Советник посольства охотно отвлекся от своего дела, взял конверт. Это был обычный конверт с небрежно написанным адресом. Советник посмотрел на обратную сторону конверта. Прочитал там фамилию отправителя: леди Амберсфорд. Выражение безразличия на лице советника сменилось на подобострастную улыбку. При этом все знали, что Бесси Амберсфорд разорена. Но что хорошо у англичан, так это — разорился человек или нет, имя все равно остается. Советник взял нож для разрезания бумаги, вскрыл конверт и прочитал:
«Дорогой Ронни!
Это опять я, и я снова прошу Вас оказать мне услугу. Я хочу поехать на несколько дней в Рим, чтобы сделать покупки, но ужасно боюсь брать в поездку свои деньги, поскольку я уже не в том возрасте, когда находят галантных кавалеров, которые могут тебя защитить, особенно при проезде через этот ужасный Неаполь, где так легко обворовывают, особенно несчастных пожилых дам, что, кстати, как Вам известно, случилось с нашей дорогой Маргарет. Поэтому я посылаю Вам в этом письме чек на сто пятьдесят тысяч лир и прошу Вас получить по нему для меня деньги в банке, а я сразу, как только приеду (я думаю, во вторник) возьму их у Вас и одновременно с удовольствием повидаюсь с нашей дорогой Оливией и нашим дорогим Бобби.
Вы очень любезны.
Я чувствую себя очень хорошо, что могу сказать и о нашей дорогой Марианне, неизменно веселой и доброй.
Спасибо».
— Милая старушка, — произнес советник.
Он взял чек, вышел из своего кабинета и направился в другой, где сидел мужчина с густыми рыжими усами.
— О! — обратился он к нему. — Дорогой коллега, завтра, когда вы пойдете в банк, получите, пожалуйста, на этот чек для меня деньги. Это для моей давней подруги, Бесси Амберсфорд…
— Леди Амберсфорд, разумеется, — отозвался мужчина с усами.
— Бедняжка, она боится путешествовать с этим чеком. И хочет лучше взять эти деньги у меня. Она немного странная.
— Лучше быть немного чересчур осторожным, чем недостаточно осторожным, — произнес рыжеватый мужчина.
И рассказал, что случилось с одним из его друзей. Советник выслушал историю с видимым удовольствием. Было жарко. Через открытое окно в помещение врывался настойчивый, обескураживающий, ужасный гул римской улицы.
Море. О, морская стихия! Плеск волн! Водная поверхность — такая гладкая, такая синяя и спокойная. О гостеприимная!
В это утро маленький мальчик с волосами соломенного цвета бежал к тебе уже полуголый с майкой, зажатой в кулаке.
Он бежал вниз по ступенькам тропинки-лестницы, и его голые ноги шлепали по камням, словно обух топора в мясной лавке, отбивающий эскалоп.
Он бежал и кричал:
— Море! Море!
И взрослые тоже спешили, хотя, конечно, медленнее, это не так просто, когда тебе уже не двенадцать лет, но они были охвачены тем же нетерпением, той же лихорадкой, их лица были повернуты к морю, к его свежести, к его ароматам; одни шли по лестнице, сокращая себе путь, другие ехали в автомобилях, которые мягко, как шары, скользили с выключенными моторами по гладкой извилистой дороге.
— Мой великан! — произнесла Мейджори Уотсон.
Она ехала с Восом в автомобиле, где кроме них было еще семь человек, в том числе Жако и Адольфини. Вос сидел на спинке заднего сиденья, там, где опущенный верх машины образовывал нечто вроде валика, и Мейджори одной рукой держала его сжатые ноги.
— Осторожно, не упади.
Она сняла свою шляпу, напоминавшую головной убор южноамериканских пеонов, и подняла к Восу свое лицо, даже сквозь черные очки светившееся выражением насытившегося лакомки.
— Не беспокойся, — сказал Вос.
И Мейджори, не обращая ни на кого внимания, терлась щекой о гладкое колено Boca, сжимая еще сильнее его длинные голые ноги.
Андрасси спускался по лестнице с полотенцем на плече и плавками в руке. Плавками цвета морской волны. А немного выше, по той же лестнице шли леди Амберсфорд и леди Ноукс. Страх поскользнуться на этот раз победил их неприязнь друг к другу. Они держались за руку. Но леди Ноукс все же никак не могла удержаться от замечаний:
— Внимательнее! Держите ваши ноги немного прямее, а то я из-за вас чуть было не упала.
И надо сказать, леди Ноукс вынуждена была признать, что в поведении Бесси произошли некоторые изменения в лучшую сторону. О! Это вовсе не означало, что она стала более чистоплотной или что у нее вдруг появилась любовь к порядку, но, по крайней мере, она уже несколько дней не воровала. И это было уже немаловажно. Накануне леди Ноукс провела эксперимент, оставляя свою сумочку где попало. И в ней все оставалось нетронутым. Леди Ноукс считала, что она добилась этого благодаря своей язвительности и упорству, с которым повторяла свои замечания. Времени потребовалось немало. Пятнадцать, даже почти шестнадцать лет, которые они прожили вместе. С самой их встречи в Аркашоне. Такая долгая связь вызывала порой комментарии, причем отнюдь не всегда клеветнические. Досадно было одно: теперь Бесси вбила себе в голову, что ей нужно съездить в Рим.
— Но зачем? Что вы собираетесь делать в Риме?
— Мне нужно, Марианна, кое-что купить.
— Купить? На какие шиши, безмозглая голова?
— О! Марианна…
— Не стоните так. Вы действуете мне на нервы. Во всяком случае, на меня не рассчитывайте. Я последние дни не очень хорошо себя чувствую. Да и пароход отправляется в семь часов утра.
— Но я поеду одна, Марианна. Разве я развалюха какая-нибудь?
— Вы хуже, чем развалюха, моя бедная старушка.
Леди Ноукс колебалась, находясь во власти противоречивых чувств: любопытства, потребности тиранить Бесси и мании заниматься ее делами, страхом перед расходами, связанными с поездкой, и злостью на отправлявшийся в семь утра пароход.
«Чтобы я еще когда-нибудь забралась на остров!»
— У меня в Риме есть Ронни и его жена.
— Можно подумать, что они прямо жаждут вас увидеть!
— Я задержусь у них не больше, чем на один-два дня.
— Вы такая неповоротливая: вас непременно задавит машина.
«Черт, — мысленно выругался Андрасси, — не нужно было снимать сандалии!»
В плавках, с чересчур белым для этой обстановки телом, он с трудом брел босиком по горячей гальке пляжа. Ему жгло пятки. Он корчился от боли и невольно строил гримасы.
«Наверное, у меня сейчас вид…»
— Привет!
Он обернулся. Это была та молодая женщина в розовом, как там ее? Мафальда.
— Здравствуйте, — сказала она.
Она была в купальнике. Забавно было встретиться вот так, почти голыми. Но она об этом, похоже, не думала. Ее взгляд был прямым, четким, как грифельная доска.
— А вы так и не собрались зайти к нам.