— В общем, Ваня, расклад такой…
Толян сейчас был серьезен. Еще в прошлый раз, в разговоре, Косов предложил «Фиксе» перейти с кличек на имена:
— Мы же с тобой серьезные люди, не так ли? Ну и чего мы тогда, как босяки малолетние, будем друг друга по погонялам кликать?
Так и договорились.
— Была у нас здесь проездом бригада одна. Ну как бригада? Чисто — табор. Цыганский. Только не весь такой табор… ну — знаешь, как бывает: кибитки, свора цыганок всех мастей, орда голопузых и грязных цыганят. Нет, тут такие, серьезные все люди. Какие уж у них дела — то дело не мое. Так вот… Валерьян их старшего, ну, значит — баро, знает. Чалились вместе или еще как. Вот он и попросил, значит… Покрутиться там, возле дома этого бирюка. Они, как велено было, приоделись под туркестанских цыган… Вот веришь-нет, так мне-то как-то невдомек — какие там различия. Но видно им эти различия известны. Есть там у них… что-то вроде разведчиков, или оперов ментовских, кто, значит, умеет смотреть и слушать, да спрашивать. Вот они и прогулялись… и с соседями пообщались, вроде как продавали там что-то… толи чего-то кованое… кузнецы-то у цыган бывают неплохие. Или что из чеканки… Да хрен их знает! Может какие платки бабам продавали… Так вот… Бирюк этот работает сторожем, на складах, неподалеку от своего дома. Гости у него бывают… И вроде бы… но это неточно, ждет он их… со дня на день!
— Отчего такой вывод? — Косов, внимательно слушает, покуривая, и разглядывая в лобовое стекло редких прохожих. А чего им быть не редкими, если с утра дождь как зарядил, так и не перестает моросить, шлепая сейчас по крыше машины.
— Там цыганка одна… ну ведьма — точно! В общем, она разговорила соседку бирюка. Тот эту соседку вроде как обманул. Как говорится — поматросил, да и бросил! А эта бабенка, значит, видно замуж за него собралась… да не вышло! Вот она и рада… вывалить всю подноготную.
«Все-таки правильно говорят — нельзя оставлять за спиной обиженную женщину! При случае — обязательно нагадит!».
— К-х-м… а потом эта бабенка… когда бирюк с гостями вдруг… помрет скоропостижно… или еще чего… Эта бабенка уже операм будет петь, что, дескать, приходили цыгане, расспрашивали чего-то, крутились тут… А от цыган — к нам тропка будет, не? — посмотрел Косов на Толяна.
— Ты, Ваня, как не слушаешь меня! Говорю же — цыгане приоделись, как туркмены эти. Знают они эти все одежки. Так что — не цыгане там крутились, а туркмены. Да и еще… Не думаю, что баба та вспомнит, о чем с ней эти чурки разговор вели.
— Это почему? Не хочешь ли ты сказать, что они ее — того? Бритвой по горлу и колодец? — хмыкнул Иван.
— Ты, Чибис, все же — точно из «пиковых»! У Вас там… безголовые все! Только и знаете — бритвой по горлу, или в башку с «волыны» бахнуть! Я же тебе говорю: цыганка та — ведьма! Она, говорит, так эту бабу заболтала, что и не вспомнит дурочка, о чем речь шла!
«Ну так-то да — бывает такое у цыган! Заболтать, «запудрить» мозги, сделать свое дело — а человек потом и сам не помнит, о чем говорили, что делали, почему он без денег остался!».
— Ведьма… ведьма! В «уголовке», чай, тоже не дурачки сидят. Разговорят бабу и все тут.
— Не, Ваня… Ты просто с этой «ромалой» не общался. Там и правда… Даже мне с ней разговаривать не по себе было!
— Что, страшная такая?
— Да брось ты! Наоборот — красотка! Представь — лет тридцать всего, красивая — страсть! А уж глазами как ожгет — аж мороз по коже! Баро их так и сказал Валерьяну — лучше нее никто с людьми не поговорит. Говорит — она и мужика-то любого вокруг пальца обведет, а уж про баб — тут и говорить нечего! Только вот… ух! Я бы с этой красоткой… Только… что-то боязно, даже если бы она согласилась! Ты, Иван, ее не видел — правда ведьма! А еще двое парней… так… при ней в качестве свиты были. Глаза отвести, товар носить…
— Ну так что там… по бирюку нашему.
— Ага… по бирюку…
«Видно и впрямь что-то в этой цыганке есть, если Толя так на ней подзавис!».
— По бирюку, значит… Так вот! Со дня на день… Продуктами они подзакупился! И в «сельпе» ихнем, и еще было видно — съестное в дом нес! Соседка эта все пасет его, за ту обиду! А на хрена ему столько продуктов на одного? А если гости позже приедут — пропадет же все! И этих… ляхов эта соседка видела. И не раз! Говорит — последние пару раз двое их было. Представительные такие «мусчины»!
«Представительные? Представительные — это «гут»! Представительные — это значит, чтобы к ним в пути вопросов меньше было. Постовые на вокзалах, проводники в поездах… Логично, что к представительному человеку будут меньше придираться, а то — и вообще не будут! А вот если были бы молодые… или урки явные, или «борзота» какая-нибудь… тут и ретивый постовой может прицепиться! Но представительность — это значит возраст, и реакция хуже… и «физуха» не на том уровне! Хотя… «железки» при них точно будут! А может и «ксивами» какими-то прикроются «пшеки»!».
— Что еще? — Иван повел рукой, предлагая Толе продолжить рассказ.
— Ага… Живут они, как правило, у бирюка три-четыре дня. Бывали и чурки какие-то… не то раз, не то — дважды она видела их. Обычно — втроем приходят. Ненадолго. Час-два и назад уходят.
— Ведьма эта… додумалась про хату бирюка что-то спросить?
