное отверстие на спине, значительно больше первого. Обе раны сильно кровоточили.
- Боже мой! - воскликнула она, совершенно ошеломленная.
Банан подошел посмотреть, и я понял по их лицам, что теперь они все знают, и объяснять уже больше ничего не надо.
Помрачневший Банан отошел, снял трубку, лихорадочно полистал справочник и набрал номер.
- Да, - говорил он. - Да, срочно. В человека стреляли. Да, я сказал «стреляли»… В грудь… Да, жив… Да, в сознании… Нет, пуля застрять не могла. - Он дал адрес дома и коротко объяснил, как доехать. - Да не задавайте вы дурацких вопросов. Скажите им, пусть оторвут задницу…
Да-да, очень серьезное, бога ради, не тратьте времени… Имя? Мое?! Господь всемогущий! Джон Фрисби.
Он гневно швырнул трубку и сказал:
- Они хотят знать, обращались ли мы в полицию. Им-то какое дело?
Я не мог заставить" себя сказать ему, что обо всех огнестрельных ранениях полагается сообщать в полицию. Мне уже становилось трудно дышать.
Однако единственное, что я мог выдавить, стоило того.
- Пистолет… - проговорил я. - В полиэтиленовый пакет не кладите… Конденсат смывает отпечатки…
На лице у Банана появилось изумление. Видимо, он не понимал, что я сказал это сейчас, потому что вскоре уже совсем не смогу говорить. Мне становилось все хуже. Все тело сделалось холодным и липким, на лбу выступил пот. Я кашлянул и вытер рукой красную струйку, которая вытекла изо рта. Меня накрыло волной слабости, и я обнаружил, что тяжело привалился к буфету, а потом мешком осел на пол.
- Вильям! Нет! - воскликнула Касси. Если я когда-нибудь сомневался, что она меня любит, теперь я в этом убедился. Такое бездонное отчаяние поддельным быть не могло.
- Не беспокойся… - выдавил я. И попытался улыбнуться, но, похоже, неубедительно. Я снова закашлялся, и на этот раз крови было еще больше.
Я пытался дышать на дне озера. А озеро становилось все глубже, все новые потоки вливались в него… Это происходило все быстрее и быстрее…
Очень быстро. Я не готов, подумал я. А кто готов?
Я слышал, как Банан настойчиво говорит что-то, но не мог разобрать ни слова. Сознание начало таять. Окружающий мир исчезал. «Я умираю, - подумал я. - Правда, умираю… Слишком быстро…»
Глаза у меня закрылись, потом открылись снова. Дневной свет выглядел странно. Слишком ярким. Я увидел, что лицо у Касси мокрое от слез.
Я попытался сказать «Не плачь!», но мне не хватало дыхания. Дышать сделалось почти невозможно. Откуда-то издалека все еще доносился голос Банана. У меня было ощущение, что все превращается в жидкость. Как будто тело мое тает, и глубокая подземная река выходит из берегов и уносит меня…
Последняя, смутная мысль на краю сознания: господи помилуй, я тону в собственной крови!