Косов, в компании с Тоней, Лизой и Лидой, шел в ДК «Сибкомбайна». Настал он — День «Ч». Или день «Х». Да как угодно его можно назвать. В общем — день концерта. Илья рано утром уже умчался из клуба. Тоня даже чуть обиделась — и ее бросил, и в такую рань туда бежать? Концерт-то аж в семнадцать нуль-нуль, а сейчас еще и одиннадцати часов нет. Но таков уж директор — в сотый и последний раз все проверить, все самому оценить, вытрепать последние крохи нервов работникам ДК, и тамошнему директору.
Женщины одеты нарядно. Хотя до концерта еще уйма времени — зачем вышагивать сейчас по пыльному «большаку» «при всем параде»? Непонятно это Ивану, ну да — пусть их. Благо погода — «шепчет»: солнышко весеннее пригревает вполне, легкий ветерок.
Походный ордер работников сельского клуба выглядел следующим образом — впереди, «под ручку» — Лиза с Лидой. А он, также под ручку с Тоней, в метрах пятнадцати позади них. Вот… Идет, задумчивый. И вовсе не по поводу концерта! Хотя и некоторый мандраж присутствует, чего уж себе-то врать, но Косов его старательно гасит — рано еще мандражировать. Перегореть и вымотаться — времени еще навалом.
Для недопущения такого развития ситуации, у него сейчас в наплечной сумке «булькает» аж две бутылки хорошего коньяка, да какая-никакая закуска. Еще и Калошин обещал что-то притащить — день-то предстоит долгий, да если и «причащаться», то вдвоем все равно не выйдет — кто-нибудь один хрен «на хвост сядет»! Тому рюмочку, той — «граммулечку» и спиртное разойдется незаметно.
Все это сделано по совету Калошина, и при полном непротивлении Косова. Напиваться они не собираются, но «подогреться», по словам Игоря, надо! Так… по рюмочке, «пописят», не более. Уже потом, после концерта, можно будет «выпустить пар». Ну — тут дело такое, без этого никак. И банкет заготовлен самим Калошиным в репетиционном танцевальном зале ДК. Все там будет — и столы, и выпивка, и закуска. Уже потом, ближе к окончанию концерта, работники ДК, которых «законтрактовал» Игорь, все устроят-накроют. Косов предполагает, что и для «высокого начальства» где-то там, в недрах Дворца культуры, тоже что-то в этом роде будет организовано. Но у них, у Косова и Калошина — только для своих, артистов, их близких, да лиц, причастных к организации концерта. «Междусобойчик» такой…
Как сказал опытный и сведущий Калошин — заранее трястись перед концертом — дело зряшное, только хуже будет. Вот и будут они, по возможности, и вне глаз Илья, «убивать» время до начала.
— Вань! Такие мероприятия нужно проводить весело, на кураже! Тогда и зрителям понравится, и артисты будут веселыми. А так, как Илья… Не — так-то понятно, он — директор! Ему сам Бог велел всех на уши ставить и изводить придирками. А мы-то тут при чем? Вот и будем… готовиться к концерту по-своему.
Но задумчивый Косов сейчас вовсе даже по другому поводу. Чего-то не нравится в последнее время ему Лиза. Веселая, задорная, даже — «ершистая», в последние дни она стала… странной. Больше молчит, задумчива, улыбается нечасто, и шутит — еще реже. Несколько раз он ловил на себе ее странные взгляды — толи задумчивые, толи сердитые. И с Лидой они в последнее время все больше беседуют наедине, вдвоем, тихонько.
«Похоже и правда у подружки — «залет». М-да… доигрались. Хотя — это же и логично! Все к тому и шло. Очень уж они… безрассудно постигали друг друга. Как больше пристало подросткам, а не взрослым людям. Опять же… если разобраться — а не того ли она сама и хотела? Ведь с самого начала их отношений, она сама сказала — «будем делать так!». И вот что тогда? Похоже, как не настраивалась женщина на такой результат, но… до конца не настроилась. А ему в таком случае — как быть? А хрен его знает!».
Косов не чувствовал в себе какой-то ответственности — чего хочет женщина, того хочет Бог! И кто этому будет противится? Но все же в глубине души «свербило» непонимание — что ему делать в этом случае?
Да и похоже, тут у Лизы и кроме этого, что-то не так… Он уже и спрашивал ее, пытался как-то расшевелить, но женщина лишь отмахивалась от него, отшучивалась, да переводила разговор на другое. Иван уже и так думал, и эдак… Может Лиза все же чего-то подозревает по поводу Завадской? Или еще что? Или же — все в кучу! И то, и другое, и третье! Там могут такие думки у женщины в голове в клубок свиться, что мужику — не за что не разобраться.
И даже еще пара их встреч — как-то отличалась от прежних. Не было того задора, веселья и бесшабашности, которыми его так радовала Лиза ранее. Все было чувственно, очень хорошо… Но без огонька! Даже постижение «И хочется, и колется!» прошло эдак… более похоже на уроки сексологии. Коих во множестве развелось в будущем в интернетах.
Как видел Косов, Лиза очень внимательно прислушивалась к своим ощущениям, пробовала разные позы и способы… В общем — все, что знал Косов из прошлого. И в итоге задумчиво сказала:
— Нет, Ваня… Не мое это! Я понимаю, конечно, желание мужчины. И даже… можно иной раз пойти на поводу и доставить тебе приятное. Но самой мне это… нет, не очень! По крайней мере — я от этого не кончу, точно!
— И даже когда я тебя ласкал… ну — помогал? Тоже никак не повлияло?
Она усмехнулась:
— От этого, само собой, стало приятнее… Но — не до той степени, как прочими, более традиционными способами.
— Тебе было больно?
— Да нет же! Это и болью не назвать. Просто… ну — никак! К тому же… не самый гигиеничный способ близости между мужчиной и женщиной, согласись?
Ему оставалось только кивнуть, соглашаясь.
— Ну что ж… и так бывает!
Вот и сейчас он идет сзади подружек, и поглядывает на них. Раньше всегда заводилой и рассказчиком в их паре была Лиза. Лида — больше слушала и улыбалась, а то и смеялась. А сейчас же — наоборот, Лида что-то рассказывает Лизе, а та молчит, улыбается и иногда кивает, соглашаясь. И на него — никакого внимания!
— В-а-а-нь! — заглядывая ему в лицо, тянет Тоня.
— Угу? — мычит он в ответ.
— Вань! А Вы чего… с Лизой поссорились, что ли?
— С чего ты это взяла? — вроде бы удивленно смотрит он на девушку.
— Ну… раньше Вы такие веселые были, всё больше смеялись… Лиза над тобой подшучивала. А сейчас… вон — все молчит, Лиду слушает.
— Да я Тоня… и сам ничего понять не могу. Вот и иду… думаю. Может она… волнуется перед концертом?
— Не… это-то — само собой! Но тут что-то другое, — качает головой Тоня.
— Не знаю… может стоит дать ей время — пусть сама в себе разберется, и станет прежней? Может такое быть?
— Может…, - снова тянет Тоня, но как-то — с сомнением.
Суматоха в ДК их сразу увлекла, закрутила, выбила все мысли из головы. Сосредоточенный, серьезный Илья; задумчивый Елкин; ушедшая в себя и что-то бормотавшая себе под нос Кира; чего-то и куда-то волокущие и матерящиеся вполголоса рабочие сцены; какие-то девчушки, мельтешащие туда-сюда…
— Так, Иван и… Игорь, да! Мы тут немного переиграли! Придется Вам переехать в репетиционный зал. Да, где сейчас танцоры. Нашим певицам мы отдали Ваш кабинет. Там же и музыканты, Игорь! В зале. Ну ничего — там места много, на всех хватит!
— Да ладно… но там же и девчонкам где-то переодеваться будет нужно. Танцовщицам! Будет ли это удобно?
— Ничего страшного! Там рабочие уже несколько ширм поставили. Они за ширмами переоденутся. Уже и костюмы туда перенесли, и Ваши, и их!
— Ну… пусть так!
Калошин подмигнул ему, замахал рукой — «пошли, мол!».
— Подальше от начальства! Пусть и от сцены чуть дальше, но зато — спокойнее.
М-да… в этом зале уже стояли посредине столы и стулья — видимо для вечернего мероприятия. Всю эту мебель составили баррикадой посредине зала, разгородив его таким образом на две неравные половины — меньшая отошла танцорам, там уже и ширмами «отрезали» один угол; большая — калошинцам и ему. Вполне нормально сюда «вписалась» занесенная откуда-то мягкая мебель — тройка диванов и несколько разных кресел.
— Вот! Видишь — даже присесть с удобствами есть где! Так… ну-ка, ребятки, поправим немного столы… Да-да! Вот так! Ну — Вы и сами соображаете! — командовал Игорь своими музыкантами, — Так! Только… сами знаете — ни грамма больше необходимого! Все ясно? Виталий! Геннадий! Вот Вас это в первую очередь касается! И не надо мне ничего говорить! Все уже сказано, и я не раз слышал Ваши оправдания!
Посмеиваясь, Калошин вернулся к Ивану, усевшемуся на диване:
— Это я так… для проформы! У меня ребята — профессионалы, сами знают — когда и сколько можно принять!
Вот курить — приходилось выходить на «черную» лестницу, довольно далеко. Что было не совсем удобно.
