В то воскресенье эта находка никак не отразилась на размеренной жизни Шеллертона, поскольку вначале никто не знал, чьи это кости покоятся среди сухих кустов ежевики и бурых стволов спящих дубов.
Лесник отправился домой насладиться воскресным обедом и только после трапезы позвонил в местную полицию, полагая, что поскольку кости явно лежат давно, то безразлично, когда об этом узнают власти - часом раньше или часом позже.
В усадьбе Тремьена, после того как были произнесены все тосты за будущего Викерса, центр внимания переместился на мои труды: Гарет показал Фионе пару моих путеводителей, та пришла в изумление и показала их Гарри. Нолан как бы невзначай взял «Сафари» и заявил, что только полнейший кретин может поехать в Африку охотиться на тигров.
- В Африке нет никаких тигров, - сказал Гарет.
- Правильно. Поэтому поехавший и есть полнейший кретин.
- Э… это шутка, - промямлил Гарет, явно почувствовав, что может сам оказаться в дураках. - Очень смешно.
Нолан, хоть и был ниже всех ростом, явно господствовал в гостиной, затмевая даже Тремьена. Его звериная энергия в сочетании с сильными и мрачными чертами лица, казалось, заряжает сам воздух статическим электричеством, способным в любой момент генерировать разряд. Можно было представить, как этот разряд пронзил молниеносно сердце Мэкки. Можно было представить, как этот разряд ударил по шее Олимпии. Реагировать на Нолана с позиции хоть сотой доли здравого смысла было бесполезно, он подчинялся только инстинктам.
Тетка Гарри изучала содержание «Арктики» с таким приторным видом собственного превосходства, с каким обычно отчитывают прислугу.
- Просто пугающе грубо, - Ее голос был такой же томный, как и у Гарри, однако в нем не было той Богом данной прелести.
- Э-э… - промычал Гарри, - я вас как следует не представил. Прошу любить и жаловать - моя тетушка Эрика Тудхэвен. Она писательница.
В его глазах струились целые скрываемые потоки озорства. Фиона взглянула па меня с намеком на улыбку, и я подумал, что оба они смотрят на меня так, будто вот-вот бросят на съедение львам. Предвкушение удовольствия - коротко и ясно.
- Эрика, - начал Гарри, - эти книги написал Джон.
- И еще он написал роман, - пришел на помощь Тремьен, хотя я не был уверен, что нуждался в ней. - Его собираются публиковать. Сейчас Джон пишет мою биографию.
- Роман, - в той же манере повторила тетка Гарри. - Собираются публиковать. Как интересно. Я тоже пишу роман. Под моей девичьей фамилией, Эрика Антон.
Бросили-таки, осознал я, на съедение литературному льву. Даже не льву, а львице, причем настоящей. Репутация Эрики Антон была хорошо известна в литературных кругах - она была обладательницей приза «Пяти звезд»: за эрудицию, элегантность синтаксиса, запутанную подоплеку, глубокое проникновение в характеры героев и всестороннее знание проблем инцеста.
- Ваша тетушка? - переспросил я Гарри.
- По мужу.
Тремьен вновь наполнил шампанским мой бокал, как будто чувствовал, что мне не повредит добрый глоток.
- Она вас съест, - на выдохе шепнул он.
В тот момент, взглянув на нее из противоположного угла комнаты, я усмотрел в ней что-то несомненно хищное. Вблизи же она оказалась стройной седоволосой женщиной с проницательными глазами, на ней был серый шерстяной костюм, туфли на низком каблуке и никаких драгоценностей. Стереотипная тетушка, подумал я; за малым исключением - тетушки других племянников не были Эрикой Антон.
- О чем же ваш роман? - поинтересовалась она. В голосе звучали покровительственные нотки, но я не придал этому значения: она имела на это право.
Все остальные также ожидали моего ответа. Невероятно, думал я, девять человек в одной комнате и не разбились на группы, и не ведут между собой шумных разговоров.
- О проблемах выживания, - вежливо ответил я. Все слушали. Все всегда слушали Эрику Антон.
- Каких проблемах? - спросили она.; - В какой области? Медицинской? Экономической? Созидательной?
- Роман о том, как группа путешественников в результате землетрясения оказалась отрезанной от внешнего мира. И о том, как они вышли из этого положения. Он называется «Долгая дорога домой».
- Как оригинально, - заключила она.