— А то, как же! Говорю же — ведьма! Все знает, обо всем расспросила! Хата… значит. Дом пятистенок…
«Ну — это я сам видел!».
— Дом пятистенок, комнат, значит две. Первая — большая кухня, со столом, печью и кроватью. Вторая, получается, горница. Две «шконки» хороших, стол, да комод. Шкаф платяной. Вроде все!
— И что? Никого у этого бирюка больше не бывает?
— Баба говорит — что нет. Бирюк… он и есть бирюк!
— А что он про «полькИх» соседям говорит? — поинтересовался Косов.
— Да толком и ничего! Обмолвился как-то раз… толи бабе этой, толи — вообще в магазине, что, дескать, знакомцев на постой пускает, когда те по производственной части к нам в город приезжают.
— Ага…
«Особо лучше и понятней не стало! Ну да ладно… За неимением кухарки… ага — дворника!».
Иван задумался. Крути-не крути, а за дело — взялся!
— А что, Толя, цыгане эти — надолго к нам в город? Не прихватят их за что другое «легавые»?
— Да нет… свалили они уже. Говорю же — проездом были!
«И что-то грусть такая у парня? Видно — запала эта цыганка ему в душу!».
— Ладно, Толя! Поехали к Юзику, что ли?
Старый Юзик встретил их со вздохом.
«Ну да… мы хоть и званы, но все одно — хуже татарина!».
— Вот, молодой человек… Извольте видеть — заказ Ваш готов! — Юзик протянул Косову завернутый в тряпицу продолговатый и круглый предмет.
Иван развернул, осмотрел.
«Вот не знал бы — решил, что заводское изготовление! И сделано все аккуратно, и покрашено в черный цвет!».
Глушитель был немного короче Брамитовского, и существенно уже.
«Ну так сам на чертеже такие параметры задал!».
Косов повертел глушитель в руках, оценил аккуратность изготовления, раскрутил на составные части, осмотрел изнутри.
«Не придерешься!».
— Стесняюсь спросить… А — опробовали?
Старый вор пожевал губами, снова вздохнул.
«Скорее всего у них и опробовать-то не на чем!».
Но Юзик снова удивил Ивана:
— Что могу сказать… Вы сейчас только пробовать не вздумайте! Звук глушит хорошо. Но — не идеально! Получается примерно вот так! — и старик хлопнул пару раз в ладоши, сложив их лодочкой, — И вот еще что, молодой человек… шайб этих, резиновых, хватает на десять… край — на пятнадцать выстрелов! Потом звук становится звонче! Если Вам нужно…
Юзик отошел к столу, выдвинул ящик, достал и высыпал Ивану на ладонь еще штук десять резиновых шайб.
— Про запас, так сказать…
— Ага… сколько я Вам должен, уважаемый?
— Пол косых…
«Ни хрена ж себе у него расценочки!».
Похоже удивление вылезло на лицо Косова, так как Юзик сразу разозлился и повысил голос:
— А чито Ви хотели, юный поц?! Чтобы старый Юзик работал за так? И еще неизвестно, чем все это закончится!
Косов успокаивающе поднял открытые ладони перед собой:
— Ну что Вы, право-слово! Я же ничего не сказал! Зачем же так возмущаться, нихбад Юзик!
Старик успокоился, пожевал губами:
— Еще иврит знает… Давай «бабки» и уе… уходи, шлимазл!
Рассчитавшись и засунув глушитель во внутренний карман пиджака, Косов с «Фиксой» вышли на улицу, к машине.
— А ты чего — по-ихнему говорить можешь? — с интересом спросил Толя.
— Нет… так только — несколько слов!
Не рассказывать же, что в прошлой жизни Елизаров был большим поклонником еврейских анекдотов, одесских приколов, и даже знал слова самых известных песен. Ну… по крайней мере — «Семь сорок» спеть бы смог.
— Так… что еще мы забыли? — раздумывал Косов, — Да… кстати! Мы так и не решили… как зачищать все будем? Самое простое — поджечь дом… только как-то… не очень это мне…
— Не… не надо этого! Мы с Валерьяном уже обговорили. Ну устроишь ты пожар, и что? Сразу и внимание привлечешь! Сам представляешь — тут и пожарные, и менты подскочат. «Жмуров» один хрен найдут потом. А там… еще и «лепилы» в «анатомке» пули наковыряют. Не… не надо такого!
— М-да… ну и что Вы решили?
— А увезем мы их… Как ты все… «обстряпаешь», заходим тишком, выносим холодных через огород… ну — туда, где ты в тот раз говно с сапога вытирал. Я машину подгоню поближе… в кузовок их, брезентом накроем, да и увезем. Ночью там машин немного стоит, и те — все ближе к грузовой площадке. Даже если разворачиваются — фарами до огорода не добьют. И от соседей никак не увидишь — все бурьяном заросло, да еще и забор закрывает.
— Ага… а потом?
— А потом… есть тут одно местечко. Тришкина пристань называется… Там раньше причал небольшой был. Это версты три-четыре от города. Сейчас-то никто уже туда не ездит, а раньше — да… Дорога какая-никакая туда есть. Железяку за ноги… и в воду. Там глубоко… говорят.
— Натопчем… на огороде-то! — засомневался Косов.
— Ну и че? Дождь пройдет и замоет все! А пока — внутри дома чуток приберемся. Чтобы в глаза сразу ничего не бросилось. Двери дома — на замок. Бирюк, как соседка эта говорит, частенько дня на три-четыре пропадает. Толи «маруха» у него где-то есть, толи еще зачем-то… А потом… А потом — суп с котом! Я, как дело сделаем, рвану отдохнуть… Куда-нить на Юг, к морю теплому!
«Ага! Пошью костюм с отливом, и — в Сочи!».
— Э-х-х… эту бы еще… ведьму цыганскую с собой взять! Ох и баба, Ваня! Ох и огонь! — продолжил вспоминать неизвестную ему цыганку Толян.
