Неподалеку от полицейского участка находился магазин, который само небо послало туристам. Там я купил спальный мешок и прочие предметы первой необходимости, без которых жизнь в моей разоренной хижине была бы невозможна, а потом сделал порядочный крюк в сторону почты - узнать, нет ли для меня писем, пришедших за минувшую неделю, и запастись, как всегда, продовольствием и новым газовым баллоном.
- Не желаете ли воспользоваться моим телефоном, мистер Кинлох? - вежливо спросил меня старина Дональд из магазина напротив. - Тот, что снаружи, кажется, опять неисправен.
Я мог бы биться об заклад, что так оно и будет, но, к удовольствию старого плута, один раз все-таки позвонил: в мастерскую, где находилась в починке моя волынка. Спросил, могут ли прислать ее либо на дом Джеду Парлэйну, либо в магазин Дональда Камерона.
Старый Дональд буквально вырвал у меня трубку из рук и сказал, что сам приедет в Инвернесс в среду и лично заберет для меня волынку. Так и договорились. Дональд положил трубку и посмотрел на меня, лучась надеждой.
- Сколько я вам должен? - спросил я, отклонил названную Дональдом сумму и выторговал у него уступку. Сошлись мы на цене, равной минимальной сумме, за которую можно было бы выкупить короля.
- Всегда к вашим услугам, мистер Кинлох. Всю обратную дорогу я ехал под дождем. Сидя в сравнительно комфортабельном «Лендровере», остановленном у самой двери хижины, я включил мобильный телефон. Прием был скверный, но все же терпимый.
В Рединге конторы еще работали. В начале разговора с Тобиасом Толлрайтом я буквально дрожал от волнения, но его уверенный тон успокоил меня.
- Миссис Морден хочет поговорить с тобой. Она организовала встречу кредиторов. По крайней мере они согласились на это.
- Это хорошо?
- Обнадеживающе. - Тоб…
- Что еще?
- Юнг и Аттли. Тобиас расхохотался:
- Он гений, ты еще в этом убедишься. Я не стал бы рекомендовать кого-то ему или его - кому-то, но вы оба в чем-то схожи. Оба мыслите, как бы это сказать… окольными путями, что ли. Вместе у вас хорошо получится. Дай ему шанс.
- Он сказал тебе, что я нанял его?
- Хм… - отозвался Тобиас.
Его растерянность всколыхнула ужасные сомнения в моей душе.
- И, конечно, он не сказал тебе, о чем я просил его? - продолжал я.
- Э-э-э…
- Такого умения держать язык за зубами я не ожидал.
- Дай ему шанс, Ал, - снова беспечным тоном сказал Тобиас.
Все равно уже поздно, подумал я, не стоит ничего менять. Настроение у меня испортилось.
Потом я позвонил Маргарет Морден. В трубке зазвучал ее бодрый голос, четко произносящий слова:
- Я все расставила по своим местам. Кредиторы в шоке. Норман Кворн действительно ловко сработал. Но я уговорила банк и налоговую инспекцию не спешить. Мы предполагаем снова встретиться в среду, после того как они обсудят дело со своими головными учреждениями. Хорошо уже то, что завод пока что работает и сбывает свою продукцию, получая доход, и пока там действует Десмонд Финч и нынешний главный технолог, завод остается на плаву. - Вы… вы говорили с кредиторами насчет скачек?
- Они поняли, что вы имеете в виду, и обсудят этот вопрос в среду.
- Значит, надежда есть?
- Но они хотят, чтобы сэр Айвэн вернулся к своим делам.
- Я тоже хочу этого, - вырвалось у меня.
- А пока что, однако, вы имеете право ставить свою подпись вместо него. Он непреклонен в том, что делать это можете только вы и никто другой.
- Даже его дочь?
- Я задавала ему тот же самый вопрос. Александр - и никто другой, таково решение сэра Айвэна.
- В таком случае я сделаю все, чего вы захотите от меня, и… Маргарет…
- Да?
- Как вы сегодня одеты?
Наверное, она от удивления открыла рот и не знала, что сказать. Потом засмеялась:
- Кофе со сливками.
- Мягкие, приятные тона?
- Действующие на подсознание. В среду - неяркий, практичный темно-синий костюм. Деловито, но не слишком.
- Дай Бог, чтобы это помогло.
- В самом деле… - В ее голосе появилась неуверенность. - В этом есть что-то странное…
- В чем?
- В счетах пивоваренного завода. Вот оно что!
- Что именно там странного? - спросил я.
