Комната, в которую он ввел Шеля, была обставлена довольно безвкусно, хотя отдельные предметы представляли, несомненно, большую ценность. Рядом с небольшим роялем стояла горка с хрусталем, статуэтками из дрезденского фарфора и серебром, за ней — подставка с кактусами. Под окнами, вокруг низенького стола — коричневые кожаные кресла. Одну стену занимал низкий длинный книжный шкаф. Судя по корешкам, большинство книг составляли детективные романы. В углу комнаты сверкал экран телевизора. Над роялем висел двухметровой ширины пейзаж, изображающий старинный замок среди скал, на фоне пасмурного неба.
— Располагайся, Ян. Чувствуй себя как дома. Кэрол сейчас выйдет, она была в городе, теперь чистит перышки. Может быть, ты снимешь пиджак? Здесь жарковато… Нет? — Он придвинул Шелю сигареты и спички. — Что ты делал весь день? Не скучал?
— Нисколько. Напротив, я интересно провел время. Но об этом потом. Расскажи сначала, как прошло твое дело в суде.
— Неважно. Под конец мы сцепились с защитником и швыряли друг в друга параграфами до тех пор, пока судья не отложил слушание дела. Я вернулся домой раньше, чем предполагал.
Джонсон поднял голову. Радостное выражение лица сменилось натянутой улыбкой.
— Вот и Кэрол.
Шель встал и с любопытством обернулся.
Жена Джонсона была на редкость красивой женщиной. Зеленое шерстяное платье изящно облегало ее фигуру, подчеркивая стройные бедра. Густые черные локоны окаймляли лицо, синие глаза искрились.
— Ян Шель из Польши. Моя жена Кэрол, — познакомил их Джонсон.
Кэрол, приветливо улыбаясь, протянула свою красивую, маленькую руку. Шель, вспомнив рассказ Джонсона, не мог в душе не признать, что внешность Кэрол, несомненно, привлекает мужчин. Когда они сели, Джонсон сказал:
— Я вас на минутку оставлю и принесу что-нибудь выпить перед ужином. Тебе шерри, Кэрол, да? А что тебе, Ян?
— Все равно, Пол. Можно что-нибудь холодное.
— Сейчас. — Выходя из комнаты, он включил телевизор. Кэрол уселась поудобнее, закинув ногу на ногу.
— Вы с Полом давно знакомы?— спросила она.
— Порядком. Мы встретились при обстоятельствах, придавших нашему знакомству особенное значение.
— Да, Пол рассказывал. — Кэрол с любопытством рассматривала гостя. — Вы приехали из Польши?
— Да. Я поляк.
— Немцы не питают к вам особенной симпатии.
— Я думаю, что вы тоже… — Шель смутился и не договорил.
— Немка? О нет! Я родилась и выросла в Швейцарии. Джонсон вернулся с подносом, на котором стояли полные рюмки. Он молча поставил его на стол и принялся налаживать телевизор.
— Интересно, узнал ли ты Гроссвизен? — спросил он, крутя ручку изображения. — Городок разросся, на месте прежних развалин опять стоят дома, построено много новых кварталов.
— А мне он на расстоянии представлялся гораздо больше. Мне бы хотелось, если позволит время, осмотреть место, где был наш подвал. Там ничего не построили?
— Нет, разбили парк. Ни один из прежних владельцев не объявился, и все те земельные участки перешли в собственность государства.
На экране появился оркестр. Играли увертюру к «Калифу из Багдада». Джонсон вернулся к столу.
— Давайте выпьем, — предложил он. — Бутылка охлаждалась три часа.
Они подняли рюмки. Джонсон кивнул на ящичек с сигаретами:
— Слева тут американские, справа английские.
Шель закурил и обратился к Кэрол:
— Вы не будете возражать, если мы с вашим мужем немного побеседуем о прошлом? Мы затронули утром некоторые вопросы, но не успели обсудить их до конца.
— Я охотно буду в единственном числе изображать аудиторию, если вы мне обещаете, что потом мы поговорим на более приятные темы.
— Для Кэрол, — заметил Джонсон, — далекое прошлое всегда ассоциируется с бомбами, трупами и кровопролитием.
— Перестань, ты просто невыносим, — рассердилась Кэрол.
— Я обещаю свести к минимуму разговор о военных переживаниях, — поспешил заверить Шель. — Это теперь уже не так существенно. Меня привело в Гроссвизен другое. Видите ли, нас было трое тогда…
— Кэрол не знала Леона, — перебил его Джонсон.
— А об этом стоит жалеть? — она повернулась к Шелю.
— Вряд ли. Он был мрачным человеком.
— Ох! — Кэрол закинула руки за голову.
— Скажи мне, Пол, — начал Шель, — случилось ли после моего отъезда из Гроссвизена что-нибудь имеющее отношение к подвалу?
— Мне непонятен твой вопрос. Что могло случиться?
— Как только мы выбрались оттуда, рухнул потолок, засыпав крыльцо и подвал. Неужели никто так и не пытался достать оставшиеся там ящики, чемоданы и прочее?
Джонсон задумался и, помолчав, сказал:
— Действительно, какие-то неизвестные люди отрыли подвал и частично разграбили его. Лишь намного позже был издан приказ обыскать все развалины, достать оттуда ценные вещи, а также, — он покосился на жену, — установить личность убитых. А потом все развалины сровняли с землей в буквальном смысле слова.
— А сам ты никогда не пытался выяснить, что было в тех чемоданах и ящиках, которые мы тогда привезли?
— Ян! Неужто ты воображаешь, что я буду лазить с киркой или лопатой, чтобы отрыть несколько помятых банок тушенки?.. Что могло быть в тех ящиках, кроме продовольствия, украденного с лагерного склада? Но я могу сообщить тебе одну любопытную подробность, которую узнал совершенно случайно: заключенные, грузившие тогда эти ящики и чемоданы, в том числе ты, Леон и я, должны были быть уничтожены сразу же по возвращении в лагерь.
— Почему?
— Неужели ты не догадываешься? Братья Шурике готовили себе уютное и безопасное гнездышко и не могли допустить, чтобы их тайну знали трое заключенных.
— А охрана? Сопровождающие?
— Это были доверенные эсэсовцы. Впрочем, неизвестно, какова была бы их судьба. Понимаешь, нам чертовски повезло! Если б не эта меткая, своевременно брошенная бомба…
— Ты был бы еще одной «несчастной жертвой кровавой войны», — докончила Кэрол, зевнув.