Премия, которую должен был получить Тремьен, была учреждена новыми владельцами целой сети недавно отреставрированных гостиниц, решившими покорить конноспортивную общественность размахом своего спонсорства. Они назначили награду для победителя в стипль-чезе и приняли активное участие в организации престижных скачек с препятствиями, уже назначенных на субботу.
Цены за заявки на участие в скачках с препятствиями были такими, что у всех причастных к конноспортивному миру глаза полезли на лоб; взволнованные же владельцы лебезили перед тренерами, поскольку конкурс, по словам Ди-Ди, ожидался феноменальный, а на ипподром предполагалось в целях безопасности допускать только участников состязаний.
Дабы как-то предварить это грандиозное мероприятие, в устраивался этот банкет с раздачей премий, причем приглашений было выписано так много, что практически каждый - желающий мог попасть на него. Обед должен был проходить на трибунах ипподрома с его практически неограниченной вместимостью. Как заметила Мэкки, все это не более чем" показуха и реклама, однако почему бы не воспользоваться случаем и не повеселиться.
Перед тем как тронуться в путь, все мы собрались в гостиной. Тремьен, хоть и претендовал на некое безразличие к одежде, выглядел, однако, к моему удивлению, очень солидно в своем смокинге: седые вьющиеся волосы, сосредоточенные сильные черты лица, излишняя грузность фигуры исчезла в результате мастерской работы портного.
Смокинг Перкина, наоборот, показался мне узковатым для его фигуры, и то, что он сидел на нем в обтяжку, скрадывало различие в габаритах отца и сына.
Появление Гарета удивило всех, и в особенности Тремьена: скрывая за маской самоуверенности свою юношескую застенчивость, он продефилировал к нам в смокинге, о существовании которого никто не ведал; выглядел он весьма изящно и представительно, значительно старше своих пятнадцати лет.
- Где ты это взял? - с недоумением спросил отец.
- Нашел в малиннике, - широко улыбнулся Гарет. - Дело вот в чем: Сэм сказал, что сейчас мы уже одного роста, а смокингов у него два. Вот он и одолжил мне один на время. Здорово?
- Просто великолепно, - с теплотой в голосе согласилась Мэкки. Сама она была одета в блестящее черное платье, отделанное бархатом. - Я смотрю, смокинг Джона выжил после падения в канаву.
Казалось, после того случая прошло много лет, а ведь на самом деле еще две недели и три дня тому назад мы боролись со стихией и выстояли, вернулись к жизни. Шеллертон стал моим обиталищем, моей реальностью. В моем сознании Шеллертон ассоциировался с залитой светом сценой, а. Чизвик - с полутемной галеркой.
- Не наклюкайтесь сегодня вечером, Джон, - обратился ко мне Тремьен. - Утром у меня есть для вас работа.
- А вы знаете, как навечно избавиться от похмелья? - в свою очередь, спросил меня Гарет.
- Как?
- Быть постоянно пьяным.
- Благодарю за совет, - рассмеялся я.
- Сейчас вы уже чувствуете себя достаточно уверенно для проездки Дрифтера, не так ли? - жизнерадостно спросил Тремьен.
- Более или менее.
- Завтра скачите на Бахромчатом. Я его совладелец, имею половинную долю. Пятилетка, в угловом деннике. Потренируйте его брать препятствия.
Должно быть, изумление очень хорошо отразилось на моем лице; я взглянул на Мэкки, увидел, что она улыбается, и все понял: они уже обсуждали этот вопрос с Тремье-ном.
- Во вторую смену. А на Дрифтере, как обычно, в первую.
- Если вы во мне уверены, то я не возражаю, - слабым голосом согласился я.
- Если вы пробудете здесь подольше, - заключил Тремьен, - и удовлетворительно выступите в скачках учеников, то я не вижу препятствий к тому, чтобы вы пересели в любительское седло. Подумайте над этим.
- Стремно, - возбужденно сказал Гарет.
