— Возможно. Он обожает призовую стрельбу. Он не утерпел и приблизился.
— А что, лорд Биконсфильд тоже любитель призовой стрельбы? И министр Ваддинггон?
— Министр Ваддингтон — путешественник. Лорд Биконсфильд — писатель, а писатели — люди острых ощущений. Таково общее мнение.
— Тогда вы, Нина Юлиановна, лучший писатель мира. Вам доставляет удовольствие, что в день своего восьмидесятилетия канцлер империи стоит в двух шагах от фуражки, которую пробивает моя пуля? Возьмите ружьё. Не думаю, что когда-нибудь я займусь ещё стрельбой по цели.
Развозовская спросила с заметным усилием:
— Скажите прямо — вы ко мне… охладели? Вы молчите? Вы не желаете отвечать?
— Наоборот, я стремлюсь ответить и подбираю самые правильные слова. Я много думал. Последний раз мы встретились с вами, когда наш корвет «Память Меркурия» пришёл в Англию?
— В позапрошлом году.
— Ещё тогда нам казалось, что мы близки друг другу…
— Только казалось?
— Да? Скажу, более того. То, что мы называли любовью, — было дружеским долгом. Вы не могли уехать из Москвы. Я помог вам. Я сопровождал вас, как свою невесту. Кроме того, вы мне были близки и потому, что оба мы занимались литературой, мечтали о писательстве… И ещё одно обстоятельство. Я уважал отца, хотел примириться с ним, а он настаивал — тогда я не знал почему, чтоб я сопровождал вас…
— Теперь вы знаете, почему?
— Догадываюсь. И повторяю, у меня нет мечты о дипломатической карьере.
— Вы мечтаете о мирном процветании и сербских горах? Я поняла вас. Отец Наталии Тайсич получает простуду — и вы не выходите из его квартиры. В доме князя Александра Михайловича вы постоянно, и лишь для того, чтоб встретить «её», — Развозовская иронически улыбнулась. — Ей так легко сюда попасть по общественным делам, похлопотать за Сербию.
Ахончев произнёс спокойным тоном:
— Этим вы освобождаете меня от слова?
— Неужели вы её любите? Правда, Наталия изящна, наивна, это прельщает мужчин. Она, пожалуй, умна — для молодой нации. Но она страдает искренностью, она испортит жизнь любому мужу. Это серьёзный недостаток для замужней женщины.
— Я подлинно с трудом понимаю вашу шутку. А мне хочется поговорить с вами серьёзно. Может быть, мы погуляем по парку?
Разговаривая, они перешли террасу, но услышали снизу летящие голоса, потому остановились. Из парка появились Горчаков, Биконсфильд и Ваддингтон. В руках Биконсфильда простреленная фуражка Горчакова, полная свежих цветов, он поставил фуражку торжественно на стол и, отойдя в сторону, всплеснул руками:
— Какое пари! Выиграть такое пари в день восьмидесятилетия… Эту фуражку, ваша светлость, нужно изваять из мрамора. — И обратился к Ахончеву. Винтовка, из которой вы стреляли, сэр, русского завода?
Горчаков сказал неторопливо и весело:
— Винтовку, кажется, разорвало в куски при выстреле, не так ли? Александр Михайлович положил руку на плечо Ахончева, представляя капитан-лейтенанта гостям. — Это очень смелый и ученый артиллерист. Он учился в морском училище, затем в Михайловской академии… формуляр первого разряда! Ведь это он, дорогой сэр, в бою нашего коммерческого, наскоро переоборудованного, парохода «Веста» с турецким броненосцем стоял при аппаратах для автоматической стрельбы, изобретённых господином Давыдовым, и получил 23 раны и около 50 поранений мельчайшими осколками и дробью, положенной в турецкую бомбу! Каково?
