17140.fb2
— На вилле. Он оставил там для себя комнату на случай своего приезда.
Хозяин виллы оказался очень высоким, лысым и довольно спокойным человеком.
— Давайте войдем в дом, — предложил он. — Я попросил у госпожи Уотсон разрешения осмотреть виллу.
— Я ее уже видел, — сказал Форстетнер.
Хозяин решительно махнул ладонью.
— Если вам угодно, — не стал возражать Форстетнер.
В гостиной царил невероятный беспорядок: подушки валялись где попало, ковры почему-то были наполовину свернуты.
— Это госпожа Уотсон, — пояснил владелец, словно давая исчерпывающее объяснение.
Тут появилась и сама Мейджори, в халате цвета перванш, как всегда, мрачная, но с еще более растрепанной, чем обычно, прической. Ее большие темные глаза перескакивали с одного предмета на другой, словно у волчицы, ищущей своих малышей.
— Мейджори! — воскликнул Форстетнер, постаравшись придать голосу как можно более игривый тон.
Она посмотрела на него так, будто не узнавала его.
— Я не хотел вас беспокоить, но…
— Нет, ничего, — сказала она, устремляясь к креслу и засовывая руку под подушку.
— Вы потеряли что-нибудь?
— Нет, пустяки.
Она наклонилась над креслом, продолжая что-то бормотать. Четверо мужчин смотрели на нее.
— Может быть, ножницы? — дружелюбно предположил Форстетнер. — Я заметил, что в креслах всегда теряются ножницы.
— Да нет, — раздраженно отозвалась она. — Не беспокойтесь. Продолжайте ваш осмотр.
И мужчины продолжили осмотр. Такой же беспорядок, как в гостиной, царил везде. Общее впечатление усугублялось беспорядочными пятнами солнечного света, проникавшими через окна. В комнате госпожи Уотсон простыни от постели протянулись до самой середины комнаты.
— Я полагаю, она принимала друзей, — в голосе владельца послышались агрессивные нотки.
И он раздраженно закрыл пробкой бутылку виски, стоявшую на туалетном столике.
— Может быть, — начал Форстетнер, — нам сейчас следует поговорить немножко о цене.
— Минутку…
Сначала нужно было пройти на террасу, усесться, причем вся эта процедура несла в себе определенный элемент торжественности.
— Сигарету?
Хозяин виллы затянулся и медленно выдохнул дым, широко раскрыв рот, снова посмотрел на сигарету и начал.
— Следует учесть, — сказал он, — что это самая красивая вилла на всем острове.
На такое определение на Капри имеют право как минимум шестьдесят строений.
— Вид! Расположение!
— Я знаю, — сказал Форстетнер.
— А водосборники! Вы видели водосборники?
На острове нет ни рек, ни других источников, если не считать два или три маленьких родника. Поэтому жители пользуются водой, которая стекает с крыш и накапливается в водосборниках. Или ее нужно покупать — довольно дорого. Так что проблема водосборников остается одной из главных.
— Водосборники достаточно большие, — согласился Форстетнер.
— То есть они просто великолепные.
— Великолепные. Но меня сейчас интересует цена.
Сделав размашистый жест рукой и объяв им сад, небо и море, владелец виллы изрек:
— Разве же это имеет цену?
— Все имеет цену.
— Ну что такое лира на сегодняшний день?
— С каждым днем лира становится все более устойчивой.
— И вообще, что такое деньги в наше время? Хоть двадцать миллионов, хоть сто миллионов! Если придут русские, на что будут нужны мне эти сто миллионов?
— А на что вам будет нужна вилла?
— Нас ведь всех повесят.
— Совершенно точно, — подтвердил Форстетнер. — Но все-таки какая цена?
— Всех повесят? Вы действительно так думаете?
Хотя владелец виллы сам выдвинул эту гипотезу, теперь у него был такой вид, словно всерьез он над ней задумался только сейчас.
— Всех, — довольно непринужденно пообещал Форстетнер.
— Конечно, кто-нибудь, наверное, выживет, — рискнул вставить Рамполло, одаривая обе стороны робкой примирительной улыбкой.
— Так какая цена?