- Мне кажется, ему это не нужно, - вклинился со своим замечанием Перкин, поскольку я медлил с ответом. - Ты не сможешь его заманить.
Вот оно, это предложение, от которого, по словам Ди-Ди, я не смогу отказаться. Я же предполагал, что речь будет идти о деньгах. А он тащил меня, как морковку, в захватывающий дух мир с совершенно иными измерениями.
- Скажите, что вы согласны, - начал умолять меня Гарет.
Опять начинают проявляться признаки импульсивного поведения, подумал я. К черту этот воздушный шар с гелием, обождет немного.
- Я согласен. Благодарю вас.
- На следующей неделе начну ходатайствовать о вашем допуске, - кивнул удовлетворенный и сияющий Тремьен.
Наконец мы все погрузились в «вольво» и отправились в Мэнорхаус навестить Гарри. Гарри приветствовал нас гостеприимной улыбкой на измученном лице и отнесся к искреннему поцелую Мэкки с добродушным юмором.
- Я так рада, что ты остался жив, - срывающимся от подступающих слез голосом сказала Мэкки.
Гладя ее руку, Гарри заметил, что в целом и он рад этому обстоятельству.
- Что ты чувствовал? - с любопытством спросил Перкин, разглядывая перевязанную ногу.
- Все произошло слишком быстро, чтобы я что-либо мог почувствовать, - сказал Гарри, улыбаясь уголком рта. - Хочу заметить, если бы со мной рядом не оказалось Джона, то я отошел бы в мир иной, даже не ведая об этом.
- Не говори так, - воскликнула Фиона. - Мне даже страшно думать об этом. Тремьен, вам пора ехать, иначе вы опоздаете. Мы с Джоном дождемся Эрику и отправимся вслед за вами.
Она поторопилась выпроводить их, проводила до дверей, явно опасаясь, что этот визит может утомить Гарри. В неожиданно опустевшей комнате мы остались с Гарри вдвоем, наши взгляды встретились, в глазах обоих читалась какая-то общая осведомленность.
- Вы знаете, кто это сделал? - В слабом голосе вновь зазвучали нотки отчаяния. Его напряжение бросалось в глаза.
Я покачал головой.
- Не может быть, что это подстроил кто-то из моих знакомых.
Я подумал, что в душе Гарри подразумевал несколько иную мысль: «Я не хочу, чтобы покушавшийся оказался моим знакомым».
- Меня хотели убить, черт возьми.
- Печальное заключение.
- Я не хочу гадать и подозревать. Гоню от себя эти мысли; ужасно сознавать, что кто-то ненавидит меня до такой степени. - Он сглотнул. - Раненая нога доставляет меньше страданий, чем эти мысли.
- Да, - согласился я, а затем с некоторым сомнением добавил: - Может быть, здесь дело не в ненависти. Просто ход в чьей-то игре. Как в шахматах. И этот ход оказался неудачным, не забывайте об этом. Весьма серьезные подозрения относительно вашей вины сменились уверенным предположением о вашей невиновности. Тот, кто подстроил ловушку, добился диаметрально противоположного результата. И это неплохо.
- Попытаюсь утешиться этим.
- Радуйтесь также, что вы остались живы, - кивнул я.
- Попробую, - вымученно улыбнулся Гарри. - Я попросил соседа посидеть со мной, пока вы будете на этом банкете. Что-то я стал трусоват немного.
- Вздор. Впрочем, телохранители никогда не помешают.
- Вам нужна постоянная работа?
В этот момент вернулась Фиона в белой меховой пелерине поверх красного шелкового платья. Она сказала, что ехать на этот обед совершенно не хочет, но вынуждена поддаться на уговоры мужа. Гарри уверил ее, что с ним все будет в порядке, - с минуты на минуту должен прийти его приятель, на прощание пожелал хорошо провести время и сделать приятное Тремьену в столь торжественный для него день Фиона села за руль автомобиля, близнеца машины Гарри, все еще находящейся в розыске. Рядом с ней села Эрика Антон, которая ожидала нас у западного подъезда. Когда я закрывал за ней дверцу, маститая писательница одарила меня неподражаемой улыбкой, мерцающей в ее бездонных глазах, и сообщила нам, что днем долго беседовала по телефону с Гарри.