На стене зала, возле выхода, была помещена информация о концерте — очередность номеров, их примерная продолжительность. Это Илья подстраховался, хотя по коридору носилась уже девчушка-метеор со сценарием концерта в руках. Именно она будет помогать распорядителям в подготовке к выходам артистов на сцену. Все было довольно просто. Сомнения вызывали лишь выступающие официальные лица. Как сказал тот же Елкин — чаще всего регламент выступлений их — не соблюдается от слова совсем. Ну тут уж — как пойдет! Ладно… нужно выдохнуть! И это когда-нибудь пройдет — уже вечером они будут вспоминать о всей этой нервотрепке, репетициях, ругани и обидах, как о прошлом.
Иван с Игорем, чтобы не мешать Илье, Савелию и Кире, отошли подальше от кулис.
— А пойдем к девушкам зайдем? Поддержим их, пошуткуем-посмеемся…
В гримерке сидела за столом перед зеркалом Лиза, а Лида что-то поправляла ей в прическе. Подруга была уже в костюме для выступления, если можно так назвать довольно простенькое платье, туфли и косынку на плечах. Лиза была бледна, только глаза лихорадочно блестели.
С места в карьер Калошин стал рассказывать что-то веселое. Лида смеялась, а Лиза лишь вымученно улыбалась.
— Красивая моя! Ну чего же ты так? Ты же — учительница пения! Сколько раз ты пела перед ребятами, да и в концертах разных участвовала не раз! Ну что за волнение, право слово? — Иван наклонился к ней, сжал легонько плечи и чмокнул к щечку.
Лиза благодарно улыбнулась, но здесь откуда-то сзади послушался недовольный голос Вари:
— Ну я так и знала! Костюмы развесили вовсе не по порядку! Ну все нужно проверять самой!
Косов повернулся на голос. Ну да, Варенька была бы не той Варей, если бы не придумала, как привлечь к себе внимания! Она стояла спиной к ним к блузке, чулках с поясом и туфельках. Только вот юбки на ней не было! А блузка по длине вовсе не скрывала всей прелести «пятой» точки певицы, одетой в белые трусики.
«М-да… а задница у нее все же — зачетная! Ух какая задница! И крепкая такая, ладная! И груди — ага! Ростом, вот только не удалась. Этакая… Сабрина… «бойз-бойз-бойз! Хотя нет, все же не тот типаж. Орлова, может… Ладынина. Но в тренде она сейчас!».
Как ни в чем ни, бывало, Варя повернулась к присутствующим и протянула:
— Ребята! Ну и что мне делать? Я ведь не помню точно — в каком костюме петь ту или другую песню!
Спохватившись, Иван снова повернулся к зеркалу, откуда на него с укоризной смотрела Лиза. Она прикрыла глаза и покачала головой, шёпотом: «Ну кобель же!».
Неловкую паузу сбил Калошин:
— Варя! Ну какая проблема? Ты у нас в любом наряде — королева сцены! Вот… хоть так выйди и фурор в зале будет обеспечен!
Все расхохотались — действительно! Фурор будет! Правда, сопряженный со скандалом, но все-таки!
Иван вытащил из внутреннего кармана куртки любимую фляжку, взболтнул ее:
— Ну, что, девчонки! По тридцать граммов, чтоб дома не журились?
Лида улыбнулась:
— А закусить чем?
— Ну что за вопросы, сударыня? Все учтено и приготовлено! — из другого кармана Косов — «ал-ле, ап!» — достал большую плитку шоколада.
Лиза повеселела, засмеялась ему в зеркале, залихватски махнула рукой:
— А-а-а-а… давай!
«Ну вот! Такой она больше похожа на прежнюю Лизу!».
Калошин плеснул граммов по семьдесят женщинам. Остатки поделили Иван и Игорь.
— Ну вот! Зарумянилась Лизетт! И стала еще краше! — Косов снова поцеловал подругу в щечку.
— И хватит уже разглядывать ее ляжки! Слышишь, Косов?! — шёпотом она ему.
«Ну вот! Это — прежняя Лиза!».
Так они и болтались с Калошиным по закулисью до трех часов, когда Илья объявил сбор всех в актовом зале — для последней «накачки!». Все расселись на креслах двух-трех первых рядов зрительного зала.
«Х-м-м… а немало нас здесь, не мало! Как-то не задумывался, сколько людей задействовано. Калошинцы, мы с Ильей, девушки, танцоры, ребятишки Тонины, рабочие и обслуживающий, подсобный персонал… Человек тридцать с лишним получается, ближе к сорока, наверное!».
Илья, и стоявший рядом с ним директор ДК, смотрели строго, сосредоточенно. Их речи он и не слушал толком. Сколько таких инструктажей прошлось пройти в прошлом? Нет, не именно вот таких творческих, концертных, но… Все эти инструктажи, планерки, оперативки чем-то похожи друг на друга, пусть и из разных сфер деятельности мероприятия.
— Скажите, а сколько всего будет выступающих от руководства и гостей? — подняв руку, с места спросил Елкин.
Илья с директором переглянулись, и директор откашлялся, ответил:
— Всего, по сценарию праздника выступающих четверо — сам директор завода, два его заместителя, и представитель от обкома партии. По регламенту — выступления от двадцати минут до получаса. Но тут уж, товарищи…, - директор развел руками, — Затем еще четверо… Нет! Пятеро товарищей с приветственным словом. От комсомольцев, от облисполкома… Да! Еще парочка — от приезжих высоких гостей. Будут от Наркомата авиационной промышленности, и еще… от сельскохозяйственного машиностроения. То есть… часа на два официальная часть получается! Вот… как-то так!
— Не менее двух с половиной, а то и трех часов кидай на это, уж я-то знаю! — прошептал ему на ухо Калошин, — Любят наши начальнички поговорить, показать себя!
— Итить твою… так это получается — сам концерт начнется не ранее семи, а то и восьми часов вечера? Так что ли? — поразился Косов.
Калошин в ответ кивнул и развел руками.
— Так… товарищи! У меня есть вопрос в связи с озвученной информацией, — поднял руку Косов.
— Да, слушаем тебя, Иван! — дал ему слово Илья.
— Получается… что все присутствующие, и дети в том числе, с утра и до позднего вечера — будут голодными? И при этом… нагрузка и физическая, и на нервы… Я сейчас к чему? Может можно как-то организовать перекус? Прямо здесь… Вон в том же зале, в которым мы расположились?
Директора переглянулись, и местный чуть смущенно потер скулу:
— Да… об этом мы как-то… Сами понимаете, товарищи, в столовую, которая расположена внутри территории завода, мы вас провести не можем. Предприятие режимное как-никак!
— Но можно же… бутерброды какие-нибудь, чай, компот…
— Да, сейчас что-нибудь такое… организуем! Буквально полчаса мне нужно! — и директор ДК умчался, прихватив с собой часть местных работников.
Во время перекуса в зале, организованном в виде фуршета — только ребятишек усадили за столы, Варя, улучив момент, подкралась к нему, и покусывая ровными белыми зубками бутерброд с колбасой, негромко спросила:
— Тут я обратила внимание… Все ваши девушки очень прилично приоделись. Очень интересные у них… юбочки, блузочки. И Тоня… проболталась, что это ты им все организовал, да?
«Ох уж эта… Тоня! Язык без костей!».
Иван невразумительно «угукнул», запивая еду компотом.
— Ванечка! Так что там… по моему предложению? Не передумал?
«Ну-у-у… вот же… упорная какая! И очень откровенная!».
Косов невольно окинул Варя оценивающим взглядом:
«Согласится что ли… Ядреная она «бабца» все-таки!».
— Передумал, не передумал… Варя, Варя, Варя… Я же тебе… ну осенью же! И что?
— Я уже сказала тебе, что ошиблась! И что очень сожалею об этом. Ну чего ты из меня снова слова извинения выдавливаешь?
— Угу… и ты все-таки не боишься? Ну, что я… очень вдумчиво подойду ко взысканию с тебя… задолженности? Не пожалеешь? — он наклонился к ней, мазнув взглядом по окружающим — «Не видит ли кто? Особенно — Лиза и Лида?», и прошептал, — Ведь драть тебя буду, Варенька, как врага народа! Я ведь очень требовательный и… темпераментный!
Девушка чуть отстранилась от него, оглядела с сомнением и задумчивостью:
— Да ладно! — и тоже шёпотом, — Напугал ежа голой задницей! Я выносливая! Да и… даже самой интересно! Хотя… вон, Лиза — выдерживает же как-то?!
— Ну смотри сама! Не пожалей потом! И давай… после концерта… через несколько дней как-нибудь встретимся? Договорились?
Они разошлись в стороны. Она — внешне вполне довольная, а он — с оглядкой, не увидели ли Лиза, Лида… да хотя бы и Тоня-болтушка? И Кира еще здесь, блин!
Шла официальная часть концерта, когда Игорь снова предложил — «по капельке!».
— Ну… по тридцать граммов. И — крайний раз! Через часок работать начнем, благословясь! — подмигнул он Косову.
Иван засмеялся:
— А ты не обратил внимания, что твои… некоторые, как-то часто стали на перекур на лестницу нырять? Плохой пример подаешь, товарищ руководитель ансамбля!
Калошин задумался и пристально посмотрел вслед выходящим «на перекур» музыкантам.
— Т-а-а-а-к… А ну-ка… подожди! Сейчас я кому-то мозги вправлю! — и Игорь выбежал следом.
Наполненные коньяком рюмки остались стоять на маленькой тумбочке, скрытой от остального зала придвинутым столом. Из-за ширмы в углу выпорхнула новая «пассия» Калошина, подошла к Косову, и улыбаясь, спросила:
— А что это вы, мальчики, даже и не поделитесь с нами, красивыми? Плеснули бы чуток своей «амброзии». Мы же тоже — на нервах!