— Чего ж… огонь? Ты пробовал ее, что ли? — подкалывая подельника, улыбнулся Косов.
— Э-э-э… да ты молодой еще! Там по глазам видно! Точно тебе говорю — огонь-баба! И пробовать не надо, чтобы понять!
— Так… ладно! Уехала твоя цыганочка — лови ветер в поле! Как бы нам не потеряться, когда полькИе приедут…
— Да чего там… Договоримся! К примеру, ты каждый день выходишь к вокзалу, к десяти утра. Я там недалеко… завожу кое-что. Вот и буду тебя подхватывать у вокзала. Если есть что — сразу собираем все в кучу, дожидаемся вечера… да и дело делаем!
— А на само дело… кто пойдет? «Жмуров» таскать нам с тобой вдвоем… тухло как-то.
— Валерьян, говорит, сам пойдет. Но так только — для контроля!
— А чего? Еще парнишки не найти, что ли?
— Не… Дело такое… Лучше меньше народа, да… лучше!
— Ну и то верно! Ты, Толян, меня снова высади там, где в прошлый раз…
«К Фате в гости пойду! Как же хорошо мне у нее!».
Косов ехал, кивал на треп «Фиксы», стараясь — в нужных местах, а сам думал.
«Вот же… закрутило-понесло! Времени ни на что не хватает! И баб-с куча, и каждой внимание уделить нужно. А еще эти нормы сдавать! Может и правда — зря я с этим связался?».
Именно так и сказал ему Ивкин — «На кой хрен тебе нужен этот Золотой значок? Мороки с ним! Все это сдать — это же ничем другим не займешься, только готовиться, готовиться, и готовиться!».
Косов попросил Ивкина объяснить и показать Ивану, что есть — упражнение по гимнастике. Николай, придя вечером к клубу, на сооруженных Косовым турнике и брусьях показал, что знал. А уж саму методику сдачи Косов и сам вычитал в методичке по требованиям к сдаче норм ГТО на «Золотой значок». Вроде бы ничего такого сложного там нет, но… За каждый неправильно выполненный элемент — снижают баллы. Упал ниже минимально необходимого — до свидания, до новой встречи! Хорошо, что хоть сдавать можно аж три раза. Три попытки, значит.
— Ты, если уж так уперся в этот значок, не у меня бы спрашивал! Вон — твоя знакомая… ну помнишь, на зимних соревнованиях она к тебе подкатывала… Еще этот с ней был… здоровый такой, блондин!
«Ага! Это он про Киру!».
— Ну и что? Помню…
— Да мы тут… в горсад ездили, отдохнуть, развеяться! А там, на спортплощадке, эти… студенты. Так вот… она там была! И ты знаешь, что она на брусьях и турнике выделывала?! Я так точно не смогу! Веришь-нет… хоть и стыдно признаться, но… А уж про эти… кольца, которые. К ним я вообще не знаю, как подходить! А она так на них крутила! Ох и девка! Хотя… ты прав. Этот бычок постоянно вокруг нее крутился! Чуть кто поближе из парней подойдет… забодает! Смешно прям! Но ты, Иван, не прав! Я бы за такую девку… ну — не будь у меня невесты…
«Не! К Кире я с этим не пойду! Да я к ней… ни с чем не пойду! Не хочу опять впадать в сумасшествие, в болезнь эту под названием «Кира Каухер». Слюни опять пускать, как идиоту? Нах-нах-нах!».
А вот с Лидой… как-то неожиданно и даже… легко и ненапряжно… все сладилось.
Она сама пришла к нему в комнату, под вечер, вроде бы чаю попить, да поболтать.
— Чаем напоишь, Ваня? Что-то устала я сегодня… Ребятишек столько было. Конец учебного года! Эти пришли книги сдать, эти — наоборот по списку летнего чтения книг набрать… И тянуться и тянуться! А какой гвалт устроили! Пришлось немного поругаться…
Сидели, пили чай, молчали. Косов изредка ловил на себе ее взгляды. Взгляды эти были — не очень понятны.
— Лиза письмо прислала… Пишет, что добралась. Он встретил на вокзале с цветами. Пишет, что комната у него большая, светлая. А когда они распишутся, от завода обещают квартиру дать. Хорошо у нее все… Привет тебе передавала… Пишет, что скучает очень. Только просила тебе этого не передавать! Вот…
— Угу…
Опять помолчали.
— Вань! Ну что — угу? Что — угу-то?
«А чего она сердится? Чем ей мой «угу» не по вкусу? Или мне тут слезу пустить нужно? Не дождетесь!».
— Ну а ты? — Косов закурил.
— Что я?
— Ты… тоже туда поедешь? Признайся… Хочешь ведь туда, к ней, к подруге?
— А откуда ты… Как ты понял? — Лида была чуть растеряна.
— А что тут понимать? Тоскливо же тебе тут одной. Зимой хоть муж дома. А сейчас?
Она хмыкнула, посмотрела на него:
— Муж… Муж — объелся груш! А так… ты прав. Буду уговаривать его переехать туда, в Казань! Тем более — у него там знакомых полно. Да что там полно? Он даже говорил, что его не раз туда звали, даже вроде бы с повышением! И да… там Лиза будет рядом. А мы с ней… как сестры стали, как родные! И мне сейчас… и правда, одиноко так…
Ну и что делать после таких слов? Может были и другие варианты, но они ему не пришли в голову. Вот такой кобель и свинья!
Он старался быть нежным и… деликатным. Она была тоже нежна, и послушна… Но — не Лиза, нет! Не было у Лиды той искры, того веселья и озорства. Даже в мыслях у Ивана не было как-то попридуриваться, как с ее подругой. Все было… как у многолетних уже супругов, когда нежность к партнеру еще остается, а вот задора… уже нет. Поэтому… многое он даже не предлагал Лиде. Да, было приятно чувствовать, как женщина замирает в истоме в твоих объятиях, как дыхание ее сбивается, как она стонет негромко. Но… не то! И не так!