- Он просил меня оставить вас в покое, поскольку вы спасли ему жизнь, - с ходу объявила она. - Испортил мне все удовольствие.
- Не думаю, что вы прислушаетесь к его просьбе, - весело ответил я.
С переднего сиденья до меня донеслось довольное хихиканье. Оперативная карта предстоящего сражения, по всей видимости, была уже начерчена. Начало боевых действий, вероятно, было отложено до приезда на ипподром, прихорашивания и первых тостов.
Половина конноспортивного мира собралась на этом празднестве, по случаю которого после последнего дневного забега трибуны были в срочном порядке задрапированы блестящей серебристой и черной материей - не ипподром, а какое-то эфемерное великолепие.
- Слишком театрально, - неодобрительно оценила Эрика весь этот декор.
С ней трудно было не согласиться, однако я не находил в этом ничего плохого. Такая обстановка создавала уют, поднимала настроение, способствовала разговорам - словом, всему тому, для чего люди ходят на праздничные •" w обеды. Вместо криков букмекеров "сейчас на ипподроме звучала мягкая музыка. Фиона взглянула на схему размещения гостей и предложила встретиться у столика номер шесть. Фиону и Эрику сразу же окружила толпа гостей, я же отчалил от них и стал прогуливаться. Некоторых людей я знал в лицо, большинство же были мне незнакомы. Нечто подобное ощущается, когда ты оказываешься на похоронах среди мало известных тебе родственников умершего.
Что-то слишком часто я стал задумываться о смерти.
Ко мне подошел Боб Уотсон вместе с Ингрид. Одет он был в темно-серый костюм, неброскую красоту Ингрид оттеняло светло голубое платье.
- Вы, как всегда, при хозяине, - дружелюбно заметил Боб. - Нам он тоже прислал приглашения.
- А здесь вполне недурно, - откликнулся я.
- Завтра вы проезжаете Бахромчатого, - с какой-то полувопросительной-полуутвердительной интонацией сказал Боб. - Будете тренировать его брать препятствия. Хозяин только что сообщил мне об этом.
- Да.
- С этой лошадкой вам придется попотеть, - съехидничал Боб, оглядываясь по сторонам. - Не ипподром, а какой-то египетский бордель, не так ли?
- Никогда там не был, поэтому мне трудно судить.
- Очень смешно.
Ингрид хихикнула, но смех ее под взглядом мужа тут же оборвался; чуть позже я заметил, что весь вечер она не отходила от него ни на шаг. Это можно было бы расценить как ее неуверенность в себе, однако со слов Мэкки я прекрасно помнил, что эта маленькая тихоня Ингрид держит своего мужа в узде, уж она никогда не допустила бы никаких его шашней со штучками, подобными Анжеле Брикел, и да поможет ему Бог, если он все-таки что-то с ней имел.
Сэм Ягер, никогда не упускающий случая покрасоваться перед другими, заявился в белом смокинге, отдав Гарету на время свой черный. Из-под отворотов смокинга выглядывали кружева рубашки. За его внешне самоуверенными манерами я заметил некоторую напряженность. Дун все-таки достал его своими подозрениями.
- Этот полицейский говорит, что у меня есть инструменты, что лучше меня никто не знает расположение моего обиталища, к тому же он считает, что у меня были все возможности подстроить эту ловушку; он проверил расписание тех забегов в Эскоте, в которых я участвовал, и пришел к выводу, что между первыми двумя и последним у меня вполне могло хватить времени, чтобы смотаться в Мэйденхед и угнать машину Гарри. Я сказал, что это нелогично: за каким лешим мне понадобилось бы это делать, - ведь если ловушка была подстроена мной, то в моих интересах было бы, чтобы машина Гарри оставалась там после скачек; он же записал мой ответ с таким видом, будто я во всем признался.
