— Лук?
Теперь не понимала кухарка… Тогда Мейджори стала показывать, что чистит, вытирает глаза. Наконец они поняли друг друга, но Мейджори, утомившись, дальше проверять не стала. Отчитавшись, кухарка вышла, а Мейджори взяла табурет, открыла шкаф, встала на табурет. На верхней полке шкафа, над платьями, находилась коробка от шляпы, в ней лежала бледно-голубая с сиреневым оттенком шляпа, а под шляпой — конверт. В конверте — бумажка, одна-единственная — светло-зеленый чек. Стоя на своем табурете, миссис Мейджори некоторое время рассматривала чек. Затем подняла глаза, что-то прошептала.
— Две недели, — наконец проговорила она более отчетливо. — Я могу продержаться только две недели.
Затем громче, ошеломленно:
— Две недели?
В комнате горела только одна лампочка, распространявшая очень слабый, тусклый свет, отчего лицо миссис Уотсон выглядело еще бледнее, чем обычно, рот — крупнее, а блеск в черных больших глазах — интенсивнее. Она спустилась с табурета и принялась быстро, лихорадочно звонить по телефону. Это была еще примитивная система: ручка, которую нужно крутить, и отвечающий на том конце провода голос — женский днем, мужской — после десяти часов вечера.
— Pronto, это дом графини Сатриано? Нет, нет, не беспокойте ее, я хотела просто поговорить с господином Восом… Господин Вос, да, если он там… А! Его нет… нет, нет, спасибо…
— Pronto, это дом маркизы Сан-Джованни?.. Нет, нет, это бесполезно, позовите, пожалуйста, господина Boca… его нет… о! Правда… нет, нет.
— Pronto…
Голос ее дрожал.
— Pronto, посмотрите, пожалуйста, в баре, нет ли там господина Boca?
— Pronto, извините…
— Всего две недели, всего две недели, всего две недели.
Чета Пальмиро ужинала в гостинице.
— Я не хотел бы наткнуться на Ратацци, — сказал Пальмиро, и в его голосе зазвучали новые нотки, сухие и повелительные.
— У него хватит такта поужинать где-нибудь в другом месте, — возразила жена. — Он всегда был тактичен. Этого у него не отнимешь.
На следующий день, в десять часов утра Ратацци постучал в их дверь. Любопытно — со вчерашнего дня он как бы стал ниже ростом На нем был коричневый костюм, весьма скромный, и темный галстук. Пальмиро в этот самый момент брился, что неким образом облагораживало его: такая пена вокруг подбородка! С ней он выглядел более значительным. Ратацци же не знал, как себя держать.
— Я не знаю, что ты решил, — начал он, старательно выговаривая каждое слово.
И затем быстро, откинув немного голову, робко подняв руку, добавил:
— Конечно же, что бы ты ни решил, все будет правильно.
Затем вкрадчивым голосом:
— Мир ведь так тесен. Я встретил сейчас кое-кого из наших клиентов.
Пальмиро, прервав бритье, но не стирая пену с подбородка, смотрел на него. Госпожа Пальмиро наклонилась к окну, выставив свои огромные бедра в юбке из зеленого бархата.
— Наша дружба ведь всем известна. Еще вчера я обедал и ужинал в обществе твоей жены.
Он колебался.
— Ты понимаешь, это же было так естественно.
— Слишком естественно.
— Тогда, если нас увидят, ты понимаешь, что мы ходим порознь, не разговариваем друг с другом, то могут подумать… И это может нанести вред нашим делам… И на много дней… надолго. Мир тесен. И ты знаешь…
— Я думал об этом, — прервал его Пальмиро. — Войдите!
Вошел коридорный и подал ему пачку сигарет. Американских. Прежде Пальмиро курил только отечественные, они были дешевле.
— Спасибо.
Коридорный бросил любопытный взгляд на мужчин. И вышел.
— Я думал об этом, — повторил Пальмиро. — Сегодня ты пообедаешь где угодно, но только не в «Гатто Бьянко».
«Гатто Бьянко» — ресторан на одной из маленьких улочек.
— Только не в «Гатто Бьянко». Несомненно.
Желая угодить, Ратацци старался говорить тоном бухгалтера фирмы.
— А мы пообедаем в «Гатто Бьянко», — сообщил Пальмиро. — А потом вопрос просто не возникнет. Ты сядешь на пятичасовой пароход.
— Пятичасовой пароход, да, конечно.
Но тут же спохватился.
— Пятичасовой пароход? Но мы же договорились…
— Я передумал.
— Ты должен был заниматься…
— Ты займешься этим вместо меня.
И небрежно:
— Мне нужно несколько дней отдохнуть. Я остаюсь здесь. С Паолой. И мне надо также подумать.
Возникла небольшая пауза.
— Понимаю, — произнес наконец Ратацци.
Он провел пальцем между воротником и шеей.
— Но я приглашен сегодня к маркизе Сан-Джованни.