Одно его… приятно удивило и порадовало! Минет Лидочка делала умело, качественно.
— Ты так… привычно это делаешь. Мне даже и предлагать не нужно было, сама решилась.
Она подняла голову, посмотрела ему в глаза с улыбкой, продолжая ласкать его рукой:
— Ну ты только не ври сейчас… Наверняка же Лиза все обо мне рассказала. Ну… что это для меня не ново!
— А тебе и правда нравится? Или просто… привычно! — Косову было интересно, он смотрел как Лида это делает.
— И привычно… И — нравится! Нравится… оттого, что он такой… молодой, большой и крепкий! И очень нравится… твой вкус. И вот еще… не смотри на меня. Ты меня смущаешь! А когда я смущаюсь… я не смогу в полной мере насладиться тобой. А вот так… если… ну… когда мы встречаемся глазами, когда я так делаю… меня как будто током бьет. И так стыдно становится, что… аж в жар бросает! Поэтому… не смотри…
«М-да… как все успеть? Зачеты эти! Тут зарядку-то не каждый день удается сделать, а без подготовки, причем очень качественной подготовки, на сдаче делать нечего. Лучше вообще не ходить! То у Фатьмы ночую… ну — там хоть зарядку можно сделать. Правда — кросс утром не побежишь, некуда там бегать, да и соседи не поймут! А когда у той же Завадской? Когда там бегать и разминаться… если после той ночи он весь день отсыпался! Вымотали его подруги! Ой, как вымотали! И приятно… и… как будто и правда вагон разгрузил! А тут… еще дело это!».
— Ваня! Ты чего это? О бабах, поди, думаешь? — окликнул его Толя.
Они по-прежнему ехали по городу на машине «Фиксы». Косов встряхнулся как пес, отгоняя от себя мысли о проблемах, женщинах и прочем… бытовом.
— С чего ты взял… что о бабах? — Косов достал портсигар и закурил.
— Да чего там брать-то? С чего ты вз-я-а-а-л? — передразнил Толя Косова, — Да с того, что у тебя такая улыба на морде, как у дитенка, когда он вспоминает, как его в воскресенье в горсаду мороженным угощали! Только ты не дитенок, а значит… что у тебя может быть такое — «сладенькое»? Только бабы! Они, стервы! И без них никак, и с ними — невозможно!
«Философ, мать твою!».
«Раз пошли на дело, я и Рабинович.
Рабинович выпить захотел…
Отчего ж не выпить бедному еврею…
«М-да… вот и дождались, мать их за ногу!».
Толя, как и договаривались, «подхватил» его у вокзала. По каменной морде подельника, через которую периодически пробивалась «нервенная» дрожь, Косов понял — приехали!
— И чего…, - вопрос Косова Толян прервал:
— У Валерьяна все… Там все обсудим!
«Халаднакровней, Маня, Вы ж не на работе! Чего это его так… колбасит? А когда к дому бирюка подъедем, его что — вообще кондратий хватит?!».
Вот и ехал Косов, мурлыкая то, что в голову придет и стараясь не смотреть на «Фиксу».
«Еще заразишься от него этой… «нервической» лихорадкой! И чего тогда — сливай воду, чеши грудь? Вот же… босота!».
«В Кейптаунском порту, с пробоиной в борту,
«Жаннета» поправляла такелаж.
Но, прежде чем уйти
В далекие пути…»
Валерьян был собран и внешне спокоен.
«Ну слава богам! Хоть этот адекватен!».
— Приехали! Как и в прошлый раз — двое. Саквояж при них. Босяки знакомые их «срисовали» «на бану».
— Когда?
— Сегодня… Рано утром. Их проводили аккуратно. У бирюка они.
— А чурки?
— Не было. Пока — не было. Там… на площадке под погрузку машинка одна сломалась. Парнишки знакомые… чинится будут.
«Ну вот! А говорили втроем все дело обстряпаем! Тут уже куча народа знает, что «Марио идет грабить банк!».
— Знаешь… Валерьян… Не нравится мне вся эта движуха! Кто еще в этом городе не знает, что польскИх пасут от самого «бана»?
— Не ссы… парнишки не в курсе! Просто присматривают.
— Ага! А потом, когда польские… пропадут? У этих парнишек… да и у тех бродяг — на «бану» которые заряжены были… у них никаких мыслей не возникнет? Что-то все это мне не нравится… Как говорится — «Вечер перестает быть томным!».
— И что ты предлагаешь? Сам в бурьяне том сидеть будешь? Или меня туда отправишь? — Валерьян разозлился.
— Да… тоже не вариант! А еще… и чурки туда подкатят. Вообще весело будет!
Валерьян промолчал.
— Дядя! Разговор был какой? Вы меня выводите на позицию, я отрабатываю свое, получаю «долянку» и отваливаю. Так? Это я уже не вспоминаю, что и сам там засветился с Толиком, когда место смотрели.
— Ты сейчас это… к чему?
— Ни к чему… Через жопу как-то у нас все!
Валерьян набычился:
— Соскочить решил? Или… «долянку» хочешь пересмотреть?
Косову было… грустно.
«С такой постановкой вопроса… Как бы мне, вместо поступления в училище, «когти рвать» из города не пришлось!».
— Соскочить? Соскочить… вряд ли получится. У меня, уважаемый, тоже принципы есть. А вот про «долянку» — вопрос обсуждаемый!
— Сколько ты хочешь? Еще десять процентов? Двадцать?
— А ты сам как считаешь? Ладно… давай выдохнем. Посидим-подумаем… Вон — «Фиксе» стакан налить надо, а то перегорит до вечера!