- Он методичен и настойчив.
- Он прислушивается к вашему мнению, - заметил Сэм. - Мы все обратили на это внимание. Не могли бы вы убедить его в том, что у меня и в мыслях этого не было?
- Я могу попробовать.
- После того как вы ушли, он созвал всех своих ищеек, - продолжал жаловаться Сэм, - и они примчались ко мне со своим снаряжением для подводных работ, крючьями и мощным магнитом. Они извлекли со дна дока кучу мусора и хлама: какую-то велосипедную раму, ржавые железки, полуразвалившиеся створки ворот… Я и не догадывался, что все это у меня валяется. Они и еще что-то нашли, но только мне не показали. Дун уверен, что все это в воду побросал я, рассчитывая, что Гарри обязательно на что-то напорется. И его действительно угораздило. Так вот я и хочу вас спросить, как вышло, что вы сами не поранились, прыгнув за ним в воду?
- Я еще в юности научился прыгать в мутную воду, когда не видно дна. Поэтому я принял меры предосторожности: очутившись в воде, я, прежде чем встать на ноги, тщательно ощупал ими дно.
- Как, черт побери, вам это удалось? - уставился он на меня.
- Прыгнуть в мутную воду? Когда ноги входят в воду, необходимо поджать колени и свернуться в клубочек. Тело превращается в своего рода поплавок. Можете когда-нибудь попробовать это сами. Кроме того, не забывайте, что под моей одеждой был воздух, который тоже помог мне " удержаться на плаву.
- Дун спросил у меня, не оставлял ли я вашей куртки и ботинок в автомобиле Гарри. Коварный подонок. Теперь я понимаю, что испытывал Гарри, находясь под подозрением. Ощущение такое, будто твое тело виток за витком обвивает удав, а затем начинает стискивать свои гребаные кольца. Что бы ты ни сказал, он все переиначивает на свой лад. А выглядит таким безобидным. Он довел меня до того, что я проиграл сегодняшний дневной заезд. Оставим наш разговор между нами. Не знаю даже, какого черта все мы вам обо всем рассказываем. Вы ведь даже не наш сосед.
- Может, именно поэтому.
- Да, вполне возможно.
Выпустив пар и излив свое негодование, он повернулся к даме средних лет, которая коснулась его плеча, видимо, тронутая всеми переживаниями, выпавшими сейчас на его долю. Тремьен как-то сказал мне, что владельцы либо обожают манеры Сэма, либо ненавидят их. Женщины его любят, мужчин примиряет с ним только его мастерство.
Нолан, стоявший в нескольких футах от нас и мрачно наблюдавший за Сэмом, решил излить на меня свою желчь.
- Я не желаю, чтобы вы постоянно наступали мне на пятки, - с нажимом заявил он. - Почему бы вам не убраться из Шеллертона?
- Я не заставлю вас долго ждать.
- Я сказал Тремьену, что будут большие неприятности, если часть моих забегов он отдаст вам.
- Ах!
- У Тремьена хватило наглости заявить, что это была моя гребаная инициатива, хотя он прекрасно знает, что это была просто долбаная трепотня. - Он уставился на меня. - Не пойму, что нашла в вас Фиона. Я говорил ей, что вы со своим смазливым личиком не что иное, как мешок с дерьмом. Вам давно уже пора дать пинка под зад. Держитесь подальше от ее лошадей, поняли?
Я догадался, что его, как и всех остальных, мутило от той удушливой атмосферы, которая сгустилась в связи с убийством Анжелы Брикел; Нолана к тому же несомненно тяготили воспоминания о недавнем судебном процессе и вынесенном обвинении - одно накладывалось на другое. У меня не было ни малейшего шанса когда-нибудь достичь тех высот в верховой езде, которые он уже давно покорил, и Нолан прекрасно знал это. Образно выражаясь, Фиона никогда не сбросила бы его с седла.
Когда Нолан удалился, на его месте моментально нарисовался Льюис, одаривший меня злобным подобием улыбки:
- Нолану вы как кость в горле, милейший.
