Последние послеполуденные часы, оставшиеся до наступления вечера, я провел, делая покупки в магазинах. Меня сопровождала мать, платившая за все по кредитной карточке и давно уже смирившаяся с моими расходами.
- По-моему, ты не застраховался на случай кражи твоей зимней одежды, подъемного механизма и красок, - сказала она.
Я покосился на ее профиль, стараясь сдержать улыбку.
Мать вздохнула.
- Я застраховал свой джип, - сказал я.
- И то хорошо.
Вернувшись в дом в Кресчент-парке, я переоделся. Галифе, жакет на подкладке, шлем и защитные очки я должен был вернуть Эмили, как только представится возможность. Айвэну я сказал (предварительно созвонившись с Маргарет Морден), что кредиторы пивоваренного завода оказались сговорчивы и согласились встретиться в понедельник.
- Почему бы тебе не остаться здесь? - спросил меня Айвэн не без раздражения. - Твоя мать была бы очень довольна.
Я не рассказал ему о нападении на меня и об ограблении моей хижины, чтобы не причинять ненужных волнений, а он не допытывался, где и как я схлопотал синяк под глазом. Я нашел такое объяснение необходимости моего отъезда, которое могло бы удовлетворить Айвэна.
- Сам хочет, чтобы я приехал к нему… и вообще… надо как-то решить вопрос с кубком.
Айвэна это устроило. Он кивнул, соглашаясь со мной:
- Спрячь его понадежней. Потом мы втроем обедали. Эдна опять оказалась на высоте. После обеда я пожал Айвэну руку, обнял мать, нагрузился своими сумками и коробками, добрался до вокзала, сел в поезд «Роил Хайлэндер» и проспал всю дорогу до самой Шотландии.