— Дело! — кивнул Валерьян, — Пошли за стол!
Хозяин вышел из зала, где состоялся такой «непринужденный» разговор. Вернулся вместе со своей хозяйкой, которая быстро расставила на стол тарелки с незамысловатой закуской, поставила бутылку водки.
«Ноль семь? Нормально… за разговором перекусим!».
Валерьян налил Толяну сразу «стописят», заставил выпить, потом — еще столько же. Дождавшись, когда тот закусит, без разговоров распорядился:
— Сейчас — спать! И чтобы спал, понял?!
После выпитого, а также — после плотной «закуси», Косову «захорошело», напало благодушие, и даже где-то — веселость:
— Как думаешь, чурки когда прикатят?
Валерьян очнулся от «думок», потер рукой лицо:
— Точно не сегодня! Завтра… Или даже — послезавтра! Последнее — скорее. Эти западники всегда на пару дней раньше приезжали. «Жалом поводить», «принюхаться».
— Ну и лады тогда! Чего горячку пороть? Да… у тебя, где можно «кости бросить»? Чего я буду до вечера сиднем сидеть?
Хозяин провел его до какого-то чулана, где стоял топчан:
— Вались здесь… Часов в шесть я вас растолкаю.
Иван упал, как в омут. Как будто вычеркнул это время из жизни — не успел глаза закрыть, а Валерьян уже трясет его за ногу:
— Чибис! Вставай! Время… перекусим, да двигать надо!
После подсказки хозяина, Иван вышел во двор, долго плескался над бочкой с водой, отфыркивался, а потом немного размялся — шея, плечи, пояс.
«Разогнал кровушку по венам! Хорошо!».
Уже заходя в дом, вытираясь ранее поданным полотенцем, Иван услышал, как Толя ворчит:
— Нет, ты посмотри на него! На «мокруху» идти, а он — зарядку делает! Спортсмен, бля! Физкультурник!
Усмехнувшись про себя косо, Иван подумал:
«Зряшное дело, вот так себя накручивать! Не… на хрен! Дети! Не будьте как Толя!».
Услышал, как Валерьян «шикнул» на «Фиксу».
Они молча сели за стол. Хозяйка разнесла и поставила перед ними большие тарелки с ароматно парящей лапшой.
— С потрошками? Ой, как же я это люблю! Спасибо, хозяюшка! — не дождавшись ответа, Иван, взял ложку, помешал в тарелке, принюхался — «Хорошо!».
Валерьян опять разлил водку по стаканам:
— Ну! Будем!
— А то, как же?! Конечно, будем!
По «стописят», да под такую закуску — ну что твоему слону дробина!
Косов еще и бутерброд соорудил с ломтем свежего ноздреватого хлеба, обильно намазанного горчицей, а сверху, не жадничая — ломтики соленого сала. Белого, с темно-красными прожилками, пахнущего чесноком и чуть-чуть — тмином.
— Вот уважаю я, Валерьяныч, твое сало! Очень оно у тебя… честное такое!
Хозяин хмыкнул, почесал подбородок:
— Оно не мое… оно — свиное!
— Ага… так-то оно верно! Не поспоришь! — кивнул Иван, потом глянул как прицелился — взял с тарелки жменю зеленого лука — «На подоконнике они его выращивают что ли?», густо обмакнул в солонку с серой крупной солью, захрустел смачно!
— Вот ты жрать, Чибис! — непонятно покачал головой Толя, — Аппетит такой… прям завидки берут!
— А ты что же — не похмелился, что ли? Чего такой смурной?
— Похмелился…, - криво скосив рот в улыбке, протянул тот, — Только аппетита нет…
— Тольки нет аппетита у Тольки! Не нужны ему щедрые дольки! Не жалает он Юга и моря! Вот такое у Толика горе! — продекламировал Косов, в такт покачивая перышками лука.
— Ну ты… поэт-юморист, мля! — «Фикса» хотел сплюнуть, но сдержался, встал и вышел из зала.
Косов проводил парня взглядом, повернулся к Валерьяну:
— Ты это… придержи Толю, ага… Чего-то он «менжуется»! Как бы «с катушек» не слетел! А я не нянька, сопли ему подтирать! Может… «коксу» ему дать на понюшку…
— Разберемся…, - процедил тот, — Давно «Фикса» на дело не ходил! Привык «лавэ» за «барыжью» работу получать…
Увидев удивленный взгляд Косова, Валерьян пояснил:
— Чего ты смотришь? Заготовителем Толя трудится. По деревням катается, да крестьян облапошивает. Тем и живет!
— А я думал он из правильных бродяг! — пожал плечами Косов.
— Был из правильных… да вишь как — жизнь спокойная да сытая… Риску нет! Какой там риск — если только мужики, где в деревне за девку, или бабу в рыло насуют! Ну… тут Толя может! Кулаками-то помахать он не отказывается. А здесь… другое здесь дело!
— Ладно… Ты, Валерьян, коньячка бы запас. Если сидеть на месте долго придется — коньячок будет в самый раз! Ночи-то еще ни хрена не летние!
— Не люблю я этот «клопомор»! — поморщился хозяин, — Может все же — водки?
— Не… водка — расслабляет! А коньячок — согревает и будоражит!
— М-да? Ну… тебе виднее, выходит! Добро, есть у меня фляга армейская… налью!
Они подъехали к грузовой площадке, когда уже начало смеркаться. Толя и Валерьян сидели в кабине, а Иван залег в кузове «бурбухайки», подстелив под себя брезент, и накрывшись им же. Было слышно, как остановившись, Толян, не выходя из кабины, спросил у шоферов:
— Мужики! А грузовой из Омска еще не подходил?
Кто-то засмеялся:
— Ты чего, паря? Омский тут если будет, то к утру, не раньше!
— Бля… и чё мне терь — туда-сюда мотаться? — Толя хорошо играл разочарование.
