— Нет.
— Почему?
Сандра покачала головой. На этот раз она была без своего красного шерстяного джемпера. Было так тепло. На ней была только кремовая блузка и легкая голубая юбка над голыми ногами.
— Пошли…
Он протянул руку. Она не взяла ее, начала подниматься, прошла возле него, совсем рядом. От нее исходил запах хлеба, хлопка. И ее щеки — такие круглые.
Сандра. Дорогая.
С бьющимся сердцем он уводил ее. Тропинка сузилась еще сильнее. Пространства хватало только на то, чтобы пройти между двумя садами. Один из них был огорожен стеной с вцементированными сверху осколками бутылок, а другой — обычной сеткой, правда, дополненной еще рядом агав, на мясистых листьях которых люди писали свои имена, инициалы, всякие глупости. Они шли словно по коридору, по одному из тех гостиничных коридоров, где за феей в белом чепце и ключом в руке ты идешь с женщиной, которая в зависимости от того, привычная она к этому или нет, выглядит уверенной или смущенной. Однако тут вместо розового рая комнаты они в конце концов оказались на небольшой площадке земли под открытым небом… Хотя площадка, это слишком громко сказано, скорее просто на жалком, неровном клочке земли между стеной сада и обрывом. В ста метрах ниже них находилось море, и к нему спускалась крутая лестница, вырубленная в скале. Несколько сосен, какие-то растения. Они сели.
— Сандра… — произнес Андрасси.
— Это я.
Она откинулась назад, опираясь на ладони, отчего плечи ее приподнялись. Андрасси положил руку на ее руку.
— Сандра, я столько ждал вас. Столько дней…
— Два дня…
— Нет, гораздо дольше.
Она опустила глаза и ногой оттолкнула камешек.
— Куда это вы шли вчера со своими цветами?
— Это я покупал цветы не для себя, Сандра.
— Понимаю, не для себя, — сказала она, — для какой-нибудь дамы.
— Я хотел сказать, эти цветы были не от меня. Я должен был отнести их от имени моего патрона.
— Для этой Уотсон.
— Да, — удивился Андрасси.
Ну прямо как в деревне! Недаром же госпожа Сатриано все повторяет: «На Капри все всё знают». В этом Андрасси уже убедился.
— Не нужно больше ходить одному к этой Уотсон, — отчетливо произнесла Сандра.
— Но у нее же такая серая кожа.
— Это не имеет значения. Мужчины ничем не брезгуют.
Совсем молоденькая девушка. Маленькая молоденькая девушка. Она изображала из себя женщину. Пыталась говорить как женщина. Андрасси пылко воскликнул:
— Я больше не пойду, Сандра.
— А почему вчера вы не заговорили со мной? Вы рассердились?
— Нет, — ответил он. — Но именно в тот момент я понял, что люблю вас.
Она подняла на него глаза. Свои большие глаза, такие блестящие. И на ее лице опять появилось беспокойное выражение.
— Я люблю вас, Сандра, — медленно повторил Андрасси.
Сандра улыбнулась. Ему захотелось прижать ее к себе. Она отстранилась, и ее грудь на секунду коснулась запястья Андрасси. Взглядом и подбородком она показывала ему что-то. Андрасси обернулся. Ниже них, метрах в пятнадцати, в саду, круто нависающем над лестницей, — это был даже не сад, а скорее скелет сада: выложенные красной плиткой дорожки с двумя невзрачными цветниками между ними — женщина в голубом срезала цветы.
— Она нас не видит, — сказал Андрасси.
Очевидно, он произнес эти слова слишком громко.
Женщина тут же подняла глаза, посмотрела в их сторону.
— Вы ее знаете? — спросил он уже тише.
Сандра пожала плечами, как бы говоря: «Странный вопрос!»
— Вы ведь тоже ее знаете, — сказала она.
— Я? Нет.
— Ну тогда узнаете в один из ближайших дней. Она подруга графини.
Теперь Андрасси пожал плечами. Как раз вовремя, чтобы скрыть дрожь.
— Зачем обращать на нее внимание? — храбро спросил он.
Но, не отдавая себе в этом отчета, заговорил шепотом. Все сразу стало восприниматься по-другому. В тишине до него доносился сухой стук садовых ножниц женщины. Они срезали слова прямо на губах.
— Но, Сандра, я люблю вас…
Он произнес это с яростью в голосе, словно одной фразы было достаточно, чтобы устранить все препятствия и преодолеть любое сопротивление.
— Сандра…
Она нежно улыбалась. Теперь она уже не отклонялась назад. Она сидела прямо, зажав руки коленями. Андрасси взял ее руку и поцеловал ладонь. На ней еще оставались красные отпечатки от камней, на которые она опиралась. Ее кожа с вмятинками пахла сухой землей.
— Когда-нибудь, в один прекрасный день вы тоже полюбите меня?
— Это было бы лучше, — с шаловливым выражением на лице ответила она.
Он засмеялся, а она ласково коснулась своей щекой его щеки.