Телефонная связь была замечательной, будто он снова перенесся в технически подкованный XXI век. Сергей слышал не только голос Вождя, но и его дыхание, тяжелое и старческое, перетянутое издержками табачного дыма. Докладывал:
— Товарищ Сталин, я поработал над планом работы Комитета. Разрешите отправить письменный вариант к вам для одобрения?
Вождь, видимо, не ожидая такой прыти, а, может, просто выискивая свободное время, взял паузу. Сергей, много раз видя по телевизору процесс курения старым грузином своей трубки, воочию представил, как Вождь пыхтит табачным дымом, думает. Или он собирается ему отказать!
— Хорошо, товарищ Романов, — ворвался в мыслительный ход попаданца голос И.В. Сталина, — ваш курьер принесет его моему секретарю, а уже он положит мне на стол. Я постараюсь просмотреть его в ближайшее время. Потом поговорим. Все у вас?
— Так точно, товарищ Сталин!
— Тогда до свидания, товарищ Романов, — попрощался Вождь и положил трубку.
— До свидания, товарищ Сталин, — попрощался Сергей в никуда. Короткий разговор высосал у него немало сил. Аж горячий пот появился на лбу. Хотя Вождь не отказал ему в разговоре и даже принципиально дважды назвал его товарищем. То есть будущее у великого князя есть!
Положил трубку, закрыл на всякий случай дверь в «телефонную комнату». И ушел обратно в свой временный кабинет. Надо было завершить работу над уже обещанным И.В. Сталину план работы Комитета, а, точнее, по сути, великого князя Сергея Александровича Романова.
Алена Кормилицына, как и ему представилось, была на своем месте и уже дописывала второй лист. Оставалось немного, а пока он еще раз проверит написанный текст. Что же можно сказать? Сам Сергей с высоты двух веков не увидел ничего опасного в смысле содержания, а молодчина Алена переписала красиво, разборчиво и с минимумом ошибок. Единственно, если он ошибся в решительности Вождя в смене политического курса.
Давай еще раз посмотрим, господин попаданец:
— И.В. Сталин в былой реальности впервые открыто обозначил поворот к патриотическому курсу в 1934 году, в ходе, скажем так, обозначения руководством страны отношения к макету школьного учебника по истории. В «Краткой истории ВКП (б)», выпущенной в этой реальности в 1936 году, он еще раз подтвердил свою принципиальную позицию. Дореволюционная история России рассматривалась в целом положительно, если и критиковалась, то умеренно, даже в чем-то уважительно.
— Практические шаги, проводимые И.В. Сталиным, показывали, что он окончательно проходил от диктатуры партии к режиму обычной беспартийной диктатуры на основе дореволюционного строя. С учетом, разумеется, всех изменений, проведенных в ходе Октябрьской революции и Гражданской войны.
— В экономической сфере Вождь, с одной стороны, прочно обустроил социалистическую, точнее государственную экономику. Это и быстрая индустриализация в промышленности, и коллективизация в сельском хозяйстве. И цементировалось все это крепкой идеологизацией в форме культурной революции. «Краткая история ВКП (б)» это ведь только один из шагов власти, пусть и весьма существенный.
Но с другой стороны в этой социалистической системе прочно выстроился крестьянский рынок. И это не только из необходимости уступок крестьянскому менталитету. В условиях хронологического недостатка продовольствия в стране, город и промышленность просто не могли выжить без частного (крестьянского) рынка. И сказав А, надо, хочешь не хочешь, проговорить и все остальные буквы алфавита, и прошлые, дореволюционные признаки стойко выстоят.
То есть, объективно его политика и сам он, великий князь, внешне парадоксально, а на самом деле вполне естественно вписываются в сталинскую политику с 1930-х лет. Но ведь Вождь не машина, не компьютер, он просто человек и субъективные элементы в нем очень хорошо прослеживаются до самой смерти. И даже больше, в старости он четко проявляется, как субъективный персонаж со своими чувствами и эмоциями, которые, может быть, и не вписываются в официальный государственный курс.
И что делать? Сергей посмотрел на секретаря Алену, которая, вот мерзавка (!), плотно работала, но при этом, сидела так, что он хорошо видел и привлекательное лицо, и чудесную для каждого мужчины фигуру. Даже тело поставило не к столу, а повернув к нему, чтобы видел получше. Ух, как она соблазнительна!