«А вкус у Игоря все же есть! Хороша, чертовка! И… не стеснительная!».
Девушка была одета в верхнюю часть костюма, красных коротких сапожках, и… в подъюбнике.
«М-да… типа юбку надеть еще не успела! А хороши ножки! Очень хороши! Да и вообще — вся хороша!».
Довольно высокая, с крепкими ногами, тонкой талией…
«И подъюбник этот белый… чуть просвечивает! Вот же… дьяволово племя!».
Чуть поодаль от подруги Игоря, вроде бы в нерешительности, остановилась вторая танцовщица, та, на чьи коленки уже пялился Косов. Как-то… Правда, та была одета в полном танцевальном костюме. И улыбается скромно так…
— Да нам ведь и не жалко… для таких красивых! Только вот… можно ли Вам? Уже скоро на сцену же? И ведь не петь, а танцевать, что сложнее физически.
— Да ну, чего там…, - отмахнулась от сомнений Ивана девушка, — Не так еще и скоро! Да и не нальете же вы нам по стакану. Так… капельку только.
Косов махнул рукой:
— Присаживайтесь! И подруг своих зови!
Но рядом с Иваном уселись только эти двое.
Подруга Калошина прошептала Косову на ухо:
— Третья наша… не придет! У нее там — шуры-муры с Петром начались, не одобрит он такое! — она кивнула на одного из парней-танцоров.
Парни, что характерно, не подошли на «халявное» угощение.
Девчонки, не чинясь, «замахнули» налитое Косовым, скромно взяв по кусочку шоколада.
— А ты что же, Иван, и на коленки моей подружки больше не смотришь? Неужто разонравились? Или… запретили тебе смотреть на чужие колени? — девчонки захихикали.
— Да кто ж мне запретит-то? Я — птица вольная! — ранее принятый коньячок сделал Косова немного вальяжным, веселым.
— Да-а-а? А у нас… сложилось другое мнение. Да, Оксана? — «ага… значит, эта… с коленками — Оксана! А подругу Игоря зовут… вроде бы Таня! Вот представляли же их нам, а из головы как выдуло! Со всеми этими хлопотами, нервами, «непонятками».
— Нет, красавицы! Вы ошиблись.
— Ну и ладно! А вот… в городе горсады стали открываться. Может как-нибудь… сходим, погуляем? Я — с Игорем. А ты… вот Оксану позовем?
Косов снова оглядел девушку — «Хороша! Не такая раскованная, как Таня, но — хороша!». От его нескромного взгляда девушка чуть покраснела, и поправила подол юбки на коленях.
— Я только — за! Только вот, и правда, дел — по горло! — Иван подтвердил наличие массы дел, проведя пальцем по шее, — Может быть ближе к середине месяца? Как-нибудь на выходных?
— Ну… смотри сам! Мы, вообще-то, в общежитие живем. Знаешь, это на углу Красного и Каменской? Так что… можно и к нам… в гости.
«О как! С места — в карьер?».
— Ну а ты, что молчишь, красивая Оксанка? — он повернулся к более скромной девушке, с красивыми коленями, — Ты тоже приглашаешь?
И довольно беспардонно — для проверки серьезностей намерений — положил той руку на колено. Посмотрел выжидающе.
Девушка, взглянув на его руку на своей ноге, улыбнулась и, подняв на него глаза:
— Да. Я тоже… приглашаю, — а потом, к некоторой оторопи Косова, наклонилась к нему, чуть принюхалась, — От тебя так вкусно коньяком пахнет! И шоколадом!
И поцеловала в губы! Пусть — коротко, но…
«Однако!».
Иван протянул руку, но лишь успел провести ею по ноге девушки. Те вспорхнули и убежали за ширмы, засмеявшись. Только Оксана:
— В гости приходи, ага…
«Проблемы с дамами имеют склонность к… размножению!».
— Так! Музыканты! На сцену! Все… заканчивают официальную часть. Последняя речь и все! Только! Тихо-тихо! Там второй занавес для этого опустили — туда проходим. Не ошибитесь, не вылезьте к президиуму!
И сразу буйные, и шумные ребята как-то вдруг подтянулись, построжели, поправили костюмы и гуськом за Калошиным подались из зала в коридор. Иван отправился следом, но по пути заглянул в гримерку к девушкам.
— Ну все, красавицы! Мы пошли. А Вы тут ведите себя хорошо, вернусь — проверю!
Лиза подошла к нему, приобняла и лишь обозначила поцелуй в щеку, шепнула:
— Ни пуха, ни пера! У Вас все будет хорошо!
И отвела его руки от своей попы, за которую он уже так по привычке ухватился!
«И вот чего это сейчас было? Она платье мять не хочет? Или еще что?».
Косов выглянул за второй занавес, где музыканты «на цыпочках» разбирали инструменты, потом подошел к стоявшей за кулисами Кире. Девушка что-то выглядывала в щелочку занавеса. Настроение у него было — замечательное, веселое и никакого страха! А потому… подойдя к Кире, он приобнял ее за талию.
Она довольно спокойно повернулась и улыбнулась.
— Как-то ты спокойно отнеслась… к объятиям? — шутливо рассердился он чуть слышно.
— Ну так, а кто это еще может быть? Только ты. И… может я уже давно этого ждала? — Кира чуть принюхалась и очень удивилась! — Ты что, пил? Совсем уже, что ли? Вам на сцену сейчас выходить! Вы с Калошиным совсем белены объелись?
— Кирочка! Все хорошо! Выйдем, споем! Настроение — чудное, настрой — рабочий!
— Ага! Теперь понятно, почему это ты осмелился меня обнять!
Сзади к ним беззвучно подошел Елкин:
— Чего это Вы тут шушукаетесь?
— Да вот, Савелий, смотрим, когда же товарищи из президиума начнут сцену покидать.
Косов чуть повернулся к Елкину, закрыв собой Киру, но руки с ее талии не убрал. Даже чуть стиснул ладонь.
«Ого! Ну и пресс у нее! Х-м-м… у меня, пожалуй, не такой будет!».
— Ну все! Встают…
В президиуме сидели человек семь-восемь всех официальных товарищей, которые сейчас вставали и спускались в зал, на подготовленные для них места.
«Ага! Это — директор завода. Это, похоже, его замы — вон как они свитой вместе пошли. Вот этих… не знаю. Этот… похоже из обкома. Вроде бы мельком видел его на генеральной. А это кто?».
Из-за стола президиума выходили двое. Один, высокий, представительного вида седовласый мужик; второй — летчик, с петлицами полковника.
«Че-т молод он для полковника! Хотя сейчас в авиации карьеру делают — просто ой как! Но и обратно, вниз, слететь очень даже просто! Даже… еще ниже! Ага… Знамя и Звезда на кителе. Боевой товарищ! Хотя… был не прав! Не так уж он и молод — седина на висках, прихрамывает изрядно. Лет под сорок ему. Может — тридцать пять. Тогда — помотала жизнь мужика!».
— А кто этот летчик? — шепнул он Савелию.
— Полковник Красовский. Товарищ из Наркомата авиапромышленности. Сюда и с проверкой, и с поздравлениями. Второй — оттуда же.
«Ну да… несмотря на меры секретности, кто из местных не знает, что на базе «Сибкомбайна» построены два цеха по выпуску боевых самолетов. И еще вроде бы два строятся. А снаряды и бомбы на заводе выпускают уже как бы не лет шесть! Потом на базе этих авиацехов будет отдельный авиазавод построен. Ну — так, по крайней мере в моем мире, там — было!».
— Ну все! С Богом, Кирочка! — Савелий подошел и чмокнул девушку в щеку, — Все хорошо, не волнуйся!
Кира несколько раз глубоко вздохнула, встряхнулась. Иван не преминул погладить ее по попе! Чуть удивленно, с улыбкой она взглянула на него, кивнула сама себе и направилась к центру сцены.
— А мы с Вами, Иван, отойдем чуть дальше. Сейчас занавес поднимут. Вы же не хотите раньше времени оказаться перед зрителями? — Елкин увлек Косова на необходимое расстояние.
Иван чуть отвернулся, прикрыл глаза, постоял так покачиваясь с пятки на носок, выдохнул и тайком перекрестился. Но увидел, как удивленно поднялись брови Елкина.
Они «откатали» свои песни практически на автомате.
Первой шла «Песня о тревожной юности». Зрителям, и даже руководству все песни очень понравились! Их принимали здорово! И Косов иногда видел, как люди подпевают им. У него включилось какое-то «туннельное» зрение, когда он не видел зал в целом, а только выхватывал из массы людей отдельные лица, глаза… И странное оцепенение охватило его — вроде бы пел, а слова как будто шли не из него. Откуда-то рядом, словно пел кто-то другой.
«Человек же не может слышать себя? Не то что слышать… Просто для самого человека его речь слышится совсем по-другому, чем окружающим. Где-то я читал об этом… Что-то там со слуховым… или речевым аппаратом. Подчас люди, слышащие себя в записи, удивляются — «Это что — я говорю/пою?».
И Косову, надо сказать, вполне нравилось то, что он слышал.
«Неплохо поет, стервец! Не Магомаев, конечно… и не Кобзон. Но… вполне прилично! Ай да Пушкин, ай да сукин сын!».
Этими пятью песнями закрывалось первое отделение концерта.