— Да вались в кабине, да спи!
— Да я не один… с испидитарам!
— Ну… как-нибудь уж!
— Лады… а хули ищо делать?!
Машина отъехала, развернулась, и подвывая, начала сдавать назад. Встали.
Косов чуть вытянулся, покряхтел:
«Все же кузов здесь… маловат! А мне еще отсюда… со «жмурами» ехать! Если все «выгорит»! Хотя… отставить сомнения! «Выгорит» непременно!».
Он чуть подался к краю кузова, подтянулся в щели в досках, и осмотрелся.
«Ага… встали нормально! До машин… ага! до трех чужих машин метров сто, не меньше! А темно, как… у афроамериканца в анусе!».
— Чибис! — шёпотом позвал его Валерьян.
— Ну! — чуть наклонился он из-за края кузова к кабине.
— Ну чё? Пойдешь?
— А хули делать? Предлагаешь вернуться? — чуть слышно засмеялся, услышав матерное шипение Валерьяна, — Ты это… фляжку мне подай, ага!
«Глыть-глыть-глыть! Ох! Хорошо пошел! Но больше не надо!».
— Ну лана… Вы тут сидите… только не спите! Я прогуляюсь! И это… если «кипиша» не будет — не вздумайте «свалить» отсюда без меня!
В ответ снова что-то негромкое, матерное.
«И так у нас всегда! Шутки, смех, веселье!».
Косов достал «наган» из-за ремня, глушитель. Поглядывая по сторонам, завел, и провернул. Проверил — как сидит. Сидел «глушак» хорошо, без люфта.
«Хорошо еще… удалось проверить, выйдя у Фатьмы ночью в туалет, как бы — по «нужде»! Не обманул Юзик — не громче тихого хлопка работает! Умеет… старый ворюга!».
Перевалился через борт со стороны бурьяна и забора, присел. Еще раз осмотрелся. Тихо…
«Тиха украиньская ничь, но сало треба перепрятать!».
Пошел гусиным шагом, медленно, очень медленно. Зайдя за угол забора, чуть выпрямился. И снова «Шаг, остановка! Другой, остановка!». Выйдя в створ улицы, по заброшенному участке, там, где раньше был сгоревший дом, присел. Выровнял дыхание, успокоился. Посмотрел по сторонам, а точнее — прислушался. Ничего… и никого. Даже слышно, как побрякивает цепью во дворе напротив «кабысдох». Или показалось? Прошел вдоль забора, приник к нему, прислонился головой. Со двора бирюка — ни звука. Нашел щелочку, присмотрелся. Окна закрыты ставнями.
«Это — опять же — «зер гут!». Лучше звуки будет гасить… Если будут звуки!».
И снова — вокруг… тихо-тихо.
«Вернемся-ка и зайдем со стороны огорода!».
Сколько он уже так «гулял», Косов сказать не мог — толи полчаса, а толи и все полтора! Время как-то растянулось, стало как будто ощутимым и… упруго-резиновым.
«Бурьян, мля, этот! Штраф бирюку сраному! Что же за хозяин, а? Ну-у-у… сейчас мы ему оформим… штрафные санкции…».
Зря он охаивал бирюка, как хозяина. Забор из огорода во двор был… вполне добротным! Крепким таким! Что позволило Косову перелезть через него без треска, «грюка» и прочих… непотребств, совершенно не нужных в данный момент!
«Теперь сидим тут! Осматриваемся! А где у нас… дверь в сени? А то… пойдет сейчас кто-нибудь по нужде, откроет дверь — и вот он, Ваня, в освещенном пространстве!».
Нет, повезло. Сени примыкали к дому, и дверь открывалась в сторону ворот. А Косов сидел сейчас… возле будки, от которой… ощутимо пованивало!
«Нормальное место! В самый раз! Должен же кто-нибудь… на сон грядущий «облегчиться»?».
Он пошарил рукой вокруг будки. Есть щель! Вполне такая… щелистая! И позволяет туда… проникнуть.
«Все ничё! Только курить хочется… очень! Бля!».
Было так тихо, что казалось, что в ушах начинает звенеть. Еще бы не поваливало так, и вполне себе место, чтобы просидеть… долго. До морковкиного заговенья!
«Все… ушел в анабиоз! Хотя нет… нельзя! Надо иногда разминать ножки-ручки, чтобы не затекли!».
Как хлопнула дверь дома, Косов не услышал. Только вздрогнул от скрипа дверей сеней.
«О как! А свет-то… красноватый — он же от керосинки! И из щелей ставень тоже такой свет был. Это получается — дом не электрифицирован? Вот ты, Ваня, молодец какой! А уж внимательный-то — всем на зависть! Рекогносцировку он тут проводил намедни! А отсутствие столбов — не увидел! Зоркий Сокол, мля… Выходит… этот сраный собачий хутор еще не «прогоэлроили?».
Ему не было видно, кто проследовал в сортир. А выглядывать из-за будки была так себе идея!
Хлопнула дверь… Зажурчало. Вонью пахнуло сильнее. Потом «ссыкун» еще и бзданул, громко так, отчетливо! Погромче, чем «глушак» на «нагане» хлопает.
«Что приходится терпеть бедному «попаданцу», а?».
Дверца опять хлопнула, раздались негромкие шаги. Тут уже можно выглянуть — не идет же «ссыкун» спиной вперед, да и на затылке у него глаз нет…
«По крайней мере — я на это надеюсь!».
Легкими шагами, практически скользя по доскам, застилающим весь двор, Косов двинулся следом. «Облегчившийся» уже зашел в сени. Вот тут стало слышно, как открывается дверь дома — почти беззвучно, только легкий скрип. Еще два шага. Он в сенцах!
В освещенном светом из кухни проеме фигура мужчины в светлой сорочке и серых штанах. Тянет за собой дверь, собираясь закрыть.
