171047.fb2
— Гм. Знаешь, я думал, что после того, как чемодан окажется у нас в руках, мы получим ответы на все загадки… — Шель начал пальцем чертить на столе восьмерки. — Да, ты прав, полиция должна немедленно заняться доктором. В противном случае…
— Пст! — прервал его американец, прислушиваясь. — В саду кто-то есть. Я слышал шелест за окном. Оставайся здесь и делай вид, будто продолжаешь со мной разговаривать, а я тихонько выйду наружу.
Он на цыпочках подошел к двери и беззвучно отворил ее.
— Грубер сказал нам неправду, — начал Шель, обращаясь к пустой комнате и стараясь придать словам обыденное звучание. — Однако я не думаю, чтобы он был вдохновителем либо главным действующим лицом… Ведь он хотел уехать из Гроссвизена, бросить работу… По всей вероятности, инспектор рассчитывал на щедрое вознаграждение. Он, видимо, собирался шантажировать доктора, для которого возможность получить эти документы была вопросом жизни или…
В этот момент до него донесся шум драки и приглушенный крик:
— Ян! Ян!
Не медля ни секунды, Шель выскочил в коридор, а оттуда в сад. Было темно. С обеих сторон чернели кусты. Справа замаячила неясная тень. Шель напряг зрение, но вдруг все вокруг него закружилось. От внезапного тупого удара но макушке внутри черепной коробки словно взорвалась брызжущая во все стороны искрами петарда. Беспомощно взмахнув руками, он упал на землю.
Влажная прохлада компресса немного уменьшила раздирающую голову боль. Шель постепенно приходил в себя. Он приоткрыл глаза, едва различая неясные очертания предметов. Область, доступная его мышлению, то сужалась, то расширялась синхронно с ритмично пульсирующими толчками в голове. Рояль, книжный шкаф, склонившееся над ним лицо Кэрол… Шелю казалось, что теплые волны подымают его в эту комнату из иного мира, находящегося где-то глубоко внизу.
— Кэрол!
— О, наконец-то! — Женщина присела на краешек тахты и погладила его по щеке. — А я уже начала беспокоиться. Может быть, стоило вызвать врача, но я не могла решиться…
— Пол! Где Пол?
— Лежит в спальне. Нет-нет, ничего опасного, — предупредила она вопрос Шеля. — Зато мне начинает надоедать перевязывать ваши шишки. Вы не могли бы для разнообразия напиться до бесчувствия или сделать еще что-нибудь в этом роде?
Шель попытался улыбнуться, но движение мускулов на лице вызвало новую волну боли.
— Черт побери! — прошипел он.
Кэрол без лишних слов сменила компресс у него на лбу.
— Что случилось? — спросил он.
— Откуда я могу знать? Я оставила вас здесь, приняла полтаблетки люминала и вскоре крепко заснула. Разбудил меня какой-то шум — мне показалось, что хлопнула дверь. Я проснулась и стала прислушиваться, беседуете вы еще или нет. Но в доме было тихо, слишком тихо. Тогда я окончательно пришла в себя и вышла посмотреть, что вы делаете. Комната оказалась пустой; вас обоих я нашла в садике. Вы уткнулись лицом в землю, вытянув перед собой руки, а Пол упал навзничь, и голова его очутилась на клумбе с астрами. Я приволокла вас домой. Еще не успев прийти в себя, я заметила, что во дворе что-то дымится. Я помчалась туда и… — угадайте, что горело?
Догадаться было нетрудно. Шель посмотрел на стол: чемодан исчез!
Кэрол проследила за его взглядом.
— Да, кто-то развел костер из этих ваших документов. Спасти ничего не удалось. Когда я прибежала, догорали последние бумаги, остался один пепел.
Шеля охватила безрассудная ярость. Он поднялся и, не обращая внимания на то, что темная волна порой затуманивала сознание, выбежал из комнаты. Порывы ветра развеяли обгорелые клочки бумаги по всему двору. На закопченных камнях чернел обуглившийся чемодан. Журналист в сердцах пнул его ногой.
— Опять невезение! Опять! — хрипел он, испытывая ребяческое желание затопать ногами.
На пороге дома появилась Кэрол.
— Стоит ли так волноваться? — спросила она. .
— Стоит ли! Вы же ничего не понимаете! Это были необычайно важные бумаги!
— Они уже доставили вам немало хлопот. Быть может, к лучшему, что со всем этим покончено.
— Вы ничего не понимаете! — упрямо повторил Шель, пытаясь сдержать раздражение.
— Согласна. Я многого не понимаю. Например: откуда вы узнали, что я поехала с Грубером?
Не найдя, что ответить, Шель пожал плечами, бросил последний взгляд на почерневшие, искореженные остатки чемодана и вернулся в дом.
— Можно зайти к Полу?
— Конечно, только я не знаю, пришел ли он уже в себя.
Они вошли в спальню. Джонсон, как был в костюме, лежал на одной из кроватей. Дышал он тяжело, но ровно и был похож на человека, погруженного в глубокий сон.
— Ничего не поделаешь, — вполголоса произнес Шель.— Вам придется еще некоторое время побыть в роли сестры милосердия.
— А вы куда же?
— Мне нужно уладить одно важное дело. Герой этой истории, вероятно, собирается улизнуть.
— Будете продолжать борьбу с ветряными мельницами? Вы неисправимы! А не лучше ли отдохнуть на удобной тахте и поговорить с Кэрол о делах, которых она не понимает? — усмехнулась она.
Шель взглянул на Джонсона.
— В других условиях я бы это сделал с удовольствием.
— Это отказ?
Кэрол начинала раздражать Шеля. После неприглядной сцены у Грубера она казалась ему значительно менее привлекательной.
— Прошу вас правильно понять мою решимость, которая, видимо, вас удивляет, — холодно произнес он. — Я охотно составлю вам компанию, как только приведу в порядок кое-какие дела, которые не терпят проволочек.
— Уф! А не могли бы вы записать эту великолепную фразу на листке бумаги? Я поразмыслю над ее содержанием и, быть может, даже выучу наизусть.
Шель остался непоколебим.
— Передайте привет Полу и скажите, что я постараюсь выследить дичь. Благодарю вас за гостеприимство и за компрессы.
Кэрол проводила его до калитки, выходящей на улицу.
— Спокойной ночи!
— Очень жаль, — ответила она.
Долгая прогулка по спящему городу взбодрила Шеля. Головной боли и мучительной тяжести в теле как не бывало. Он спокойно шел, глубоко вдыхая холодный воздух. Отзвуки шагов будили негромкое эхо, отражавшееся от стен молчаливых зданий. Шель прикоснулся к больному месту: склеившиеся от запекшейся крови волосы прикрывали здоровенную шишку.
Проходя мимо освещенного неоновыми лампами ресторана, он заглянул внутрь. Разноцветные, на современный лад раскрашенные стены, стойка, ряды бутылок, сверкающая кофеварка. Стеклянные двери не приглушали гула голосов и джазовых синкоп. На высоких табуретах сидело несколько молодых людей в кожаных куртках. «Halbstarke», — вспомнил он прозвище немецких хулиганов. Большие часы на стене показывали без четверти двенадцать.