171008.fb2
В понедельник утром все еще шел дождь. Джеймс со своим семейством отправился на юг. Роберт выехал из замка, чтобы встретить гостей в Краси и порыбачить на Спее. Приехал Джед - забрать меня отсюда и вернуть в прежнюю жизнь.
Он привез с собой дубликаты кредитной карточки и чековой книжки, которые переправил к себе домой до моего возвращения. Из Инвернесса Джеду сообщили, что моя волынка готова. Один из «Лендроверов» дядиного поместья Джед отрядил в мое временное пользование и одолжил мне мобильный телефон на случай, если понадобится связаться с Лондоном или Редингом. В горах такая связь ненадежна, но это лучше, чем ничего, добавил Джед.
- Спасибо, - все, что я мог сказать ему, а он покачал головой и широко улыбнулся, пожав плечами.
- На твоей хижине новый замок, я уже говорил тебе об этом, а вот два ключа к нему, - Джед вручил мне связку. - Третий у меня, а больше ключей нет.
Я кивнул и, выйдя за Джедом из дверей, нашел коробки, которые оставил в его машине в субботу вечером, уже уложенными в «Лендровер». Из дома дяди Роберта я взял только одежду, уже сухую, сложенную в спортивную сумку, которая пахла порохом, вересковыми пустошами и старым твидом. Это был запах давно минувших дней, запах исчезнувшего мира.
Джед похвалил мои новые клюшки для гольфа.
- Да, хороши, - сказал я, - но только теперь я буду хранить мое снаряжение в клубе. Кстати, где посоветуешь держать мою волынку?
Джед немного смутился.
- Ты… ты боишься, что эти грабители еще вернутся?
- А ты не боялся бы?
- Можешь остаться у нас с Флорой.
- Джед, скажи, ты не замечал, что люди склонны восстанавливать свои разрушенные землетрясением или ураганом жилища на прежнем месте, и святой Эндрю покровительствует этому? - Будет лучше, если ты не последуешь их примеру.
- Что поделаешь? Назови это, если хочешь, слепой верой, - сказал я.
- Или упрямством.
- Верно! - Я не мог не улыбнуться. - Однако не волнуйся. На этот раз я слегка напугаю взломщиков.
- У тебя нет электричества.
- Зато есть консервные банки на веревках, а внутри банок - камни.
Джед сокрушенно покачал головой:
- Ты сумасшедший.
- Говорят.
Он уступил и не стал настаивать на своем.
- Тебя ждут в полиции, - сказал он. - Спроси там детектива Беррика. Он выезжал со мной на место и своими глазами видел все, что они там натворили.
- Ладно.
- Будь осторожен, Ал, прошу тебя. Будь осторожен.
- Буду, - сказал я.
Мы выехали вместе, но у ворот владений дяди Роберта я расстался с Джедом. Оттуда я поехал в сторону моей хижины, лишь раз ненадолго остановившись, чтобы расплатиться дубликатом чека за хранение принадлежностей для игры в гольф, и выгрузил их в шкафчик, что мог бы сделать и лучше, если бы раньше мне чаще приходилось делать это.
Новые ключи от моей хижины открыли мне путь в тот же кавардак, который я покинул шесть дней назад.
Единственным утешением мне служило то, что больше здесь ничего не двигали и не повредили. Вздохнув, я извлек из беспорядка не использованный до сих пор пластиковый мешок для мусора и вместо того, чтобы слегка загрузить его, как обычно, салфетками для протирания кистей, насыпал в него груду покореженных тюбиков и всякую мелочь, тоже в основном обломки и осколки.
По- прежнему моросил дождь. Мой матрац и постельные принадлежности были влажны и пропитаны запахом воды, в которой я промывал кисти. Отвратительно пахло и мое кресло.
Ублюдки!
В дождливые дни я привык ставить машину под крышу гаража. Вот и сегодня я как приехал, так сразу и поставил «Лендровер» туда, но потом снова вывел его из гаража и постепенно, шаг за шагом укладывал свое пострадавшее имущество в сухом месте, тщательно выискивая все, что могло оказаться не моим, а остаться после взломщиков - что-то такое, что они могли бы здесь потерять или забыть. Когда я закончил эту работу, все, что осталось в моей комнате, так это кровать с голой металлической сеткой, комод с выдвижными ящиками (пустой), полка спасенных книг, сковородка с кое-какими кухонными принадлежностями и один мольберт (еще два были сломаны). Я вымыл пол и собрал рассыпанные кофе, сахар и весь прочий мусор в совок. После этого мне оставалось лишь уныло взирать на дюжины пересекающихся между собой отпечатков, оставленных башмаками, растоптавшими мои тюбики с красками. Это были отпечатки обуви, миллионы пар которой продаются по всей Британии. Увы, эти следы не помогли бы опознать тех, кто носит такую обувь.