Биконсфильд ответил:
— Да, я вижу, что здоровье его не требует внимательного ухода. Подумайте, разорвалось ружьё — и ни одной царапины! Дорогой князь! Я не только дипломат, я — художник, романист. Я восхищён вашим образом и образом ваших офицеров. Жму руку, молодой человек.
Но выражение было, разумеется, фигуральным, потому что Биконсфильд стоял в другом конце террасы.
— Стрелять на таком расстоянии! — подхватил Ваддингтон. — С такой меткостью! От имени Франции поздравляю вас, господин офицер. Вы равны Вильгельму Теллю!.. — А сам подумал: «Не обводит ли нас старик волшебной чертой?»
Биконсфильд подошёл к Горчакову:
— Конгресс преподнёс мне неожиданное удовольствие познакомиться с русским. Вы — удивительно мужественная нация, сэр. Мне бы нужно пересмотреть свои взгляды на Россию, но боюсь, что мои товарищи по консервативной партии не позволят мне этого. Поэтому-то я и озабочен получением известного документа, ваша светлость.
— Да, близится заседание о Бессарабии. Я вручу его, как и обещал, перед самым заседанием.
— Прекрасно! Я уже доложил своим коллегам по кабинету, что, возможно, мне придётся поддержать своё прежнее мнение о Бессарабии. Все мы так заинтересованы в том, чтобы заключение преступного союза сорвалось, если не за годы, так хотя бы за месяцы. В наше горячее время несколько месяцев могут сильно расчистить международную атмосферу… Но, я вижу, вам, князь, хочется сказать наедине несколько слов академику Ваддингтону? Вы оба интересуетесь археологией, путешествиями. Графиня, не желаете ли прогуляться? Мне хочется найти на память несколько осколков от этого удивительного ружья. Разорваться — и попасть тем не менее в цель!
Биконсфильд и Развозовская проследовали в парк.
Горчаков дождался, пока они достаточно удалились, и отрекомендовал Ваддинггону Ахончева заново:
— Этот офицер, господин министр, один из преданнейших нашей родине и всем, кто хочет дружить с нею. При нём можно говорить открыто.
— Какое впечатление, господин офицер, — спросил Ваддингтон, — произвёл на вас осмотр новой модели Шасспо?
— Самое выгодное, господин министр, — поспешно сказал Горчаков,
— Наивыгоднейшее, господин министр! — подтвердил Ахончев.
— Мне чрезвычайно приятно слышать это из уст канцлера и из уст лучшего офицера русской армии. Благодарю вас, господа. Благодарю от имени Франции. И вытер внезапно выступившие на глазах слёзы. — Месть близка, господа!
Горчаков был серьёзен.
— Как вы полагаете, господин министр, могут заводы Франции взять заказ на винтовки подобного типа для русской армии?
— Смотря по количеству, ваша светлость.
— Я запрашивал военного министра. Он не возражает, чтоб мы заказали полмиллиона.
— Полмиллиона? — изумленно переспросил Ваддинггон.
— Да, полмиллиона, господин министр, — небрежно повторил Горчаков. — Вам это количество кажется малым?
— Наоборот, ваша светлость. Я — изумлён. Полмиллиона!.. Разумеется… но, если б мы были уверены, что дула этих ружей не будут направлены в сторону Франции…
— Вы получите эти уверения. На этом конгрессе мы, безусловно, добьёмся Бессарабии и Батума, но всё же русскому обществу конгресс принёс много разочарований. Мы обмануты Германией. Мы будем искать поддержку. Буду откровенен. Франция — наша поддержка, как и Россия — поддержка Франции.
— Да, да, князь! Да!..
— Вы, господин министр, поможете Англии разглядеть, какого она врага вырастила в Германии, и слегка отодвинуть Австро-Венгрию от Англии. Какая вам выгода, если бешеная Австро-Венгрия, опившаяся славянской кровью, бросится на Россию и увлечёт за собою Англию?
— Никакой!
— Я слышу голос француза и патриота! Франко-русское сближение неизбежно.