Она не собирается переходить в открытое нападение, подумал я. Видимо, она прекрасно понимала, что ее произведения - это предел, которого я никогда не достигну, и в этом она была совершенно права. Тем не менее я вновь почувствовал прилив какого-то слепого безрассудства, сродни тому, что испытал, когда ко мне подвели Обидчивого: ведь в тот момент я тоже не был уверен в себе, однако вскочил в седло и поскакал.
- Мой редактор говорит, - сухо продолжил я, - что «Долгая дорога домой» повествует на самом деле о духовных последствиях унижения и страха.
Она сразу же почувствовала вызов. Я заметил, как напряглось ее тело, видимо, то же произошло и в сознании.
- Вы слишком молоды, чтобы со знанием дела писать о духовных последствиях. Слишком молоды, чтобы иметь закаленную душу. Слишком молоды для той глубины понимания, которое приходит только через страдания.
Неужели в этом заключается правда, подумал я. Когда же человек перестает быть слишком молодым?
- А благополучие не ведет к проницательности? - спросил я.
- Ни в коем случае. Проницательность и интуиция взрастают на каменистой почве. До тех пор, пока вы не испытаете страданий, или не поживете в бедности, или не познаете ужаса меланхолии, у вас будет порочное восприятие.
Пришлось проглотить эту отповедь. Но чем же ответить?
- Я беден. Говорю вполне искренне. Беден настолько, что хорошо осознал простую истину: нищета убивает моральные силы.
Она смотрела на меня, как хищник на добычу, примериваясь, куда бы вонзить когти.
- Вы легковесная личность, - заключила она, - если не можете прочувствовать моральной силы искупления и примирения в нужде и бедствиях.
Пришлось проглотить и это.
- Я не ищу святости. Я ищу проницательности через сочетание воображения и здравого смысла.
- Вы несерьезный писатель.
Ужасное обвинение. Самое худшее в ее устах.
- Я пишу, чтобы содержать себя.
- А я пишу, - просто ответила она, - чтобы просвещать народ.
Достойного ответа я найти не смог. Криво улыбнувшись, я с поклоном признал:
- Сдаюсь, побежден.
Она радостно рассмеялась, ее мускулы расслабились. Львица расправилась со своей жертвой. Все встало на свои места. Она повернулась к Фионе и о чем-то с ней заговорила. Я залпом осушил свой бокал шампанского, и в этот момент рядом со мной очутился Гарри.
- А вы держались очень неплохо, - сказал он. - Прекрасная блиц-дуэль.
- Она растоптала меня.
- Не обращайте внимания. Просто хорошая разминка.
- Это вы все подстроили. Гарри усмехнулся:
- Она позвонила сегодня утром. Ну я и пригласил ее. Не смог удержаться.
- Приятель, называется.
- Но ведь признайтесь откровенно. Вам же понравилось.
- Куда мне до нее, - вздохнул я.
- Она более чем в два раза старше вас.
- Поэтому вдвойне и обидно.
- Серьезно, - сказал он, видимо, думая, что мое "я" нуждается в заплатке, - эти путеводители просто великолепны. Вы не будете возражать, если мы захватим несколько экземпляров домой?
- Но они принадлежат Тремьену и Гарету.
- Тогда я спрошу у них. - Он проницательно взглянул на меня. - Ваше мужество не пострадало?
- Что вы имеете в виду?
- Вас задел этот спор. Не надо быть таким щепетильным.
- Мой редактор называет это импульсивным поведением, - усмехнулся я. - Он говорит, что в один прекрасный день я стану его жертвой.
- Вы выглядите моложе своих лет, - загадочно произнес Гарри и, повернувшись, направился в сторону Тремьена.
На месте Гарри с бокалом шампанского, к которому она так и не притронулась, возникла Мэкки и без промедления начала лечить мои расстроенные чувства.
- С ее стороны было несправедливо называть вас легковесным, - заявила она. - Гарри не следовало ее приводить. Я знаю, ее очень почитают, но она может довести до истерики. Я сама видела.
- Мои глаза сухи, - ответил я. - Вы пьете свое шампанское?
- Лучше не пить, мне кажется.
- Тогда, может быть, уступите его ходячему раненому?
Она улыбнулась своей очаровательной улыбкой, и мы поменялись бокалами.
- На самом же деле я не поняла многое из того, что говорила Эрика.
- Она говорила о том, что умнее меня.
- Готова спорить, что падающих с коня в обморок она не сумеет поддержать.
Как сказал Тремьен, Мэкки была «милой молодой женщиной».