«А вот не надо нам этого! Ну-ка… погодь!».
Левой рукой за внешнюю ручку двери, придержал. Мужик еще не понял, потянул посильнее. Глушитель уперт в спину, чуть левее позвоночника и немного ниже лопатки.
Бах! Хлопок есть, куда же он денется… Спина в светлой сорочке провалилась вперед и вниз. Открылась для взгляда кухня и стоявший спиной к двери человек. Два «баха» в эту спину, уже начавшую поворачиваться. Загремели посыпавшиеся со стола чашки-ложки. Два шага через порог, высоко поднимая ступни.
«Бах!»…и через секунду еще — «Бах!». Занавеска в дверном проеме из кухни в комнату судорожно дернулась, будучи навзничь убитой.
«Бляха-муха! Из чего же он так лупит?! У него там… пушка что ли? А стреляет на уровне груди, примерно… Может — чуть ниже! Ишь… хитрый какой! Упор лежа — принять!».
Косов мягко повалился на пол, чуть оттолкнулся носками сапог от порога, и прямо вкатился в дверной проем внизу. Чуть повернулся вправо-вверх… Ну да — прикинул откуда были направлены выстрелы.
«Ага… вот ты где… с-с-с-у-ка!».
«Бах! Бах! Бах!».
Шум упавшего тела, грохот слетевшей на пол какой-то жестянки. Иван согнулся, убираясь из дверного проема.
«Так… дверцу вниз… гильзы — на хрен! Раздуло одну! Вот же… блядь такая! Вот за это я и не люблю «Наган»! Дурацкая перезарядка!».
Руки немного трясутся… но… пусть и не по нормативу, но перезарядился. И только тогда выплыла мысль — «Нужно было подрываться и «контроль» делать финкой! Время не терять!».
Но… тихо. Все тихо. Даже — странно! Никто не стонет, ничего не брякает, не бежит супостат порешить попаданца, воспользовавшись его оплошностью. Косов поднялся, сделал пару шагов назад, осмотрелся.
«Так… этот… у порога — готов! Бирюк… а у стола, получается был именно он — тоже вроде бы… кончился. Но мы его после посмотрим, чтобы не подставлять спину тому «артиллеристу» в комнате! Вдруг… жив курилка?».
Косов окинул взглядом вешалку.
«Вот — треух собачий!».
Снял головной убор с вешалки и кинул его в занавески в дверном проеме в комнату. Тихо! Никто не хочет расстрелять лохматый рассадник моли. Тогда… кончиком глушителя занавеску в сторону. Опять тихо?
«Ну и ладно! Эй, там! Я захожу! Х-м-м… Уже сколько раз меня и клоуном, и скоморохом обзывали… А вот когда так… на нервах… все на какое-то «ха-ха» пробивает!».
Ну что? Зашел… осмотрелся, держа «наган» как положено — куда взгляд, туда и ствол. Лежит… родимый. Шаг… еще шаг… «пушку» его… носком сапога во-о-о-т туда… подальше!
«И что? А… и — все, получается! Больше боялся… мля… а тут — «пиф-паф» … и даже «ой-ёй-ой» не было! Даже… неинтересно так… как-то!».
Иван чуток постоял, покачался с пятки на носок, вышел на кухню.
«Так… бирюк. Был бирюк, так и запишем! А ведь и правда — бирюк! И небритый… как бы не пару недель, и брови… Брежнев позавидует! И уши… тоже все заросли шерстью напрочь! И вот какая баба на это… все… польстилась? М-да… Ладно! Надо нашим «маякнуть», а то сейчас с перепугу «пятки смажут» и чего мне тогда делать?».
Косов вышел во двор, потянулся на носочках над забором в огород, достал папироску, прикурил и горящей спичкой аккуратно — чтобы не погасить! — поводил из стороны в сторону.
«Бля… я сейчас как этот… Бэрримор! Подаю знак сидящим на болотах каторжникам! Бэрримор, сэр! Нет, бля — Беломор и Дуремар!».
Косов присел к забору и прикрывая огонек папиросы рукой, курил. Через пару минут вроде бы услышал шорох шагов.
«Ага! Точно — идут. Разведчики… следопыты, мля… Как бегемоты ломятся! Вон как бурьян хрустит! Ну так… береженного — Бог бережет!».
Косов приставными шагами, не поднимаясь во весь рост, переместился в угол ограды, подождал пока подельники перелезут через забор. Лезли, надо сказать, тоже — ни хрена не бесшумно! И негромко, чуть сильнее шёпота:
— Так! Встали на месте! Тихо! Не шевелимся… Ага! Сейчас прошли вон… в освещенный квадрат.
Приглушенный голос Валерьяна:
— Чибис! Ты чего… совсем с глузда съехал? Это же мы!
— Береженного Бог бережет! А не береженного… черви жрут. Встали как я сказал, ну! — Иван щелкнул, взводя курок «нагана», — Ага! Повернулся «Фикса»! Медленно… вокруг себя. Да, ручки держи в стороны и ладошки открой, разверни… Ага! Так, теперь ты, Валерьян!
Осмотрев подельников, Иван скомандовал:
— Топаем в дом, тихо только!
— Ты, Чибис… совсем уже… ты… чего задумал?!
— Ничего я не задумал. А вот Вы… не уверен!
— Дурень ты, Ваня! Я ж… со «Шрамом» дважды на «киче» «чалился»! Он меня пару раз… из-под «молотков» вынул. Да и я ему тоже помогал. А он тебе навроде крестного. Чего мне с ним «рамсить»? Из-за бабок, что ли?
— Ладно… замяли тему!
Зашли в дом.
— Итить твою…, - высказывает эмоции «Фикса».
— Ты только сейчас блевать не вздумай! Так… скоренько-скоренько… смотрим здесь все. Ага! Вот… эту машинку я себе приберу… пока.