- Не знаю. Не могу точно сказать. Как будто ощущаешь какой-то запах, но не можешь определить, что это. - Вы пугаете меня, - сказал я.
- Не волнуйтесь. Возможно, все гораздо проще, чем кажется.
- Я верю вашему чутью. Она вздохнула:
- Тобиас Толлрайт представил данные аудиторской проверки. На него можно положиться. Если бы что-то было не так, он заметил бы это.
- Не спугните кредиторов, - взмолился я.
- Их интересует только будущее - возврат их денег. То, что тревожит меня, - она перешла на полушепот, - в прошлом. Теперь я буду думать об этом перед тем, как заснуть, удачные решения часто приходят в голову ночью, во сне.
Я пожелал ей плодотворных сновидений и, сидя в своей заливаемой дождевыми струями машине, понял, как мало у меня знаний, чтобы ответить на те вопросы, которые встают один за другим. Приходится во многом, слишком во многом полагаться на Тобиаса Толлрайта, Маргарет Морден и Юнга (Аттли).
Мое дело - живопись. Я хотел заниматься своим делом.
Меня тянуло к нему с неодолимой силой, рождаемой сплавом воображения с физическим стремлением почувствовать в своих руках краски. Такое состояние овладевало мною всякий раз, когда возникший замысел казался достойным осуществления: таинственное, необъяснимое побуждение не давало мне покоя, побуждение, которое можно назвать творческим началом. И неважно, стоил ли результат того, чтобы стремиться к нему, или нет.
В хижине меня ждал мой старый друг мольберт и новые краски, привезенные из Лондона, и мне пришлось сурово напомнить себе, что необходимо сделать еще два телефонных звонка, прежде чем зажигать новую лампу (купленную в магазине для туристов) и готовить к утру холст.
Натянуть ткань на подрамник. Три раза загрунтовать гипсом, чтобы получилась хорошая поверхность, дать грунту высохнуть. Затем положить на него серую краску, смешанную с титановыми белилами. Набросать рабочие эскизы. План. Сон. Мечту.
Я позвонил матери.
Айвэну не стало лучше, но не стало и хуже. Он согласился переговорить с какой-то женщиной или с кем-то еще о спасении пивоваренного завода, но по-прежнему хочет, чтобы я действовал от его имени, пока сам он не соберется с силами.
- Хорошо, - сказал я.
- Больше всего сейчас беспокоит нас Сэртис, - сказала мать.
- Сэртис? А в чем дело?
- Он ведет себя как параноик. Он бесит Пэтси. Впрочем, ее бесит все, что угодно. Я хочу, чтобы ты вернулся сюда, Александр. Ты единственный, кто никого не запугивает и не третирует.
- А Пэтси разве третирует и запугивает Айвэна?
- Да, ужасно, но он не может этого понять - или не хочет. Он сказал Оливеру Грантчестеру, что намерен сделать приписку к своему завещанию, а Оливер, кажется, сообщил об этом Пэтси, и та теперь настаивает, что должна знать содержание этой приписки, но Айвэн и мне ничего не говорит. Ах, дорогой мой, как все это тяжело для Айвэна! Пэтси, в сущности, живет здесь, она то и дело вертится возле Айвэна.
- А Сэртис? Почему ты назвала его параноиком?
- Он утверждает, что его повсюду преследует какой-то бритоголовый субъект. - Что? - спросил я севшим от удивления и неожиданности голосом.
- Я знаю, это чушь и бред. Никто больше, кроме Сэртиса, не видел этого бритоголового. Сэртис говорит, что бритоголовый исчезает, когда он, то есть Сэртис, оказывается в окружении других людей. Пэтси очень зла на него. Я так хочу, чтобы они не торчали все время в нашем доме. Айвэну нужны покой и тишина. Возвращайся, Александр, прошу тебя.
Голос матери звучал непривычно, так много мольбы было в нем. Слишком многие люди хотят слишком многого. Я понимал, что им нужен кто-то, чтобы решать их проблемы, - проблемы Айвэна, моей матери, Тобиаса, Маргарет, даже моего дяди Роберта, - но я не чувствовал в себе достаточно сил, чтобы делиться ими со всеми этими людьми.
Я хотел заниматься живописью.
- Я скоро вернусь, - сказал я матери.
- Когда?
О небо, подумал я и промямлил:
- В среду ночью. Потом я позвонил Джеду.
- В замке страшный переполох, - сказал Джед.
- Из-за чего?
- Энди, юный внук Роберта, удрал с «Золотым кубком короля Альфреда».