И лишь зайдя в полумрак коридора, Иван почувствовал, что и сорочка у него… да, похоже, и пиджак — мокрые насквозь! Здесь их встречали. Все их встречали! Тут была и Лиза, и Лида, и Варя, и танцоры, еще какие-то люди…
Кто-то похлопывал по плечам, кто-то что-то говорил… А кто-то… вот кто это был, а? Очень ощутимо щипнул его за задницу!
— Очень достойно выступили! Очень достойно! — повторял, тряся их руки, Елкин, — Особенно мне понравились именно Вы, Иван! У ребят что — опыт все-таки был! Выступали же Вы уже, на разных сценах! Да? А Вы, Иван — молодец! Вот молодец — и все тут! И знаете, что я вам скажу, ребята? Илья! Иван! Песни Ваши… вот прямо — ух! Даже я, старый больной циник, и то… Очень, очень тронут! Прямо вот… от души говорю! От души!
— Ну все, товарищи… Не толпимся! У нас очень мало времени, чтобы передохнуть! Перерыв-то — все ничего! Так… все по гримеркам! Отдыхаем, чуть расслабляемся, а потом — снова настрой, настрой и Настрой! — это уже снова Илья со своей «накачкой», — Девочки! Настраиваемся! Все будет — хорошо!
Первыми во втором отделении концерта — отплясали ребятишки. Стоя за кулисами, Иван видел, как замерев, прижав руки к подбородку, переживая за своих подопечных, стояла Тоня. И как Илья обнимал ее сзади за плечи, поддерживая.
«Не-е-е-т! Ну его на хрен, всю эту концертную, эстрадную деятельность! Это какие же нервы сгорают, вот так, а? Лучше уж из зала за всем этим наблюдать!».
Потом — пошла Лиза. Она успокоилась, настроилась, была весела и задорна.
«Молодец! Какая же она — молодец!».
А как ее принимал зал — это же песня! Косов поглядывал в щелку занавеса — хорошо принимают! Только вот… этот… авиатор сраный! Чего-то он так… завелся-то? Прямо на месте сидеть не может!
Не добавил Ивану настроения и подслушанный мельком диалог Лизы и Лиды, после выступления.
— Ну как, подруга? — пытаясь отдышаться, спросила Лиза.
— Здорово! Ты спела — просто здорово! — это Лида, — Я посматривала в зал, людям очень понравилось!
— Да? Хорошо… Только вот… не привычно мне перед таким залом стоять! И пялился все время кто-то… Я прямо всем телом чувствовала. Аж мурашки по коже!
— Это, наверное, этот… летчик! Я видела, как он на тебя глядел! Подруга! Он в тебя втюрился, точно!
— Да ну… брось! Такой мужчина… Скажешь тоже — втюрился!
— Да ты его глаз не видела! Я точно тебе говорю!
— Да? Ну… не знаю… Прямо вот так… смотрел?
— Ты даже не представляешь, как он на тебя смотрел!
— Ой… не знаю. Пошли в гримерку, а? Я хоть отдышусь немного…
«М-да… чего-то это мне… против шерсти!».
Как сказали бы в будущем, Варя Конева — порвала зал! Все ее песни — и грустные, и веселые — заходили на ура! Откуда-то у людей появились цветы. И они несли их и несли Вареньке!
«Может она… отстанет теперь от меня? Вон сколько обожателей новых появилось!».
На их песню он переоделся, посидел, настроился…
— Ты посмотри, Оксанка, какое преображение! Был симпатичный парень, культурный, веселый. А сейчас… как шпана какая-то! — «подкалывала» его Таня.
— Знаешь, Тань… Я таких парней боюсь. Я как где-нибудь в парке такого встречаю… у меня буквально все внутри замирает! — вторила ей Оксана.
— Так и что же? Теперь в общежитие к Вам мне ход уже и закрыт? — скинул на затылок кепочку Иван.
Прошелся перед девчатами приблатненной походкой, пританцовывая. Добавил «распальцовочку».
— Усики блатные, ручка крендельком! А галихфе штабные — серые на ём! Сладких опер ищешь? Ай, не бери на понт! В дуле ветер свищет. Нинка! Это ж шмон, я знаю!
— Ой! — Оксанка закрыла рукой рот.
— Ну, шо, красивая? Поехали кататься? — и вот так, чуть приседая, выделывая ногами коленца, подкатился Иван к девушке, подмигнул.
— Ну шо? Можна мине к тебе в общагу? Ты знаешь, я таки такой ласковый, такой влюбленнай! — потянулся он к ней руками.
— Ой, нет… Иван! Перестань! Хватит придуриваться!
Таня, стоя рядом, смеялась.
— Перестань пугать мою подругу, Иван! Хватит!
— Ты знаешь, Танечка! Мине сдаецца, шо цея краля уже готова отдацца! Не мешайте мине крутить лубофф!
— И что же? Прямо здесь… крутить будешь? — Танюша закрыла собой подругу и улыбаясь, оттесняла Косова от Оксаны.
— Таки да… и это грустно! Придется подождать…
Вот только по пути на сцену, он чуть не столкнулся с этим… летуном, который пер впереди себя шикарный букет роз!
«Где только этот мудень розы в нашем городе в апреле «надыбыл»?».
Вышел на сцену. Опять сдвинул «кепарик» на затылок. Варя, пытаясь не засмеяться, прикусила губу. Прослушивая ее вступление, достал портсигар из кармана, кинул папиросу в угол рта, не прикуривая:
— А у меня — все отлично!
Милая! Все отлично у меня!
«А ничего так получилось! Вон как люди смеются, хлопают! Значит — узнаваемые, близкие им типажи показали они с Варей, спев эту песню!».
В коридоре снова встретился этот… «пернатый». Шел он какой-то ошалелый, с дурацкой улыбкой на лице. Постояв, посмотрев тому вослед, Иван свернул в гримерку к девушкам.
«Может он Варе тащил этот «веник»?».
Зашел… Убедился. «Веник» стоял на столе у Лизы… Развернулся и ничего не говоря, вышел. А что говорить-то? Драться, что ли, с ним? Вот же где глупость! И кто она ему, Косову? Жена? Так нет. Подруга-любовница? М-да… И как быть?
«Как хреново-то все складывается, а?».
А на сцене, в небольших перерывах, чтобы дать артистам перевести дух и поменять костюмы — по необходимости, блистали Савелий и Кира. Это как представить — Зиновия Гердта и Татьяну Судец, к примеру. Основную роль вел, конечно, Савелий. Именно он «тянул» зал, держал его внимание, периодически обращаясь к напарнице. Шутки, какие-то рассказы, сценки и даже пантомима. Но и Кира была хороша, все делала вовремя, была хорошей помощницей Елкину. И даже некоторые реплики удачно вставляла в его роль.
Они «оттащили» концерт, «оттянули» его. Как тогда — лыжный поход! «На зубах», на морально-волевых. И можно уже выдохнуть… Больше всех, конечно, отпахала Варя. Ей досталось хлеще всего. Ну и музыканты тоже.
Народ сам собой начал собираться у них, в большом зале. Все были вымотаны, молчаливы, расслаблены.
— Сейчас народ немного отдохнет, придет в себя… Вы, молодые, быстро восстанавливаетесь, — бормотал Косову Савелий, — И можно будет немного выпить, закусить, пообщаться.
Но, как говорится — не судьба. В зал зашел директор ДК и попросил пройти с ним Ивана, Илью, Лизу, Варю, Калошина, Киру и Елкина.
— Директор и гости хотят немного пообщаться с Вами, выразить Вам свою благодарность, — негромко пояснил ситуацию директор.
Они прошли по каким-то коридорам, переходам и зашли в уютный зал, обставленный мебелью. Здесь было все заводское начальство, приглашенные лица. И, чего Косов вообще не ожидал, здесь уже была Завадская, Рита и… па-бам! Фатьма.
«А я и забыл совсем разговор с Еленой! Забыл! А они, выходит, и правда были на концерте! Нет, ну ладно — на концерте! Здесь-то они как оказались? Получается, что Завадская вхожа в такие сферы? Причем как вхожа — как своя? И кто здесь ее знакомый?».
Их быстро рассадили по приготовленным местам. Иван оказался между Риткой и Фатьмой. А Елена подмигивала ему, сидя через стол.
— Я же тебе сказала, что мы будем! — шепнула Ивану Завадская.
Их бокалы наполнились. Директор сказал речь. Хорошую такую — недолгую и довольно душевную. Поблагодарил за хороший концерт, выразил надежду в дальнейшем сотрудничестве, рассыпался дифирамбами в адрес Вари и Лизы. Похвалил Ивана и Илью за песни. Илью, повторно, за организацию концерта. Выпили.
На усталость, вымотанные нервы и голодное брюхо, Ивана сразу «повело». Фатьма и Ритка стали усиленно подкладывать ему разнообразной и вкусной закуски. Потом еще парочка тостов «высоких» товарищей.
— Вот как я все это не люблю! — прошипел сидящий рядом с Еленой Калошин, — Сейчас бы со своими, по-простому, расслабиться…
— Ничего, ничего… Это ненадолго…, — успокаивающе прошептала Завадская.
Это и правда оказалось недолгим. Но Косов чувствовал себя изрядно пьяным, и с облегчением удалился, когда это стало возможным. Завадская, напоследок пообещала, что женщины вскорости присоединятся к артистам.
— Мне и самой там будет проще! — усмехнулась Елена.
А у артистов уже начиналось веселье. Народ чуток взбодрился, расставил мебель, и активно помогал персоналу накрывать столы напитками и закусками.