- И не говорите.
Льюис еще не успел набраться. Так же как и его брат, он пришел на банкет один, хотя Гарри как-то упомянул разговоре, что Льюис женат, однако его затворница-жена предпочитает оставаться дома, чтобы, не видеть пьяных выходок мужа.
- Нолан привык быть в центре всеобщего внимания, а вы узурпировали его трон, - продолжал Льюис.
- Вздор.
- Фиона и Мэкки теперь уже не с него, а с вас не сводят восторженных глаз. А Тремьен, а Гарет… - Он хитро и как-то искоса взглянул на меня. - Держите свою шею подальше от рук моего братца.
- Льюис! - Абсолютное отсутствие каких-либо братских чувств поразило меня больше, чем его предостережение. - Смотрите, как бы он вам не свернул шею.
- Иногда я его ненавижу, - откровенно признался Льюис и, круто повернувшись, зашагал прочь, считая, что сказал вполне достаточно.
Гости с бокалами в руках то сходились, то расходились, менялись местами, громко приветствовали друг друга, будто не виделись годами, хотя наверняка большинство из них уже встречались на ипподроме во время дневных заездов. С лица Тремьена не сходила широкая улыбка, он с большим достоинством принимал теплые, искренние поздравления. Неожиданно ко мне угрем проскользнул Гарет:
- Он это заслужил, не так ли?
- Несомненно.
- И это заставляет задуматься.
- О чем?
- Я имею в виду, что он только отец. - Он напрягся, пытаясь выразить свою мысль более определенно. - Люди живут парами, ему же, кроме детей и друзей, не с кем разделить свою радость.
- Очень глубокое суждение, - заметил я.
- Я исчезаю. - Ему стало неловко от моего комплимента. - Во всяком случае, я за него очень рад.
Он снова куда-то юркнул, а через минуту вереница приглашенных уже направлялась в импровизированный банкетный зал, гости усаживались на не совсем удобные стулья по десять человек за один стол, в неярком свете горящих свечей листали меню и знакомились со своими случайными соседями. За столом номер шесть мне было выделено место между Мэкки и Эрикой Аптон. Они пришли раньше и уже сидели.
Казалось, Эрика - это сама неизбежность. Впрочем, я подозревал, что до моего прихода Фиона переложила несколько карточек: ее нетрудно было уговорить.
- Это я попросила предоставить мне место рядом с вами, - пояснила Эрика, будто читая мои мысли, - и сделала это, как только узнала, что вы будете сидеть за этим столом.
- Э-э… А почему, позвольте спросить?
- Неужели вы так не уверены в себе?
- Все зависит от того, кто со мной рядом.
- А сами по себе? Когда вы один?
- В пустыне уверенности хоть отбавляй, а вот наедине с карандашом и бумагой - наоборот.
- Разумно.
- А вы? - спросил я.
- На подобного рода вопросы я не отвечаю.
По ее чопорному голосу и церемонной посадке головы я понял, что уступок не будет и мне предстоят суровые испытания, нечто вроде налета тяжелых бомбардировщиков.
- Я бы мог взять вас с собой в пустыню. Она оценивающе посмотрела на меня долгим пронизывающим взглядом.
- Надеюсь, это не акколада?
- Предложение.
- Со времени нашей прежней встречи вы поднабрались храбрости.
Эрика умела, сказав свою последнюю реплику, оставить собеседника с открытым ртом и не дать ему возможности ответить. Удовлетворенная, она повернулась к Нолану, сидящему рядом с ней с другой стороны. Я заметил, что Мэкки радостно улыбается.
- Нашла коса на камень, - поздравила она меня. Я разочарованно покачал головой.
- Если бы я умел писать, как она… или скакать, как Сэм, как Нолан… если бы я хоть что-нибудь мог делать так мастерски, то был бы счастлив.
- Попробуйте себя в кулинарии, - мягко и ласково улыбнулась Мэкки.