Как ни тщательно искал я какую-нибудь чужую вещь, все, что удалось мне найти, оказалось не полезной для следствия записной книжкой с адресами и номером телефона боксерского клуба, а всего лишь очками в пластмассовой оправе.
Я надел их, и все расплылось у меня перед глазами. Это были очки для дали, показавшиеся мне сильными.
На одной из заушин я разглядел цифру - 2.
Эти очки, подумал я, нечто вроде вспомогательного средства, используемого, чтобы ввести в заблуждение тех, кто видит тебя то здесь, то там. Именно такого рода очки видел я на моих взломщиках. Маскировка. Театральный реквизит. Я завернул очки в кусок фольги, оторвав его от ролика, который иногда использовал для быстрой замены палитры. С палитры пришлось бы соскребать старую засохшую краску, а фольгу можно было просто скомкать и выбросить. Некоторых художников бедность вынуждает использовать таким образом старые телефонные справочники.
Я перенес из «Лендровера» в хижину сумки и коробки с вещами и разместил их, не открывая, на голой сетке кровати. Потом я запер дверь и некоторое время сидел в «Лендровере», обдумывая свои дальнейшие действия, и наконец поехал на поиски сержанта Беррика.
Сержанту Беррику с лихвой хватило пяти минут, чтобы сообщить мне, что он испытывает непримиримую неприязнь к торговцам наркотиками, проституткам, англичанам, футбольной команде «Селтик», консервативной партии, ко всем образованным маменькиным сынкам старше семнадцати лет, ко всем этим зазнайкам офицерам и начальникам, бумажной волоките, а также к предписаниям, запрещающим ему выколачивать показания из подозреваемых, и особенно - к длинноволосым бродягам, которые живут в горах и корчат из себя невесть что, а сами кормятся подачками от титулованных особ, хотя все эти титулы пора бы давно уже отменить и упразднить. За этим сердитым ворчанием в действительности скрывалось добродушие истинного шотландца с обостренным чувством справедливости.
Худощавый, подошедший, вероятно, к сорокалетнему рубежу, он достиг и того рубежа, за которым следовало присвоение ему офицерского звания и превращение в одного из тех начальников, коих он презирал. Со мной он держался подчеркнуто (пожалуй, даже жирной линией) корректно и сразу же предупредил меня, - чтобы я не рассчитывал на то, что получу свои вещи обратно.
- Я был бы удивлен, если бы вам повезло и вы нашли бы украденные у меня картины, - сказал я ему на это.
- Что за картины? - Он уставился в список похищенных у меня вещей. - Ах да! Вот они. Четыре картины с изображением сцен игры в гольф. - Он поднял на меня глаза. - У вас там все было вымазано краской.
- Да.
- Вы сами написали эти картины?
- Да.
- Существует какой-нибудь способ распознать их?
- В верхнем левом углу на них есть наклейки, - сказал я. - Копирайт. На этих наклейках мое имя - Александр, и дата нынешнего года.
- Наклейки можно сорвать, - сказал сержант Беррик.
- Эти нельзя. Они намертво приклеены к холсту.
Он вытаращил на меня удивленные глаза, в которых нетрудно было прочесть «Не морочьте мне голову», однако ввел полученную информацию в компьютер.
- Наклейки «копирайт» на тыльной стороне, - громко произнес он, отпечатывая слова, и пожал плечами. - Никогда не знаешь, чего от вас ждать.
- Спасибо, - сказал я.
- Можно укрепить другую наклейку поверх первой.
- Можно, - согласился я, - но при этом надо знать, что мое имя отпечатано чернилами, которые проявятся в рентгеновских лучах.
Опять взгляд сержанта Беррика сделался удивленным:
- Хитро придумано.
- Такова жизнь, - сказал я и, сам того не ожидая, зачем-то улыбнулся ему.
- Посмотрим, что тут можно будет сделать, - пообещал он.
- Если отыщете мои картины, я напишу ваш портрет.
Он разложил на своем письменном столе рисунки, которые я сделал на вокзале в Далвинне, - портреты четверых ублюдков. Несколько ироническое и задиристое отношение сержанта Беррика ко мне изменилось. Я заметил на его лице неподдельный интерес.
- Напишите портрет моей жены, - сказал он.
- Согласен.