— Игорь… ты это… давай я тебе часть расходов компенсирую, — немного заплетаясь языком, предложил Иван.
— Ты чего, дружище? Все проведено по смете концерта. С местным директором я дружу, замдиректора по хозяйству — тоже вполне нормальный, понимающий дядька. Так что успокойся и расслабься!
И Иван расслабился… Стало покойно, хорошо, лениво. Только вот со спиртным нужно немного повременить. И о женщинах пока не думать — где там Завадская, Фатьма… И еще Лиза, Лида… Кира.
Он сидел почти в обнимку с Елкиным на диване, и старый еврей насыщал его многовековой мудростью своего народа. Было интересно, иногда грустно, чаще — смешно.
А потом появились женщины. Его опять подхватили Фатьма и Ритка, усадили между собой и активно кормили, кормили, кормили. И вроде бы даже хмель прошел. Не совсем, а так — остался где-то на дне, легкой дымкой. С появлением Завадской и ее свиты, остальные женщины как будто поняли, что их сегодняшние притязания на его бренное тело нужно… поставить на паузу.
Вот только ни Лизы, ни Лиды в зале не было. Это каким-то неудобством осознавалось на задворках мыслей, торчало занозой где-то там… неблизко. Заноза, она ведь что? Если ее не трогать, можно и забыть о ней, на какое-то время.
Косов повеселел. Еще выпил. Они с Калошиным дуэтом пели. Люди танцевали и просили — еще! А они — и еще пели! В общем, было весело. А потом Елкин и почему-то с Завадской, стали рассказывать разные театральные и эстрадные байки — дополняя друг друга, меняясь ролями, в лицах передавая анекдоты и побасенки. Причем, перед Завадской Савелий рассыпался бисером, сыпал комплиментами, был предупредительным, внимательным и юморным дядькой. Она же относилась к нему душевно, смеялась, всячески показывая ему свою расположенность.
«Ага… а он говорил, что знаком с ней слабо. А сейчас, на них глядя, кажется, что они когда-то успели побывать в любовниках. Бывает же такое, когда после расставания, люди продолжают испытывать друг к другу теплые, но уже — платонические чувства?».
И все же… все же Иван в итоге… «нализался». Смутно помнил, что он с кем-то танцевал, что-то еще пел, и даже с кем-то… целовался… за ширмами. И вроде бы это была… Ритка. И было ему так хорошо, что вот просто — дальше некуда! Только вот перейти в более близкие отношения почему-то… не получалось. Что-то… мешало! Не… С Риткой? Да ну нах! Наверное, это ему приснилось! Последнее его более или менее четкое воспоминание… было связано с автомобилем? Или… с автобусом? Куда-то он ехал, смеялся, пел… И даже с кем-то снова целовался… Вроде бы…
Голова болела… оглушительно! Примерно так, когда он и оказался в этом мире. Но тогда-то его по голове… охерачили посторонние люди. А сейчас что же? Сам себе враг? Адиёт, как говорил кто-то в одном из вчерашних рассказов Савелия.
«Чего же я так… накушался-то?».
«И вот что интересно… а я где? У себя, в клубе? Было бы неплохо: дома, как говорится, и стены помогают. Или… у Завадской? Тогда — еще лучше: можно принять ванну, чуток опохмелиться. У Елены всегда есть качественный алкоголь. Или… у Вари? Не, не хочу! В таком месте, с такой дамой, да в таком состоянии? Или… а где я еще могу быть? В общаге, у тех девчонок-танцовщиц? Стыдно… Кавалер, мать его! Нажрался, как свинья! Может… у Лиды… с Лизой?».
Где-то внутри чего-то зацарапало, заныло… Нет, не с Лизой.
«Похоже… Рыженькую я потерял. Ну не мудак, а? И чего я смог бы сделать? Она, было похоже — сама «повелась» на этого летчика-налетчика. Бороться за женщину? Дело, в общем-то, так себе… Если женщина сама не хочет с тобой оставаться — хрен ты ее удержишь! Ни драки с соперником, ни подарки, ни нежности — не помогут. Она уже засомневалась в тебе, и в своем месте рядом с тобой. А значит — уйдет. Не сейчас, так чуть позже, с другим. Так что — отпускай, не унижайся ни сам, ни ее не унижай своей слабостью, ее жалостью. Враньем, нытьем… На хрен!».
Вариант выпал — самый достойный! Он был у Фатьмы. Принюхался сначала, не открывая глаз — знакомо! Запах женщины, запах дома, запах вкусной еды. Кто еще это может быть? Только его самая лучшая женщина — немногословная, заботливая, нежная, страстная… Чуть шевельнулся воздух, и слабо запахло маслами, теми — которые он ей и подарил.
— Не притворяйся! Я же вижу, что ты проснулся, — голос не злой, а такой… с некоей долькой участия.
— Фатя!
— М-м-м?
— Скажи мне — я свинья?
Женщина негромко засмеялась.
— Да нет, не свинья. Хотя… набрался ты вчера изрядно.
— Сам не понимаю, что такое… Зачем? И главное — нахуя? Как-то все сплелось — и усталость, и нервы…
— И бабы… — продолжила Фатьма.
«Все-таки ее участие имеет границы! Нет в природе совершенства, и нет в женщинах идеала! Но она — хотя бы максимально приблизилась к нему!» — нашел оправдание подруге Косов.
— И бабы… а что — бабы? Что с ними не так? — по-прежнему не открывая глаз, спросил Косов.
— Не знаю, тебе — виднее. Как мне представляется — как-то много их у тебя стало. Вот и не можешь разобраться, как быть.
— М-да… восточная женщина — мудрая женщина! — прошептал Косов.
— Не подлизывайся. Открывай глаза, вот… лечить тебя буду!
Иван открыл глаза.
Фатьма стояла перед ним в том недлинном халатике, который он ей подарил. Полы — чуть ниже середины бедра. Стройные смуглые ножки. Поясок подчеркивает тонкую талию. Низкий запАх приоткрывает полную грудь.
«И прическа сделана! Ух, какая женщина!».
— Вот… я тут красного вина развела, с приправами. Выпей, станет легче. Потом — кушать будешь. Я хаш приготовила.
Косов сглотнул слюну — «Хаш!».
— Хаш… это же не Ваше блюдо?
— Ну и что? Если оно вкусное, и в таком деле помогает. Почему нет?
Глиняная кружка прохладная, тяжелая такая… Полная. Вино красное, полусухое, чуть разбавлено, слабенькое — чтобы сразу не «окосеть» «на старые дрожжи».
«Ох же ж! Ну ведь не может быть так хорошо? Как оно… вниз-то упало! И горло, и рот царапать сразу перестало. Смочило винцо! И в животе приятно стало, чуть успокоились там… каки всякие! И голова… вроде чуть полегчала! Кудесница же, эта женщина, разве нет?».
Он чуть прислушался к себе, прикрыв глаза. Потом посмотрел на женщину:
— Ты прости меня, красавица. Иногда веду себя… как свинья.
Она мотнула головой:
— Вот еще! Ничего не как свинья. У тебя был трудный период, он закончился. Ты и расслабился. Бывает!
«Так… я уже говорил, что эту женщину мне послал Аллах за неведомые заслуги? Говорил, да? И не устану повторять!».
— Вставай! Умоешься, потом поешь. Немного. Потом в баню тебя поведу, парить буду.
— А в бане…
Она засмеялась:
— Потом. Не в бане, а когда лучше себя почувствуешь.
— А вчера я…
Фатьма погладила его по голове, нежно так…
— Вчера… ох… вчера ты пытался… Но не смог. Ласкал меня… а потом уснул.
«Бля… стыдно-то как!».
Иван, отфыркиваясь, умылся. Тщательно почистил зубы. Попытался принюхаться к себе:
«Воняет, поди, от меня… Как от того козла!».
Он сидел за столом, жадно глотал горячий, острый и такой классный хаш. Оживал буквально на глазах.
— Давай еще немного вина налью, да? — спросила его подруга.
— Только разбавь, как ты сделала…
В бане было… Хорошо! Отстегала Фатьма его изрядно. Даже как бы — не в отместку за все его… проделки. И это тоже было — хорошо! Но сама ни раздеваться, ни мыться не стала. Хотя и халатик ее намок, облепил тело.
— Я уже с утра вымылась, пока ты спал, а я баню топила. Говорю же — не понимаю я Вас, русских. В такой жаре себя веником хлестать…
Он подхватил ее в предбаннике за попу, поднял перед собой, прижал крепко. Поцеловал. Посмотрел в глаза:
— Знаешь… я, наверное, все-таки тебя люблю! Нельзя не любить тебя, такую — красивую, заботливую, терпеливую…
— Нет, Ваня! Это в тебе сейчас благодарность говорит, а не любовь.
— Ты не права! И благодарность тоже… Но что-то и большее есть внутри. Только вот… ущербный я какой-то. Не могу любить одну женщину. Точнее — любить, наверное, могу. Только вот верным быть… не получается. Я и других хочу тоже. Вот пока ты рядом — и мне никого больше не надо. А только… нет тебя рядом — и я сразу и на других внимание обращаю.
В доме он постарался исправить свой вчерашний конфуз. Сильно старался, и, похоже, женщина осталась довольна.
«А действительно — чего это я вчера так надрался-то? Почти год здесь, и употреблять доводилось. Но вот как вчера… Вот тогда, с Зиной — тоже было… Но вчера все же — сильнее! Это… Лиза мне так… далась? Не знаю, даже думать в ту сторону не хочу!».