- К черту кулинарию! Она рассмеялась:
- А я слышала, что ваш банановый пломбир обладал такой убойной силой, что Гарет даже проспал занятия.
Перкин, сидящий рядом с ней по другую руку, что-то проворчал, пытаясь привлечь внимание жены. Некоторое время я наблюдал за Тремьеном, главой нашего стола, который пользовался явной благосклонностью супруги одного из спонсоров - непрерывно болтающей и безвкусно одетой дамочки. Он, несомненно, предпочел бы ей общество Фионы, сидящей рядом с другой стороны, но положение обязывало - за награду следовало платить вежливостью. Он взглянул через стол, увидел мою улыбающуюся физиономию, прикинул, о чем я в данный момент думаю, и, подмигнув, иронически улыбнулся.
Тремьен по-хозяйски расправлялся с суфле из осетрины и бифштексом «Веллингтон». Сидящий по другую сторону от дамочки Льюис тем временем достал из кармана фляжку водки, налил полный высокий стакан, опрокинул в рот и вновь спрятал бутылку. Фиона хмуро смотрела на него: пьянство Льюиса, даже на мой взгляд, было в высшей степени бессовестным. Казалось, что, убедив суд в своей невменяемости, он вновь и вновь пытается доказать это.
С угрюмым видом, ерзая на стуле между Льюисом и Перкином, что-то быстро уплетал Гарет; выглядел он уставшим. Перкин с братской покровительственностью велел ему прекратить стучать ногой по ножке стола, и Гарет еще больше надулся. Мэкки что-то миролюбиво проворковала, но Перкин лишь огрызнулся в ответ.
Мэкки повернулась в мою сторону и, нахмурившись, спросила:
- Что происходит со всеми?
- Напряжение.
- Из-за Гарри? - Она кивнула, как бы соглашаясь сама с собой: - Все мы притворяемся, но избавиться от чувства недоумения невозможно… А на этот раз все значительно хуже. Тогда мы, по крайней мере, знали, как умерла Олимпия. Смерть Анжелы Брикел вывела всех из равновесия. Жизнь стала какой-то беспокойной.
- Вы в безопасности, - сказал я. - Вы и Перкин. Думайте о своем ребенке.
После моих слов ее лицо как-то само собой просветлело. Мысль о ребенке как бы сняла мрачный налет дурных предчувствий.
До меня донесся голос Перкина. Тоном кающегося грешника тот шептал:
- Извини, дорогая. Извини.
И Мэкки, всепрощающая Мэкки, лидер среди них двоих, вновь повернулась к нему. Интересно, мимолетно промелькнула мысль, будет ли Перкин заботливым отцом?
Банкет продолжался: начались речи. Лощеные джентльмены, которых Мэкки, комментируя для меня происходящее, назвала гималайскими вершинами жокей-клуба, осыпали с соседнего стола комплиментами Тремьена и отвешивали поклоны спонсору. Спонсор, муж той безвкусно одетой болтушки, произнес панегирик в адрес Тремьена, который выслушал его с вниманием и лишь слегка поморщился, когда оратор нечетко произнес кличку его любимца - вместо Заводного Волчка получился какой-то Попрыгунчик. Затем лакей в фирменной ливрее гостиницы «Каслхаусез» вынес поднос, на котором был установлен собственно приз - серебряный кубок, оправленный по окружности фигурками скачущих лошадей. Поистине достойная награда для такого случая.
Тремьен сиял от удовольствия. Он принял кубок. Все зааплодировали. Замигали вспышки фотоаппаратов. Тремьен произнес краткую речь, в которой выразил благодарность спонсорам, своим друзьям, работникам, жокеям, всему конноспортивному братству. Закончив говорить, Тремьен с облегчением сел. Все снова бросились его поздравлять, долго не смолкали громкие аплодисменты. Я начал сомневаться, многие ли из этих людей захотят купить книгу с его жизнеописанием и захочет ли сам Тремьен после сегодняшнего вечера, чтобы эта книга была написана.
- Разве не великолепно? - воскликнула сияющая Мэкки.