— Что такое? — недовольно, но очень кокетливо спросила она, видя (чувствуя) его внимания.
Она, что ли, даже сама не понимает, что делает? Все приходит на уровне рефлексов, в данном уровне, женских рефлексов? Занимательно, черт возьми!
— Алена Михайловна, — начал он ее учить уму — разуму исключительно для того, чтобы отвлечься от тревожных мыслей, ну и совсем немного из того, что она привлекательная молодая красотка и таковых мужчинам — начальникам всегда хочется маленько поругать, — вы молодая, даже юная прелестная красавица, я импозантный мужчина, даже тоже молодой. И поэтому, несмотря на всю мишуру официальных отношений, природа берет свое. Вот, например, как вы сейчас сидите?
— Как сижу? — удивилась она и привлекательно улыбнулась, опять неосознанно, на одних женских рефлексах. Посмотрела, как смогла, на себя, ничего такого не увидела и сердито констатировала: — сижу! Не стоя же мне писать!
Мол, вот ведь пристал со своими занудными и очень непонятными приставаниями, господин-товарищ начальник!
— Ты, Аленушка, конечно, сидишь. Но ведь как сидишь? В пол-оборота ко мне, чтобы я хорошо видел все твои прелести. А для этого, обрати внимание, юбка у тебя чуть ниже колена, что на уровне современной социалистической морали. Но сидя, ты так ее нечаянно задернула, что правая нога, как раз ко мне близкая, оказалась видна почти до бедра. Красивая, кстати, нога, ты вообще красавица!
Алена посмотрела на ноги и сконфузилась. Правая нога действительно оказалась почти полностью обнажена, почти трусики видны! Да и левая была почти в таком виде. Ох, как не скромно!
— Потом посмотри, служебная рубашка у тебя очень строгая, морально устойчивая, застегнутая почти до горла. Но ты ее расстегнула на две пуговицы, так, чтобы показывать, хотя бы немножко, свои прелестные грудки. Тоже правильно, любой мужчина будет смотреть не на лицо, которое у тебя, извини, с излишне мелкими чертами, а ниже, на уровне, понимаешь чего.
Алена, слушая своего начальника, великого князя, густо покраснела. Рубашка на самом деле была смело расстегнута. Вот ведь бл… непристойная женщина! А еще советская девушка, сержант госбезопасности!
Она поспешила дрожащими руками наводить у себя порядок с рубашкой, а строгий и надоедливый, но, в общем-то, строгий и справедливый начальник внезапно перестал ее ругать и даже, наоборот, начал утешать:
— И не зачем ты, Алена, дергаешься. Ты ведь не на сцене и за тобой сотни мужчин не наблюдает. Просто по природе у тебя должна быть семья, муж, лети, наконец. Или ты считаешь, что ты должна в свое время умереть и никого после себя не оставить?
Алена замерла, сосредоточившись на незнакомых ранее мыслях. Отрицательно покачала головой, стеснительно посмотрев на Сергея Александровича.
— А я, со своей стороны, как молодой дееспособный мужчина, невольно смотрю на представительниц прекрасного пола, на тебя, Алена. Не потому, что у меня в голове скабрезные мысли. Я, может быть, в этот момент совсем не понимаю, на кого смотрю, мысленно проговаривая пункты плана. Но глаза будут, милая девушка, смотреть все равно на тебе. Природа-с!
— Ну это же неправильно! — не выдержав, воскликнула Алена, — мы, большевики, должны быть выше этого!
— Это объективная реальность, — мудро сформулировал попаданец, практически зрелый уже мужчина, — и разве товарищ Сталин против этого? Разве он против морально устойчивых советских семей? Что там пишут в «Правде», которую у нас отдельные товарищи тщательно и регулярно штудируют?
Алена Кормилицына, как советская гражданка и сержант госбезопасности, ведомая в границах коммунистической идеологии, увидела знакомые границы и сразу успокоилась. Товарищ Сталин все знает и нам покажет! Даже приструнила своего начальника:
— Ах, Сергей Александрович, как вы меня смущаете! Вроде бы правильные слова говорите, но неправильно ставите акценты. Вначале должно быть общественное, советское, а уже потом личное, семейное.