Странно все-таки получилось. Вот уже дважды ему приходилось расставаться с женщинами здесь. С Верой, потом — с Зиной. И что? Да все не так! С Верой — там просто сожаление было, от расставания с привычной и опытной партнершей. С Зиной… с той было и хорошо, и прикольно временами. Тоже — просто некая благодарность за приятные мгновения. Но так… тягостно — не было, ни в том, ни в другом случае.
— Слушай… А я вчера ничего такого… не натворил? А то последние час-полтора — как из жизни выкинул.
Подруга засмеялась, подняв голову от его груди:
— Да ничего такого… плохого не было. Резвился, конечно, но довольно безобидно. Все пытался девчонок-танцовщиц какому-то танцу научить. Не помню названия. Ламба… или ламда. Как-то так. Похоже, что очень нескромный танец. Сам что ли придумал? Признайся!
— М-да… А почему девчонок, а не — девчонку? Их всего трое было. Одна — с парнем со своим. Вторая — подружка Калошина. Одна же остается?
Фатьма опять засмеялась:
— Ах вон оно чего! А я все не понимала, чего это Игорек так на тебя косится, да все мне какие-то намеки делает!
— Да? А ты что?
— А я? Я смеялась и делала вид, что не понимаю.
— Ага… а еще что было?
— Ну-у-у… о чем-то все нашептывал Ленке на ушко, а та хихикала, да щурилась довольно, как кошка! Вы там вообще все… ну почти все, вокруг нее круги наматывали. Даже этот… старичок, забавный такой! И тот ей все руки целовал, да сожалел о чем-то. А ты этого старичка почему-то все дядей Зямой называл.
— А с Риткой?
— А с Риткой ты, Ваня, целовался взасос за ширмами. Уже в самом конце! Откуда я тебя и извлекла, и в автобус утащила.
«Значит не приснилось!».
— А мы с ней там… ничего такого?
Подруга расхохоталась:
— Да что Вы уже могли сделать? Раздеться, разве что? Она и сама уже была… чуть теплая! Когда я тебя от нее забрала, она все шипела, да повторяла, что, мол, Фатя, я тебе это припомню. Хотя я сомневаюсь, что она сама сегодня это вспомнит. Ее Лена увела. Там какой-то ухажер Завадской появился. В чинах мужчина, в кожаном пальто, да на «эмке».
«Вот опять этот персонаж… на «эмке». Никак — какой «энкавэдэшник» в чинах? Как бы это… не «аукнулось»!».
— А больше ни к кому не приставал?
— Так, а там больше никого и не было. Ну, еще Ваш директор с женой. Или подругой, я не знаю. С ним Вы больше спорили. Он, кстати, тоже — поднаелся. Такой забавный был!
«Ага! Не святой Илья! Вовсе не святой!».
«А больше никого не было… То есть — ни Лиды, ни Лизы. Ни Вари. Ну, с последней-то — бог с ней! А вот куда эти… подружки делись? А тебе интересно? М-м-м-м… да, интересно. Очень!».
Похоже, Фатьма что-то почувствовала, потому как поднялась на локте, посмотрела на него, и уселась сверху:
— Давай… не трать времени попусту. Мне уже завтра утром на работу! И так-то редко появляешься… да еще и работа моя. Ну же… Я хочу…
В клуб он приехал рано, проводив на работу подругу. Послонялся по помещениям, помог Якову с протопкой печей. Хотя уже и было не холодно, но все же не лето, и хоть чуть-чуть, но печи нужно было протапливать. Ни Ильи, ни Тони…
Серой мышкой мелькнула в двери библиотеки Лида. Косов вышел, покурил, настраиваясь…
— Доброе утро, Лидочка! Как выходной прошел?
— Спасибо, Ваня! Все хорошо. Дома сидела, да с Тихоном занималась. Представь — этот проныра неделями где-то шарится, а потом мне то блох вычесывать, то репьи из шерсти вынимать, то порванные ушки зеленкой мазать!
«А глаза — отводит… Или мне так кажется?».
— Лида!
— Что? — опять отвернулась.
— Ты мне скажи, пожалуйста, а где Лиза?
— Лиза? Наверное, в школе. Где же ей еще быть?
— Ну да… где ей еще быть… Ладно, пойду…
Лиза не появилась ни через день, ни через два, ни через неделю. По словам Тони, она забегала пару раз к Лиде, буквально на минутку и убегала снова. Лида же все твердила, отводя глаза — мол, работы у подруги вдруг столько образовалось, что ни минуты нет, чтобы в клуб заскочить.
Косову все было понятно. Но… никак не мог себя пересилить, чтобы не спрашивать Лиду снова и снова. Как будто свербило что-то внутри него, царапалось, пищало, и норовило вырваться наружу. Наконец он не выдержал и, выбрав время, когда точно никто не помешает разговору, зашел в библиотеку, запер за собой двери.
— Лида… Я думаю, нам нужно поговорить. Я предполагаю, что случилось у Лизы… Но… думаю — не красиво вот так водить меня за нос! Она мне… все-таки не чужой человек. Я понимаю, ты ее подруга, но… если она никак не может набраться смелости и прямо заявить — «Ваня! Пошел ты на хер!», то ты-то можешь сказать… У нее — другой мужчина?
— Вань! Ну зачем ты с этим… ко мне? Я что могу сделать? Она… она, думаю, все же появится… И вы поговорите.
— А тебе, как подруге… А если он ее… поматросит, да и бросит? Он что, в Москву ее зовет?
— Почему в Москву? — удивилась Лида, потом смутилась, — Он, вообще-то, из Казани… Работает там на авиазаводе. Как это… военпредом.
— И что? У него к ней — серьезно?
— Она говорит, что… да. И мне кажется… он ее не обманывает.
— Ага… а семьи у него, стал-быть, нет?
Лида поняла, что, в принципе, она уже призналась, что ей все известно. Вздохнула, поднялась…
— Вань! Пошли уж лучше к тебе… Библиотеку можно закрывать, все равно по графику буквально минут десять осталось…
Они зашли к нему в комнату, и Косов поставил чай на керосинку. Приоткрыл заднюю дверь, сел возле нее на табурет, приготовился слушать…
— Вань… Ну не будь мальчишкой, а? Лизе… семья нужна. Чтобы муж был, чтобы дети…
— Я… я все понимаю.
— Ну а что ты тогда? Если понимаешь?
Косов вздохнул:
— Все равно… как-то хреново…
— Вань… ну… у тебя же были уже женщины, с которыми ты расставался. И что? В чем разница-то?
— В том и разница… что есть разница. То они, а то — Лиза…
— Ты что… влюбился, что ли? Так… у тебя же и эта… подруга есть.
— Есть… Но… Лиза — это… Лиза.
— Как сложно тебя понять…, - Лида покачала головой.
— Да, а что там… с семьей? У этого…
— Ну-у-у… как Лиза говорила… Он, после ранения… в общем, проблемы у него были, по службе. Вроде бы… серьезные. А та — взяла и ушла. Развелась. Вот… так.
— Хорошо, Лида… я все понял.
— И что?
— Переживу… как-нибудь. От этого же — не умирают, верно?
Когда Лида уходила, он с раздражением заметил, что посмотрела она на него с жалостью и смущением.
«Вот еще… не жалели только меня здесь! Терпеть ненавижу!».
Ситуация в клубе несколько накалилась. В отдельно взятой его части. Если Илья по-прежнему, похоже, пребывал в неведении относительно его отношений… теперь уже бывших, с Лизой, то между Тоней и Лидой «пробежала кошка». Раньше, в любое свободное время они вполне оживленно общались между собой, что-то обсуждали, пили чай, смеялись над разным, то теперь их общение сошло на нет. За исключением сугубо рабочих вопросов. И здесь опять же! часто Косов ловил на себе какие-то жалеющие взгляды Тони! Бесило это — неимоверно! Брошенный коварной Лизой бедный мальчик… И как это «разрулить» — он не знал. Может взять и соблазнить саму Тоню? Да ну… до такого он точно не опустится! Мало того, что это подлость по отношению к Илье, так это и по отношению к Тоне… как котенка обидеть! И Лида еще… со своими виноватыми взглядами.
А может он сам себя так накручивает? Ну-у-у… не без этого. Но пока поделать он ничего не мог — после нервотрепки концерта какая-то апатия навалилась. Можно было к Фатьме съездить, так ведь этот дурацкий график ее работы! Он и раньше-то не баловал подругу посещениями — в лучшем случае раз в неделю. Так еще и его выходные теперь не всегда совпадали с выходными женщины!
Он буквально заставлял себя чем-нибудь заниматься. Ничегонеделание приводит к излишней рефлексии. И снова — зарядка по утрам, которую он максимально расширил и усилил различными отягощениями — и кросс снова бегать начал, и занятия на турнике увеличил, и даже соорудил некое подобие брусьев — помня, что ему еще сдавать по нормам ГТО гимнастику! И даже попробовал устроить заплыв по протекающей в непосредственной близости к клубу речушке. К Оби-то пока — не подойти, разлив в самом разгаре. Но только попробовав — сразу отказался! Вода в речке была… очень мягко говоря — не теплая! И когда в таком случае готовится к сдаче норм по плаванию? В июне? Когда вода чуть прогреется? Так не успеет он настолько «натаскаться» на нужных дистанциях, чтобы сдать зачеты!