- Да, конечно.
Зазвучали танцевальные мелодии. Гости начали вставать из-за столов, многие подходили к Тремьену и дружески хлопали его по плечу. Перкин пригласил Мэкки, и они направились в сторону танцплощадки, примыкающей к нашему столу. Нолан пригласил Фиону, Льюис продолжал бороться с горячительными напитками, Гарет куда-то исчез, спонсор увел жену к своему столу. Мы с Эрикой остались вдвоем.
- Вы танцуете? - спросил я.
- Нет. - Она изучала обстановку затухающего праздника. - Герцогиня на балу в Ричмонде, - добавила она.
- Завтра вы ожидаете Ватерлоо?
- Иногда приходят подобные мысли. Кто же Наполеон?
- Противник?
- Конечно.
- Не знаю, - ответил я.
- Пошевелите мозгами. Как насчет проницательности через воображение?
- Мне показалось, что вы не верите в эту идею.
- К данной ситуации она подходит. Кто-то пытался убить Гарри. Это вызывает чрезвычайное беспокойство. Откуда это беспокойство?
Мне показалось, что она ждет ответа, поэтому я начал излагать свои соображения:
- Все было подстроено заранее. Анжела Брикел могла погибнуть, а могла и нет; что касается Гарри, то ловушка для вашего племянника готовилась очень тщательно.
Она чуть-чуть расслабилась.
- Боже милостивый! - ошеломленно воскликнул я.
- Что? О чем вы сейчас подумали? - вновь насторожилась она.
- Мне необходимо поговорить с Дуном.
- Вы знаете, кто это сделал? - настойчиво спросила она.
- Нет, но теперь я знаю то, что было известно ему. - Я нахмурил брови. - Всем это известно.
- Что именно? Объясните, пожалуйста.
В задумчивости я бросил на нее рассеянный взгляд.
- Не думаю, что это так уж важно, - наконец изрек я.
- Так что же это? - не унималась Эрика.
- Дерево легче воды.
На ее лице отразилось недоумение:
- Да, разумеется.
- Деревянные доски, которые провалились в воду вместе с Гарри, не всплыли, а остались на дне.
- Почему же?
- Необходимо выяснить. Дун сможет докопаться до причин.
- Что это означает?
- Примерно вот что: никто не мог быть абсолютно уверен, что Гарри напорется на какую-то железяку и моментально захлебнется. Теперь предположим, что он жив и плавает на поверхности. Ему доводилось бывать в том месте во время вечеринок Сэма, и он знает, что в доке вдоль стены тянется швартовочный причал с возвышением; он также знает, что существует дверь, и сквозь металлическую решетку видит реку. Как бы он выбрался? Она покачала головой.
- Расскажите.
- Дверь открывается наружу. Если вы внутри и стоите на возвышении - глубина всего шесть дюймов, а не шесть футов, как в самом доке, - а вокруг плавают три или четыре доски, то одной из них, как тараном, вполне можете вышибить замок или разломать саму дверь. Вы такая же мощная и сильная, как Гарри, плюс к тому промокли до нитки, озябли и вас душит гнев и отчаянная злость. Как долго вы будете бороться с этой дверью?
- Думаю, что не очень долго.
- Когда Наполеон поднялся на эллинг, то он не услышал шума борьбы Гарри за свою жизнь. Мы сидели молча. - Я вновь нахмурился. - Что же касается того, как долго враг нас поджидал, то это никому пока не известно. Он мог где-нибудь спрятаться, когда услышал звук подъезжающего автомобиля Гарри.
- Когда вашу книгу опубликуют, вышлите мне экземпляр, - неожиданно попросила Эрика. (У меня даже рот открылся от удивления.) - Тогда я объясню вам разницу между проницательностью и изобретательностью.
- Вы знаете, как уколоть, - поморщился я.