— То есть, вообще-то, ты, Алена, не против интима? — смеясь, вклинился Сергей в нотации девушки.
— Нет! — опять смутилась, но уже как-то сердито Алена, как-то помедлила, но потом все же высказалась: — вам, мужчинам, только и надо от нас. А поговорить о высоком и изящном вы не желаете!
— М-гм! — задумался теперь Сергей Александрович, сказал впрямую: — по прежней работе скажу — на собраниях можно и поговорить, но наедине вы же сами сводите все к плотской любви. А когда к вам не пристаешь, вы, кстати, обижаетесь еще больше. Мол, не цените, нас, любимых и прелестных.
— Да-а?! — удивилась почему-то девушка, вспомнила некоторые моменты из своей жизни, покраснела.
— В общем, предлагаю вам мировую, — подытожил великий князь: — я не говорю вам никаких замечаний на счет вашей одежды, а вы больше не сердитесь на меня по поводу моих взглядов.
— М-м… — заколебалась Алена, не желая отходить от своей удобной позиции, мол, мужчины — сволочи, а девушки — лапочки. Но когда увидела сердитый взгляд мужчины — начальника, то тяжело взглянув на показ, согласилась: — хорошо уж, только вы взглядом не раздевайте меня при всех, а то я смущаюсь.
Вот ведь актриса лапотная, опять все развернула!
— Пусть так! — согласился Сергей Александрович, как приказал. Потом, по-видимому, решив, что все уже сказано, повернул на рабочую тему: — теперь, Алена Михайловна, к делу. Как у вас с Планом?
Алена вздохнула. Она бы еще поговорила на такую щекотливую, хотя и очень увлекательную тему, как интим. Но раз он включил режим начальника, то ладно. Хочется надеяться, что он не обиделся? Бодро отрапортовала:
— План работы Комитета почти переписан, сейчас осталось несколько строчек. Через пару минут я окончу!
Собственно, большая часть оного Плана уже лежала на его столе. И он как раз вычитывал перед отправкой в Кремль. Так что знал не хуже своей секретарши. Зато этим вопросом мобилизовывал ее на скорую работу. А то он же обещал бумаги сегодня. Очень неприятно будет, когда Вождь потребует у А.Н. Поскребышева, а он и не знает, потому как ему и не привезли.
Алена действительно быстро дописала вторую и третью части Плана — они были небольшие, поскольку эти секретнейшие материалы Сергей Александрович не решился поделиться даже бумагам с грифом «Сов. секретно».
Так что виновником задержки оказался сам председатель Комитета. Но ничего, зато он нашел еще одну грамматическую ошибку, умело прикрытую секретарем, и одну смысловую нелепицу, с которой пришлось бороться уже двоим.
К вечеру все же справились и вызвали фельдъегеря, которого звали пока курьером по ответственным поручениям — целого лейтенанта госбезопасности с стрелковым оружием!
Короче говоря, за сохранение в дороге полученный курьером Планом Сергей Александрович больше не боялся. Такой здоровенный жлоб с наганом и в страшном мундире сотрудника НКВД. Скорее, уж он сам по пути кого-нибудь ограбит.
Ну а пока бумаги шли по Москве в Кремль со скоростью пешехода, Сергей Александрович принялся улучшать материальную базу Комитета. Нет, новых автомобилей он даже не пытался получить, для этого надо было письменное согласования или секретаря ЦК ВКП (б) И.В. Сталина, или председателя В.М. Молотова. И это еще у кого сложнее. А в целом великий князь понимал, что пока Комитет чего-то не добьется, то в верха лезть не приходится — с ходу отобьют. В стране, несмотря на строительство автомобильных и двигательных заводов, все равно чувствовалась острая нехватка машин.
Да и не нужны были Сергею, как председателю Комитета, новые автомобили. Имеющие бы эффектнее использовать! Вот с этим-то и поборолся Сергей Александрович. Лимиты бензина и масел, запасных частей для разных типов и марок, даже людей — шоферов — всего не хватает! При чем ведь нигде не отказывали, но чтобы согласовать со всеми чиновниками, а с каждым необходимо было обязательную докладную с объяснением, что да как да. Ух, замаешься!