Но все эти занятия и упражнения все равно занимали в лучшем случае половину дня. Добавил еще занятий пистолетчика. Но днем этим не позанимаешься — залы заполнены ребятишками. Приходилось вновь и вновь отрабатывать извлечение оружия, подготовку к стрельбе, и повороты, повороты, повороты… По крайней мере — этим можно было заниматься и у него в комнате.
— Иван! — толком не постучав в дверь, в комнату ворвался Илья, — разговор есть!
— Ф-у-у-у-х…, - Косов отбросил револьвер на топчан, помахал руками, с хрустом размял суставы рук, — проходи, садись… Сейчас чайку поставлю!
Илья скептически посмотрел на оружие, на кобуру на ремне Ивана, хмыкнул и протянул:
— А ты все продолжаешь дурью мучиться? Так и не оставил идею поступать в военное училище? Вот объясни мне — зачем тебе это надо? Ты… лучше бы в музыкальное училище поступил. Получил бы нормальное образование, то, которое тебе бы пригодилось как автору песен. Или… в пединститут, на филологическое. Тоже — хорошее для автора-песенника дело. А это… «ать-два»? Зачем?
— Ну что ты опять за старое? Обговорили уже все! Нет — опять двадцать пять! Я же тебе прямо сказал — не вижу я себя в этом. Не мое! Нет… так-то, если что на ум придет — конечно не отброшу, запишу. Но все равно — нет, нет и нет!
Косов, говоря все это, продолжал манипуляции с чайником, водой, керосинкой. Хорошо, что уже тепло, и чайник на керосинке можно выставлять на крылечко перед задней дверью. А то керосином воняет — мухи дохнут! Не к месту он вспомнил, как когда-то сидели и курили на этом крыльце с Зиной. Интересно было!
— И вот еще что, Илья! Хочешь обижайся, хочешь — нет! Больше я в концертах не участвую. Хва! Попробовал я эту нервотрепку… Не стоит продолжать! Если что… вон у Калошина есть парни, которые вполне по типажу подходят к этим песням, и петь умеют, и голоса есть. Их и обкатывайте! А я — отхожу в сторону и умываю руки, вот!
Директор всплеснул руками, с досадой хлопнул ладонями по коленям.
— Да что же такое-то?! Я ж к тебе с этим и пришел!
Вспомнив волка из хорошего мультика — «Шо?! Опять?!», Косов сел в проеме двери и закурил.
— Ну что там снова? Опять концерт намечается?
Илья почесал ногтем бровь:
— Ну-у-у… не то, чтобы намечается. Но — может быть, да! Примерно к концу июня… В центральном городском саду. Представь! Полная программа! Зрителей — масса! Как тебе?
Косов выпустил дым, проследил как его подхватил легкий ветерок прямо от дверей и унес куда-то ввысь:
— Да никак! Я уже тебе все сказал. Помогу, чем смогу. Но сам участвовать не буду. Это же страх божий — сколько нервов сгорело! Ты-то сам что ж — железный что ли? Сам ведь вымотался до последнего. И снова в тоже… лезешь!
— Это моя работа, вообще-то! И… понимаешь… это же… пусть не слава, но известность! Как это… ты еще как-то говорил… А! Вот — востребованность у зрителей!
— Илья, Илья, Илья… Ты как будто слушаешь и не слышишь! Это тебе нужно, а мне — нет! Ну ладно, хватит! Поспорили и будет. Ты мне скажи — перед чаем коньячка примешь?
Илья секунду подумал и кивнул головой:
— Можно!
Пока «приняли», пока попили чай — директор успокоился.
— Я вот что рассказать хотел-то… В общем, наш концерт получил очень хорошую оценку и у дирекции завода, и — бери выше! Даже в горкоме партии! Даже в обкоме, говорят, обсуждали и удивлялись. По-хорошему удивлялись! Мне вот… предложили написать заявление… на кандидата в партию, представь?
— Х-х-а-а! А что — дело хорошее! Ты, Илюха, хоть мы с тобой и «лаемся» частенько, но — человек правильный! Честный, прямой! Так что — мое тебе одобрение, товарищ директор! Это хорошее, да? А что плохого есть?
— Да нет ничего плохого! Мне тут в отделе культуры Грамоту вручили. Прямо на совещании. И мне… немного неудобно. Есть ведь и твоя заслуга в этой Грамоте. Но мне пообещали, что в горкоме комсомола про тебя помнят, концерт оценили. Там сейчас обсуждают — Грамоту тебе от комсомола давать, или — премию.
— Тоже дело хорошее! — «вот премия мне… как-то без разницы! А Грамота, при поступлении в училище — была бы очень к месту!».
Уже уходя, стоя в дверях, Илья повернулся:
— Да, вот что еще… Ты слышал — Лиза уезжать собралась! Жалко-то как, да?! Так она к нам в коллектив вписалась… И товарищ хороший, и активная такая, и певица… тоже… Надо будет как-то собраться, что ли… проводить по-человечески.
Косов только неопределенно кивнул головой. Понимай как хочешь…
Вернувшись с вечерней пробежки, Иван застал, похоже, очередную ссору Тони и Лиды. Очень уж сконфуженно выглядели обе. Только у Тони еще горели яростью глазки да румянец растекся по щечкам. А Лида… Она опять виновато покосилась на Ивана.
Излишне бодро Косов обратился к Тоне:
— Тонечка! А где Илья?
— В город поехал. Я тоже сейчас закончу и туда же направлюсь.
— Ага… это — хорошо! А ну-ка… подруги! Пошли обе ко мне в комнату! И это не приглашение, это — требование!
И Косов дождался-таки, пока обе зашли к нему.
— Так! Милые мои! У меня к Вам серьезнейший разговор. К обеим.
Косов поставил греться чайник, быстро заставил стол сахарницей, заварником, тарелкой с пирогами.
«Хорошо, что Мироныч сегодня притащил от супружницы пирогов. Я, конечно, уже изрядно ополовинил их изначальное количество, но пирожков еще много!».
— Так… для создания нужной для разговора атмосферы, считаю безусловно необходимым… «принять на грудь»! Возражения — не принимаются!
Видя сомнение на лице Лиды, и четко выраженное отрицание у Тони, добавил:
— Я Вас сам потом до станции провожу! Девочки! Не ерепеньтесь, берите и пейте!
Тоня, принюхавшись, выпила свои «пятьдесят» залпом. Смешно сморщилась, зафыркала, как кот. Лида рассмеялась:
— Ты сейчас как мой Тихон фыркаешь, когда мою пудру нюхнет!
Потом с сомнением покачала рюмку в руке, глядя как маслянистая жидкость обволакивает стенки, и, решившись, не торопясь выцедила.
— Ну вот… пути к консенсусу проложены! Будем считать наше заседание открытым! Основным докладчиком выступаю я! Для прений сторон назначаю время после основного доклада. Предлагаю выступать четко, аргументировано, экстрактно! Всем ясно? Я приступаю…
— Итак, дорогие мои и сердцу милые девушки! Мне очень горестно видеть, что между Вами возникло непонимание ситуации. Более того, скажу прямо и открыто, — он вперил палец в сторону Лиды, — мне категорически неприемлемы «жалистные» или виноватые взгляды в мою сторону. Если Вам, красавицы, чувства мешают видеть, то я подскажу — я вполне взрослый, половозрелый мужчина. И жалость ко мне… меня же и оскорбляет!
Иван задумался на секунду, поднял к лицу свою рюмку, вдохнул аромат напитка, и смакуя, выпил.
— Так вот… это было… вступление! Давайте разберемся по существу вопроса. Между мной и Лизой… некоторое время назад… возникли отношения. Да, отношения… Но! Мы ничего и никак друг другу не обещали. Нам было просто хорошо вдвоем. Более того! Я неоднократно говорил, что этим летом уеду из города. И вернусь ли сюда… Очень вряд ли! Поэтому, Лиза прекрасно понимала, что… никаких серьезных отношений со мной строить… не стоит. В-о-о-от…
Запал как-то пропал… И что говорить далее — было не понятно. Да и… не хотелось. Но — надо!
— Поэтому, Лиза, как красивая женщина… встретила другого мужчину. Ну что же… бывает. И что делать мне? Заламывать руки? Кричать, что она коварная, легкомысленная и прочее… Нет. Как-то это… не по-мужски. Я могу только… пожелать ей счастья… и семейного очага! Чтобы она не обманулась в чувствах своего избранника… Вот…
«Бля… чего-то и как-то я… «не в ту степь». Судя по взгляду Лиды, в котором сейчас жалости больше, чем… обычно. И Тоня… опять глазки засверкали, щечки зарумянились, ноздри носика раздуваются, трепещут!».
Не обращая внимания на Лиду, он подошел к Тоне, присел на корточки перед ней, взял ее ладошки в свои руки, и, пресекая готовые сорваться с ее губ слова, сказал:
— Тонечка! Не надо ничего говорить. Поверь — такое бывает. И это… не хорошо и не плохо. Это жизнь. Кто-то теряет, кто-то находит. И Лизе нужна… семья. Муж, ребенок… Посмотри на меня! Ну! Могу я ей это обеспечить? Я, который… не очень серьезен. Который женщин любит… и свободу. Ну… Не надо слов, прошу. Просто поверь — я понимаю, что так будет лучше для Лизы. А я к ней настолько хорошо отношусь, что… Пусть она будет счастлива! И мне от этого будет спокойно…
Косов и сам не заметил, как с потискиваний ее рук, перешел на поглаживание ее коленей. Понял это, он с удивлением посмотрел на свои руки, не понимая, как это так случилось? Тоня, судя по всему, и сама этого не заметила, слушая его, и пытаясь вставить что-то свое. Потому — тоже была очень удивлена, и, поняв, «вспыхнула» всем лицом.