Она начала было говорить что-то еще, но мысль закончить так и не успела. Что-то случилось на танцплощадке, и наши головы одновременно повернулись в сторону танцующих - похоже было, что там уже началась драка: на фоне непрекращающейся приятной музыки что-то с ужасным треском ломалось, падало, ревело. Мы разглядели две сцепившиеся фигуры.
Сэм… и Нолан.
Белый смокинг Сэма и кружевные манжеты были испачканы кровью. Рубашка на Нолане была разорвана - вся волосатая грудь нараспашку. Обмениваясь мощными ударами, они кружились и маневрировали менее чем в десяти футах от стола номер шесть, и как-то так получилось, что я автоматически поднялся - желания вмешиваться у меня не было; видимо, сработал инстинкт самосохранения.
Перкин попытался их растащить, но тут же рухнул от удара Нолана, который работал кулаками так же быстро и хорошо, как и управлял лошадьми. Хорошенько не подумав, я вышел на площадку, решив на этот раз испробовать словесный метод убеждения.
- Вы два безмозглых дурака, - сказал я и подумал, что это далеко не самая подходящая фраза в данной ситуации.
Нолан на долю секунды отвлекся от Сэма, мастерски съездил мне по физиономии и очень вовремя вновь переключился на своего основного противника, парировал его размахнувшуюся в броске руку и ударил Сэма в пах. Тот согнулся. Нолан занес руку, чтобы нанести удар по его незащищенной шее.
В этот момент, больше инстинктивно, чем сознательно, я всем корпусом бросился на Нолана и оттолкнул его. Он повернул в мою сторону искаженное от бешенства лицо и быстро переключил свой гнев на меня.
Я смутно ощущал, что танцующие уже рассеялись, как утренний туман, освободив площадку; с большей степенью уверенности я ощущал, что Нолан на голову выше меня в открытой кулачной схватке.
Странные люди эта конноспортивная братия, мелькнула у меня мысль. Вместо того чтобы задержать и утихомирить Нолана, они окружили нас, оставив пространство наподобие ринга. Когда же смолкли последние аккорды музыки и оркестр позволил себе незапланированный антракт, раздался пьяный, с аристократическими интонациями голос Льюиса:
- Пять к четырем. На новичка.
Все рассмеялись. Все, кроме Нолана. Сомневаюсь, слышал ли он вообще что-нибудь. Его уже захлестнула волна ненависти, поднявшаяся из мрачных глубин его дикой натуры; в этом неудержимом потоке смешалось все: возбуждение, гнев, обвинение в убийстве, содержание под стражей… он себя уже не контролировал.
Я повернулся к нему спиной и отошел на пару шагов. Все мои знания в области борьбы сводились исключительно к уловкам и хитростям. По лицам «зрителей» я определил, что он пошел за мной, и, когда непосредственно позади себя почувствовал движение воздуха и услышал шуршание его одежды, я резко присел на одно колено, затем, мгновенно развернувшись и распрямившись, снизу вверх изо всех сил саданул по наклонившейся ко мне груди - прямо под ребро, после чего перенес на него весь вес моего тела так, чтобы оторвать от земли и лишить опоры; прежде чем он сообразил, в чем дело, его запястье уже было перехвачено и рука зафиксирована в надежном болевом захвате; я стоял за его спиной - мой рот на уровне его уха.
- Безмозглый кусок дерьма, - с нажимом сказал я. - Ты что, не видишь, здесь собрался весь жокей-клуб. Разве допуск к участию в скачках для тебя ничего не значит?
Вместо ответа он ухитрился лягнуть меня по голени.
- Раз так, то я буду скакать на всех твоих лошадях, - опрометчиво сказал я.
Ослабив захват, я с силой толкнул его прямо туда, где стояли Сэм, Перкин и открывший рот Гарет. К счастью, на этот раз он попал в объятия дюжины рук, которые удержали его от дальнейших безумств; однако Нолан все равно не желал успокаиваться, он выкручивался и вырывался, наконец повернул ко мне свое разъяренное лицо и в бешенстве крикнул:
- Я убью тебя.
Не сдвинувшись с места, я выслушал эти слова и подумал о Гарри.