Но к концу дня все вопросы с ГСМ и запчастями удалась решить. С шоферами обещал помочь Н.И. Ежов. Честно говоря, такую помощь Сергей видел только в гробу, но ничего не поделаешь, с наркомом НКВД не поспоришь.
А вот с каналами снабжения продовольствием, как и с его номенклатурой и объемом он даже не пытался поработать. Оптимальный вариант для него, как и Комитета в целом, было показаться хорошо И.В. Сталину, а потом, при случае, подсунуть бумажку с надобностью. Тогда еще получится. А так, попаданец понимал, что и с продовольствием в СССР плохо, хотя и не так тяжело, как в начале десятилетия, но и обильного снабжения не было.
Но это опять, если получится показаться Вождю. Хотя, если не получится, то ты уже не уйдешь, а Николай Иванович распорядится отвести в «свою» камеру.
Охо-хо, как же тяжело тут, как аборигены живут? Какой-то моральный дискомфорт постоянно давит на плечи, в итоге пробежишь по улицам Москвы час — другой, а чувство такое, будто весь день на ногах, причем не в столице, а в пустыне.
Обратно, «домой» он вернулся совершенно разбитый, словно не по кабинетам московских чиновников ходил, а был уже (еще?) на допросе у Н.И. Ежова и там подручные орденоносного наркома отдубасили его со знанием дела.
Все, жизнь сегодня подошла к концу, оставалось надеяться, что завтра снова поднимется солнце, и жизнь опять начнется. А пока на кроватку. Сергей помнил, что в его временном рабочем кабинете опять же временно стояла временная (!) железная кровать. Суррогат французской мебели, запаздывавшей из-за границы.
Кровать болезненно походила на прототип в тюремной камере. Правда, там одиночная, а здесь двуспальная. А в остальном все похоже — и белье, и матрац с подушкою, и шерстяное одеяло. А когда он увидел на всем этом штампы НКВД, то у него буквально началась крупная истерика.
Хорошо хоть Алены в кабинете не было, как, впрочем, и остальных сотрудников, иначе у них всех стало бы неприятное впечатление от председателя Комитета. Тот, как капризная балованная женщина, сидел на полу и одновременно плакал и истерически смеялся. И ведь это мужчина за двадцати дет. В ХХ веке это был расцвет человеческой жизни, поскольку за 30 лет мужчина, как и женщина стремительно катились в старческий возраст.
К счастью, нервы у него все же были крепкими, и Сергей отошел от истерики, вымылся холодной водой (в соседней комнате находились все удобства — и туалет, и ванна, и, конечно, умывальник). А там, помяни черта, он и появится, на своем рабочем месте появилась секретарь Кормилицина. Или лучше ее называть сержантом госбезопасности и она оберегала своего начальника от текущей обстановки (текущую обстановку от такого странного начальника)?
Хотя при виде своего председателя девушка так радостно-счастливо улыбнулась, словно солнышко снова появилось. На небе-то светило было уже где-то за зданиями. Москва 1930-х годов была как ниже столице будущего, но все равно заботливо прятала вечернее солнце за зданиями.
Хотя бы какие-то мелкие радости есть и в эту эпоху, — подумал Сергей, помня, однако, что и она сотрудница НКВД, и не только может, но и должна арестовать его в соответствующем положении.
Но пока Алена являлась его ближайшей сотрудницей, хотя и не постельно-интимной, и в таковом состоянии сообщила, что кухня приготовила ужин. Все остальные трудящиеся уже покушали, но нам и еще трем, не имеющим возможности во время покушать. Будете кушать сейчас Сергей Александрович или вам отложить?
Точно собака Павлова, — сделал себе диагноз Сергей. Еще недавно он думал только о сне, но стоило его секретарю сказать о пище, как рот заполнился слюной, а желудок сердито забурчал, что пора уже, надо бы и ему что-то подкинуть.
Поели. На пустой желудок и перловая каша с каким-то непонятным маслом было вкусной. Не фига се, так ведь и всякую дрянь начнешь жевать. А потом все же свалился спать. Темнает уже, пора и нам отдыхать!