— Ввиду подобных интересов, имеющих всемирно-историческое значение, спор из-за Эльзас-Лотарингии представляется жалким и ничтожным. Германия найдёт меры, чтобы залечить раны самолюбия своих союзников, будь то французы или кто другой. Сейчас главное — Бессарабия, дорогой министр… Я уверен, что вы не отдадите её русским. Извините, меня ждут.
Ваддингтон постоял в задумчивости, потом повернулся и двинулся к выходу, в дверях он столкнулся с Биконсфильдом. Тот спросил загадочно:
— Прекрасный конь, не правда ли? — И Биконсфильд указал в сторону распахнутого окна. — Бисмарк говорил вам о тунисских полях?
— О, и о тройке, которая должна везти Европу!
— Русский конь отпряжён?
— Так же, как и английский, сэр.
— По плодам судят о дереве. Территориальная бескорыстность Бисмарка слова, слова, а социалисты уничтожаются им для того, чтобы бесцеремонно требовать от рейхстага кредиты. А кредиты — это орудия, орудия, орудия! Я вижу отчётливо, что из орудий сооружает Бисмарк железные объятия для этой несчастной Австрии и что обе страны задохнутся в этих объятиях.
— Ваши мысли заметно изменились, дорогой сэр?
— Да, и вам не очень хочется заниматься археологией совместно с Бисмарком, дорогой академик?
— Разумеется, многое зависит от того, что скажет князь Горчаков на заседании.
— А того более перед заседанием. — Биконсфильд наклонился к своему собеседнику и сказал тихо, чтобы только тот услышал его:- Мои офицеры видели карту русских уступок… Пойдёмте отсюда куда-нибудь в более тихое место…
Уходя, они видели, как с разных сторон в зал вошли граф Андраши и князь Горчаков, они успели услышать, что Александр Михайлович воскликнул, обращаясь к Андраши:
— Чудесный конь! Оказывается, я не умею обращаться с такими конями, граф. Вы на меня не обиделись, что я уступил его турецкому министру? Он такой великолепный наездник и так любит коней!
— Если б не вам, то лишь паше Кара-Теодори я мог бы уступить с радостью этого коня, ваша светлость.
Горчаков в тон Андраши принялся расхваливать уступленный подарок:
— А круп! Такой круп только бы печатать на ассигнациях, Ах, милый граф! Я долго думал, чем бы мне отблагодарить вас за этот бесценный подарок, за этого коня. Оружие? Драгоценности? Картины? Борзые собаки? Всё это у вас в избытке, всем этим вы пресыщены в вашей необычайно богатой и счастливой стране.
— Весьма тронут вашими словами, ваша светлость. Ваши слова — полное мне вознаграждение, ваша светлость.
— А я скажу вам откровенно, прямо — замучался. Но наконец я придумал. Я решил вам оказать драгоценную услугу, которая дороже любых алмазов, картин, оружия.
— Что же это за услуга, ваша светлость?
— Ах, в Европе сейчас так развилась идея политического убийства, она принимает эпидемический характер. За короткий срок, например перед нашим конгрессом, были два покушения на германского императора, одно — против итальянского, одно — против испанского. У нас Вера Засулич стреляет в генерала Трепова. В Берлине малое осадное положение, в Петербурге — большое. Даже меня славянофилы за уступки на Берлинском конгрессе обещают убить…
— Всё это крайне прискорбно, ваша светлость, но?..
— И вот в это время вы носите в жилетном кармане вашего мундира необыкновенно ценный документ.
— Какой документ?
— Планы «молодых германцев», изложенные рукою Бисмарка для императора Франца-Иосифа.
— Ваша светлость! Вы введены в заблуждение?
— Такой документ опасно носить с собой. А вдруг в вас выстрелят? Вы убиты. Вас раздевают. Здесь присутствуют репортеры… Нет, вам надо бы посоветоваться по этому поводу с кем-нибудь! Вы молоды ещё, неопытны ещё. Не хотите со мной, посоветуйтесь с лордом Биконсфильдом, покажите ему документ, Уверяю вас, что это лучший способ спасти не только свою жизнь или министерский портфель, но и жизнь своей страны…
— Ваша светлость! — воскликнул Андраши, осенённый мыслью. — Князь! Я лишь сейчас понял. Бисмарк, предлагая вам союз против Австрии, ссылался на этот документ, как на махинацию, благодаря которой внимание австрийского кабинета им усыплено?
— Вы столь сообразительны, граф, что вам не нужно подсказывать разгадку.
— Я буду размышлять. Но почти с уверенностью скажу, что свой голос сегодня отдам вам, ваша светлость.
«Оказывается, в кузов лезут не одни грузди», — Горчаков видел перед собой спину уходящего Андраши, потом её заслонила представительная фигура Кара-Теодори-паши.
— Рад вас приветствовать, ваше превосходительство. И у вас и у вашего коня удивительно свежий и бодрый вид сегодня, — сказал Александр Михайлович.
Турок низко наклонил голову:
— Этот конь уже не принадлежит мне, ваша светлость.
— Вот как? Удивительно легкий ход у этого коня, Вы его переуступили кому-нибудь?
— Только вам, ваша светлость, только вам! После того, как я получил ваше неслыханно любезное письмо, я решил, что сердце моё не способно вынести радости от двух таких удивительных подарков. Я решил: слова, начертанные вашим драгоценным пером, останутся у меня, а мою признательность отвезёт вам ваш конь Август, Преклоняясь, прошу принять обратно коня, и это седло, и этот чепрак, и эту уздечку…
— Вы, дорогой паша, лучше меня знаете восточные обычаи, и мне ли говорить вам, что подарки не возвращаются обратно?
— Подарки не возвращаются, но этот конь — почти родное существо вам, почти сын! Не обижайте меня, ваша светлость! — засмеялся Кара-Теодори-паша. В случае отказа у меня будет единственный повод голосовать против возвращения вам Бессарабии. — Сладкая, восточная улыбка ещё более расплылась по его лицу, турок снова поклонился и отошёл.
«Умница. Почему это у нас с Германией дружба не выходит, а с Турцией хоть и выходит, но всегда быстро кончается? Я думаю, потому, что скверные сигары скоро тухнут, а хорошие — скоро выкуриваются», — Горчаков сел на своё место за столом конференции.
Уселись и уполномоченные европейских держав.
— Открываю дневное заседание конгресса, — торжественно и мрачно провозгласил Бисмарк. — Введите румынских делегатов. — И обратился к ним, когда двое румынских уполномоченных вошли:- Конгресс просит вас, господа, высказать мнение правительства Румынии о касающихся вас пунктах Сан-Стефанского договора, которые конгресс обсуждает, считая их со стороны России чрезмерными.
Горчаков шепнул англичанам:
— Князь Бисмарк хочет сказать, что на конгрессе пожнёшь и то, чего не посеял.
Ответом был тихий смех.
Бисмарк возразил, не глядя на Горчакова, но повернув лицо в его сторону:
— Главная привилегия гениальных людей та, что случайные бессмыслицы, сказанные ими, и те считаются мудростью.
— Вы правы, князь. — Александр Михайлович также не глядел на Бисмарка. Талант есть способность верно передавать то, чего не чувствуешь.
Ваддингтон склонился к соседу:
— Будет буря.
— И большая, — поёжился итальянский уполномоченный.