— Ой! Извини… Тонечка, — Косов убрал руки, за спину, и, покачнувшись от неожиданности, совсем не «гламурно» шлепнулся на задницу.
Лида захохотала, а когда чуть успокоилась, пробормотала:
— Ваня! Ну ты же «в своем репертуаре»! Ой, не могу! Ну — насмешил!
Виновато он извинялся перед Тоней:
— Ну посуди сама… Ну как с таким… семью создавать? Если у меня руки… живут отдельно от головы.
Тоня, еще смущаясь, прижимала ладошки к щекам, сказала:
— Ладно, ловелас… хотя я с тобой не совсем согласна… Но видимо, в чем-то ты и прав. Тогда… Лида! Ты уж прости меня, хорошо? Не будем ссориться. Тем более… если сам Иван так… рассуждает. И коленки мои так тискает! Ух, ты! Кобелина! — погрозила ему кулачком и засмеялась, — Ты же опасный для общества человек, Иван! Ну… давай, еще налей нам немножко. Выпьем и я пойду переодеваться. А потом ты проводишь нас с Лидой! Как и обещал, слышишь?
Она пришла к нему вечером. Сама. Зашла в комнату, остановилась прямо у дверей, подложив ладони под попу, прислонилась ею к косяку. Стояла и молчала, глядя на него.
Он, терзал в этот момент гитару, бренькал струнами.
«Бра-а-а-м!».
«Нет… низко как-то получается, не то!».
«Бре-е-ень! Бре-ень! Брень!!!»
«Вот… уже ближе! А к чему ближе? А хрен его знает. Но — ближе! А красивая она. Очень! Ножки; бедра, обтянутые серой юбкой; довольно тонкая талия, затянутая широким поясом; светлая блузка, которая совсем не скрывает хорошую такую грудь; накинутый на плечи плащ… Хороша! Высокая шея. Красивое лицо, за короткое время ставшее вдруг родным. Локоны светло-русых, чуть рыжеватых волос. Как же… тяжело ее терять!».
Она смотрела на него и молчала, только чуть покусывала губки. И глаза лихорадочно блестели; щеки, покрытые румянцем.
— Вань! Ну чего ты… молчишь, а? Ну зачем ты молчишь?
Косов молчал, поглядывая на Лизу искоса, чуть исподлобья, наклонившись к гитаре.
«Бре-е-ень!».
— Ну не молчи же! Ну… ну хоть обматери меня… что ли?!
— Зачем?
— Что зачем? Зачем — что? Обматерить? Ну-у-у… я же достойна этих… матов.
— С чего ты взяла? Ты вон — красивая такая!
Она усмехнулась и отвернулась.
«Бре-е-нь!».
— Ты знаешь… я переспала с мужчиной! — «дерзко так получилось! и что? я должен ударить ее? начать орать, брызгать слюной, заламывать руки, рвать на голове волосы?».
— Я… я не раз с ним переспала… вот! Ну не молчи же! Ваня!
«Брень!»
«Совсем коротко получилось, как точку поставил!».
— А еще… еще… я беременна…
«Ну… это и ожидалось!».
— Зачем ты пришла? Вы… расстались?
— Расстались? Нет. Он меня к себе зовет. И… я согласилась. Согласилась стать его женой.
— Ну-у-у… это же хорошо, да? — «а что еще говорить»?
— Слушай! Ну я так не могу! Нам нужно поговорить. Что же ты меня мучишь?
— Разве… я тебя мучаю?
— Да! Невыносимо так… Давай… Расстанемся людьми, а? По-хорошему…
— А по-хорошему — это как?
Она помолчала.
— А я… не знаю. В прошлый раз… Когда я выгнала своего первого мужа… Все было по-другому. Там мне не было так тяжело. Нет… не так! Тогда тоже было тяжело, но… не так. А сейчас… сейчас просто невыносимо.
— Так зачем же ты тогда пришла?
— Не знаю… Я — не знаю. Просто вдруг поняла, что нельзя вот так просто взять — и уехать. Не поговорив с тобой.
— И чего же ты хочешь услышать? Что я… отпускаю тебя? Но ведь так и есть. Отпускаю. И принимаю все это… как необходимое.
— Да? А ты… разве… Ты не скучал… по мне?
— Что значит — не скучал? Я тут с ума сходил, когда понял, что потерял тебя. Но понял — это было неизбежно. Все наши отношения… они были неправильными изначально. Ладно бы… «перепихнулись» и разбежались. Но у нас получилось… не так. И я не совсем уж дурак. Понимаю, что такой умнице и красавице нужна семья, муж, ребенок. А лучше — несколько. Ты этого заслуживаешь. А что могу дать я? Ни хрена!
— Нет, Ваня… ты глупый! Ты мне и так… дал очень многое. Все не так… все не так хотелось бы сказать!
Она закусила кулачок и по ее щеке поползла слеза.
«А вот это уже… удар ниже пояса! Терпеть не могу… когда женщина плачет! Тем более… такая женщина!».
Хотелось вскочить, подбежать к ней и покрыть ее лицо поцелуями, обнять, прижать к себе и никуда не отпускать!
«Нельзя, блядь! И это нужно пережить!».
— Ну… прошу тебя! Сделай же что-нибудь… чтобы не было так больно! Ты же хороший, Ванечка!
Он все-таки встал, отложив гитару. Подошел к ней и обнял. Стоял, молча гладил ее по голове, спине. А она, уткнувшись ему в грудь, разрыдалась.
Потом она начала успокаиваться, еще всхлипывала:
— Дай мне папироску!
— Тебе сейчас нельзя курить. Ребенку может повредить!
— Вздор! Не так уж часто я и курю. А сейчас мне… нужно!
Она умылась под умывальником, вытерла лицо поданным им полотенцем. Потом курила, молча и глядя куда-то в угол.
— Может… коньяка рюмку? — предложил Иван.
Она кивнула:
— Да… давай!
Опять молчали, сидя рядом за столом. Он обнимал ее, но не нежно, как мужчина. А как-то… по-родственному.
— Вань… Я, конечно, та еще… Но… может быть… Мы с тобой простимся, как-то… по-другому.
— По-другому — это как?
— Ну, Господи! Ну что ты как… совсем дурак, а? Ну… «трахни» ты меня, а?! Хорошенько так! Как раньше…
Настроя не было от слова — «вообще».
— А это… ну как-то… это уж какая-то двойная измена получается. Нет?
Она усмехнулась криво:
— А может… так легче будет? Буду ощущать себя конченной шлюхой и мразью, нет?
— Вот еще! Глупость какая! Ты не шлюха и не мразь! Ты просто красивая женщина, которая хочет своего счастья — дом, муж, дети. Ну так и строй свое счастье, и не выдумывай глупостей! Все правильно, Лиза! Все правильно!
— Ну так… давай, а? Мне… правда очень этого хочется. Правда, я не лгу сейчас! В последний раз, а? Мне так хочется забыться у тебя на груди… после того, как… чтобы снова было так сладко… как тогда, бывало. Вань! Ну будь человеком, а?
— М-да-а… А что же… летчик твой?
— Он уехал. Пообещал, что вернется за мной в начале июня. И еще… чтобы ты все понимал и знал. Я сказала ему, что беременна…
— Вот как? А что же он?
— Он? Он сказал, что ему — плевать! Что он хочет этого ребенка, что он уже считает его своим! Он… Ваня, он любит меня! Сказал… что сразу это понял, когда увидел меня на сцене. Понял и сразу решил, что не уедет без меня!
«Ну… мужик, чё!»
— Да? А ты?
— Я… он очень надежный такой. Спокойный, рассудительный, умный. Мужчина.
— И как же мы тогда…
— Ну… пусть это будет мой грех!
Она была безумна сексуальна. Делала это… как в последний раз. Косов чувствовал, как волна за волной накатывало на него дикое желание. Он был то очень нежен с ней, так нежен, что боялся даже коснуться не так… То — на него нападало какое-то буйство, и тогда он даже рычал… вроде бы. И делал все грубо, резко, быстро. А ей, казалось бы, этого и хотелось.
«Даже не представлял, что так… хорошо всему ее обучил! Как же она… хороша»!
И тот же минет… в ее исполнении, казалось бы, мог поспорить с таковым у Завадской. По крайней мере — по чувственности, если не по технике!
А как она скакала на нем! То крича, то плача, то осыпая его поцелуями.
Они лежали на боку. «Ложки» — они такие… «ложки!».
— Не выходи из меня! Давай так полежим, хорошо?
— Угу…
— Вань?
— М-м-м?
— Представь… я кончила! От этого… мне же… не нравилось!
— Это плохо? Или… хорошо?
— Это и хорошо… и плохо! Как же я… теперь? Да еще и так… бурно! Мне показалось… что я даже сознание потеряла. Так мне было… хорошо!
— Ты… смотри! Не вздумай все это повторять… с ним. Боюсь, не поймет твой серьезный и рассудительный мужчина… такого разнообразия и умений.
— Ну… я сказала, что у меня… был любовник… такой… опытный!
— Ты что? Уже все это…
— Да нет! Что ты! Конечно, нет… Так… Так у меня только с тобой. Но… похоже, что его бывшая… была той еще… фифой!
Уже уходя, она, смутившись, спросила:
— Вань… У меня… до отъезда еще больше двух недель. Можно… я еще приду?
Не зная, что ответить, что будет более правильным, он поцеловал ее. Как можно более нежно…