Он вылез с Тимошей наружу, чтобы осмотреться.
Тимоше не терпелось похвалиться — вытащил из водосточной трубы немецкие гранаты и объяснил, что конфисковал их у того самого покойника, по-ростовски сказать, у жмурика, возле бензиновой колонки.
Ну а если забраться в дом перед рассветом? А ночью попугать фрицев в городке?
Этот план следовало обсудить во всех подробностях, для чего пришлось залезть обратно в подвал: Тимошиного шепота Пестряков не слышал, как ни навастривал ухо и старательно ни прикладывал к нему ладонь. Разговаривать же на дворе во весь голос нельзя было.
Тимоша не ожидал, что Черемных близко примет к сердцу ночной план.
Тот все время тяготился мыслью, что товарищи по его милости определились в сиделки-санитары.
Ну а ночная война, которую сейчас затеяли Пестряков с Тимошей, сразу поставила все на свои места. Словно камень с его души сняли!
Пестряков наставлял Тимошу, лейтенанта и строгостью прикрывал свое огорчение: эх, не командовать бы ему, не поучать, а самому принять на себя опасность!
Пестряков взял запасную обойму от пистолета Черемных, передал ее Тимоше, и тот подкрепился восемью патронами. В свою очередь Тимоша оставил в подвале две гранаты из своих четырех. Две трофейные гранаты также пойдут сегодня в дело.
Наконец Пестряков подал товарищам знак. Те вылезли из подвала в ночь, тревожно подсвеченную заревами, которые спорили между собой в яркости…
Тимоша не из тех, кто швыряет гранату в судорожной спешке и почти в беспамятстве, зажмурив глаза, — лишь бы подальше.
Все зависит от обстановки. Если Тимоша надежно укрыт, иногда выгоднее швырнуть гранату на близкую дистанцию. Ближе — точнее.
И вовсе не обязательно срывать чеку лишь в момент броска. Иногда трех с половиной — четырех секунд бывает слишком много, и фрицы, заметив гранату, успевают спрятаться, отскочить за угол, прыгнуть в окоп до того, как последует взрыв.
Тимоша любит бросать гранаты с затяжечкой. Он ощущает каждую секунду и половину скоротечного времени держит неминучий взрыв в руке.
Сейчас, хоронясь за каменным забором, Тимоша не имел такой надобности. Чем дальше увезет машина в своем кузове гранату, тем лучше.
Нарастает гул мотора. Вдали светятся синие огоньки, машина идет с прищуренными фарами.
Лейтенант уперся могучим плечом в забор, пригнулся; Тимоша вскарабкался ему на спину.
Трофейные гранаты с длинными деревянными рукоятками остались лежать про запас на земле, на листьях, сметенных ветром к забору.
Синие светлячки приближаются.
Тимоша сжимает гранату. Остается лишь привычным движением пальца сдвинуть предохранительную чеку влево.
Хорошо бы швырнуть гранату так, чтобы она взорвалась перед самой машиной или — еще лучше — под ее колесами. Но для этого необходим очень точный расчет. Нужно знать скорость, с какой движется машина. Как ее определишь, эту скорость, в полутьме? А иначе граната бесполезно разворотит брусчатку перед машиной или за ее кормой.
Самое верное — забросить гранату прямо в кузов.
В саду за забором было по-прежнему темным-темно. Лейтенант с трудом приподнял голову, поглядел вверх и увидел, что верхушки деревьев охвачены беспорядочным мельканием синих бликов и теней.
— Сейчас я из этой машины сделаю блин без масла, — шепотом пообещал Тимоша.
Он изготовился к броску, но в последний момент разглядел, что приближается какой-то крытый брезентом фургон. Проклятие! Граната без толку скатится с брезента на мостовую, а машина уедет от взрыва.
Тимоша бесшумно спрыгнул на землю, выстланную опавшими листьями.
— Ну что там? — Лейтенант с наслаждением разогнулся.
— Санитарный автобус. Пустой. Мне граната дороже…
Лейтенант потер онемевшую шею и с силой развел руками, отведя локти назад, — так потягиваются после сна.
— Намял плечи-то?
— Не беспокойтесь, пожалуйста.
— А то эпизод случился, — зашептал Тимоша. — В ростовском цирке. Только один акробат другому на плечи встал и начал по шесту карабкаться… А тот, нижний житель, чихнул. Шест закачался, и тут…
История про акробата осталась недосказанной: Тимоша услышал шум мотора.
Нет, одна машина так не тарахтит. Пожалуй, целая колонна на подходе.
Тимоша, придерживая руками гранаты, ловко взобрался на массивную лейтенантову спину.
— Сильно извиняюсь за свои килограммы. В чистом виде я вдвое легче. Без дырявой тары, без оружия…
Машина шла, высматривая дорогу подслеповатыми синими фарами, за ней следом шли другие.
Тимоша замер с гранатой в руке; вторую он снял с пояса и засунул за отворот шинели — так сподручнее.
Быстро прошла громоздкая машина, укутанная брезентом — чертовы аккуратисты эти фрицы!
За машиной двигался бронетранспортер с пушкой на прицепе.
Смутно маячили на сиденьях фигуры артиллеристов. Фриц, который сидел с краю, безжизненно уронил голову на грудь, а тело его сонно покачивалось.
Тимоша, не раздумывая, коротким движением руки — вот так он сдавал карты, когда играл в очко, — набросил сверху гранату.
С приглушенным стуком она шлепнулась в бронетранспортере о что-то мягкое. Может быть, никто и не обратил на стук внимания, не услышал его за громыханием машины.
— Ложись! — Тимоша спрыгнул со спины лейтенанта.
Пламя разрыва высветило с исподу редкие листья и сучья. Верхушки деревьев отшатнулись от улицы: это поверх забора прошла взрывная волна.
— Бежим! — скомандовал Тимоша.
Он подобрал лежавшую у забора трофейную гранату и рванулся в сторону от криков, стонов и беспорядочной стрельбы, которые уже доносились с улицы.
В небо взвились ракеты. Лейтенант заметил, что теперь уже листья и сучья выбелило сверху.
Он схватил вторую гранату и побежал следом за Тимошей, не теряя из виду его изодранной спины.