— Он интересовался, были ли у Траубе друзья. Я сказала, что не было никого, кроме Лютце и герра Джонсона. Спрашивал, где живет Лютце и где работает герр Джонсон. С последним он, кажется, знаком и собирается его навестить.
— Он вышел?
— Десять минут назад.
— Вы сказали ему, где живет Лютце?
— Да, в блиндаже.
— А больше он ни о чем не спрашивал?
— Нет.
Гость направился к двери.
— С вами очень приятно поболтать, но мне нужно идти. Завтра, с вашего разрешения, я, возможно, забегу еще раз.
— Конечно, заходите! Буду рада. Нас, стариков, мало кто балует вниманием…
* * *
Хозяин такси Фриц Нойбергер отодвинул пустую чашку на середину стола и прислонил к ней сложенную вдвое газету.
— Опять вся первая страница об этом проклятом Конго, проворчал он, — можно подумать, что больше ничего на свете не происходит.
— Фриц! — позвала жена. — Тебя к телефону. Он отложил газету, встал и вышел в переднюю.
— Нойбергер слушает.
— Говорит 95-16. Поезжайте немедленно в блиндаж за городом, где живет Лютце. Машину поставьте подальше, чтобы он не мог разобрать номер. Дайте ему десять марок и скажите: «От друга на водку». Ясно?
— Да, разумеется! — заверил Нойбергер.
— Потом вернетесь в город и подъедете к зданию суда. Оттуда выйдет мужчина, темно-русый, рост около 172, со шрамом от правого угла рта к носу, в коричневом костюме спортивного покроя и белой рубашке. С ним будет, по всей вероятности, помощник прокурора Джонсон. Вы его знаете?
— В лицо — да.
— Хорошо. Так вот, нам нужно знать каждый шаг мужчины в коричневом костюме. Не спускайте с него глаз. Доложите по телефону в 14 часов. Все.
— Кто звонил, Фриц? — спросила жена, заглянув в переднюю.
— Пассажир, — ответил Нойбергер. — Мне придется уехать на пару часов.
* * *
В начале десятого Шель подошел к зданию окружного суда. Он окинул взглядом строгие стены из темно-красного кирпича, высокие готические окна, черную надпись «Kreisgerichtsamt» над дверью и по широкой лестнице поднялся в холл.
В указателе помещений было сказано, что прокуратура расположена в комнатах 8—10. По прохладному, пахнувшему дезинфекцией коридору Шель прошел к двери с табличкой «Канцелярия», нажал тяжелую медную ручку и, слегка волнуясь, вошел внутрь.
Джонсон сидел за большим письменным столом, заваленным папками и бумагами. Шель узнал его сразу, хотя бывший штурман сильно изменился. У него был хороший цвет лица, но лоб покрылся сеткой морщин, а поредевшие волосы плохо маскировали лысину. В левом углу комнаты девушка в черном халате быстро стучала на машинке. Джонсон внимательно читал какую-то бумагу. Лишь несколько мгновений спустя, почувствовав на себе взгляд Шеля, он поднял голову и спросил машинально:
— Ja? Was ist los? [13]
Шель не отвечал. Смущенно улыбаясь, он ждал, пока бывший товарищ по несчастью узнает его сам. Джонсон, не дождавшись ответа, пристально, с удивлением взглянул на посетителя и поднялся с места.
— Не знаю… Я почти не верю своим глазам, — сказал он нерешительно, — но ведь… ведь… — и лицо его просияло.
Приятели обнялись и, смеясь, радостно похлопывали друг друга по плечу. Машинистка с любопытством наблюдала непривычную сцену.
— Ян Шель! — воскликнул Джонсон, отстранясь. — Ты откуда, дружище?
— С утреннего поезда.
— Ну и ну, короля Таиланда я бы и то скорее ожидал здесь увидеть, чем тебя… Почему ты не писал? Впрочем, это неважно! Покажись, старина, как ты выглядишь? — Он потянул Шеля к окну.
— Ого-го, ты возмужал…
— Брось, брось! — засмеялся Шель. — Мы оба стали старше на пятнадцать лет. Ты тоже «возмужал», Пол.
— Да, время бежит. Ну, рассказывай, как живешь и где — в Англии, в США или, не дай бог, за железным занавесом?
— Именно там, Пол, и это совсем не «не дай бог». Я четырнадцать лет живу во Вроцлаве и очень доволен судьбой. А ты?
— Что я делаю и где, ты видишь сам. А доволен ли я? На это трудно ответить в двух словах. Всяко бывает… Но ты садись… Или нет! Давай лучше уйдем из этой затхлой канцелярии и спокойно побеседуем о былых временах. Ты не устал?
— Нет, меньше всего мне хочется сидеть. Пошли.
— Я выхожу, Эльза, — обратился Джонсон к секретарше, — Приготовь материалы к делу «Штейнер против Клейнбаха». Если меня будут спрашивать, скажи, что вернусь в двенадцать, в час.
Девушка кивнула, бросила украдкой взгляд на Шеля и повернулась к машинке.
Приятели вышли на залитую солнцем улицу. Шель, тронутый радушной встречей, забыл на мгновение о трагедии Леона и о своих сомнениях. Погода была на редкость хороша, небо радовало глаз своей яркой голубизной.
— Ты завтракал? — спросил Джонсон.
— Да.
— Ну, тогда пойдем в парк. Лучше всего беседовать там, где никто не будет пялить на нас глаза.
Шель был немного удивлен, что Джонсон не приглашает его к себе домой. Словно угадывая его мысли, американец сказал:
— У меня небольшая вилла за городом, но моя жена встает не слишком рано, а мне не хочется, чтобы ты застал квартиру неубранной и составил себе дурное мнение о нашем доме.
— Ты женился?
— Да.
— Поздравляю.