Косов подобрал с пола «ствол» стрелка.
«Какой… тяжеленький! Ух ты ж! Это же ВИС, тридцать пятый! Ни хрена ж себе! Зачетная машина! Вот он отчего так… грохотал! Надо и другого… «обшмонать»!».
Другой не порадовал. Обычный «тэтэшник». Патроны тоже прибрал себе!
Сумку, а точнее — саквояж, нашли быстро. Ее и не прятал, похоже, никто — так себе и стояла в платяном шкафу, снизу. Тоже не пустая! Валерьян решил пройтись, посмотреть еще что интересного, а на «Фиксу» рыкнул:
— Бегом в машину! Тащи брезент!
— Валерьян! Собрать «шмотье» все надо. Пусть думают, что все нормально, что просто ушли! — предложил Иван.
— А чё собирать-то? Все, что ли?
— Зачем все? Собрать только то, что точно бирюку не подходит. А потом… да на рынке хоть продать, только не самим!
— Ну — это понятно! За дураков-то нас не держи! — «окрысился» Валерьян.
Собрались быстро. Правда чуток потратили времени, пока Иван замыл на кухне пол — с бирюка все же натекло! Потом Валерьян сидел в машине, тащил «фишку», если по-армейски. А они с Толяном таскали… ох и запарились! Но вроде бы все прошло тихо. Старались, прислушивались постоянно.
Потом Косов, в компании бирюка и польскИх, в кузове проследовал к причалу.
«Путь к последнему причалу! Тут нужно быть снова настороже. Мало ли что Валерьян говорил?».
— Ты железяки приготовил? — спросил Валерьян Толика, стоя на полуразвалившимся причале.
— А как же! Как договаривались!
— Стоп! — скомандовал Косов, и пояснил удивленным подельникам, — В брезент не заворачиваем. Так рыбки быстрее есть начнут. Мы же не хотим, чтобы их когда-нибудь опознали. Раздеваем их! Шустрее, Толя!
Вот в чем Толян был хорош — так это узлы крутил, как заправский матрос!
— Ты во флоте не служил? Узлы вон как вяжешь!
— Не… я на мельнице одно время работал. Столько мешков завязать пришлось — что ты!
— Железки легкие чересчур! Херово это! — бормотал Косов.
— Чего это легкие? По паре пудов каждая! — возмутился «Фикса».
— Труп летом раздует… вода теплая будет… всплывет. Надо железяку весом в вес тела, чтобы наверняка! Ну… или кишки им выпустить!
Валерьян звучно сплюнул, выматерился. Толян же оторопело уставился на Косова:
— Ты… ты серьезно сейчас? Ты их чего… потрошить сейчас будешь?
— Да не ссы ты! Не буду! Говорю просто — как надо правильно! Чтобы не всплыли!
— Ну ты… Ваня… вообще без башки! Бля! Валерьян! Дай мне фляжку, а то сблюю сейчас!
— Я те сблюю! Я те щас сблюю! Блядь такая! И ты… Чибис… тоже… помолчи, если ничего умного сказать не можешь!
— А чё я? Я и так правильно говорю! — возразил Косов.
— Правильно он говорит, ага! Помолчи, я сказал! Вот же… дал Божинька мясника в подельники!
На ноги веревки вязали коротко, чтобы со дна высоко не поднимались!
«Плюх! … Плюх! … Плюх!».
— Ну вот и все! С «отжином» Вас, граждане бандиты! — отходняк у Косова еще не начинался и он… продолжал «юморить», — А можно мне фляжечку? За помин душ, тык-скыть!
«О-о-о-х-х! Как хорошо пошел! Славный коньячок у Валерьяна! Не поскупился дядя!».
— Ладно! Сваливать надо, дело уж к утру идет! Сейчас ко мне приедем, бакшиш пересчитаем, по «долянкам» разделим! Толя! Ты долго там возиться будешь? — прикрикнул на «Фиксу» Валерьян.
Толя, спустившись к воде чуть в стороне, пытался отмыть руки.
— Да… бля… испачкался немного! А это… Валерьян! А брезент куда деть? Тоже же… выпачкали!
Косов влез:
— Да забери домой! Чего там… отстираешь, еще куда пригодиться!
Увидел, как покосился на него Валерьян.
«Ишь ты! Какие все нежные, блядь! Да чувствительные!».
— На хер! Я его стирать не буду! Я еще… не буду и все! — «отгавкивался» Толя.
— Вот же ты… неженка! Брезент он стирать не будет… а сам руки моет, в десяти метрах от «жмуриков».
Ответом ему стала матерная тирада, от всей души выпущенная «Фиксой».
— Ты это… прекращай, Чибис! — сказал негромко Валерьян.
Иван выдохнул:
— Да… чего-то я… в перебор! Отходняк, что ли? Слышь… ты дай мне еще флажку… если осталось?!
Всего в саквояже насчитали сто сорок семь тысяч. Еще около тысячи наскребли по бумажникам.
— Сорок «косых» — на общак! Никто не против? — Валерьян, сидевший за столом, покосился на Ивана.
— Норма, чё! Не против. «Грев» босякам — дело богоугодное! — отозвался он.
Валерьян кивнул, откинул в сторону несколько пачек. Мелких купюр, надо сказать, не было вовсе. И даже червонцев было всего несколько пачек. Все остальное — солидные, красивые бумажки! Главарь чуть подумал и кивнул Толяну:
— Толик! Ты бы кинул в «котел» портсигар, запонки, да печатку, которую с поляка снял.
«О как! А я и не заметил этого! Ну, Толя, ну — жук!».
Когда «рыжики» были выложены на стол сконфуженным «Фиксой», Валерьян посмотрел на Косова с вопросом.
— Не! Не претендую! Нах это все! «Палево»! — покачал головой Косов.
— Вот, Толя! Смотри и учись! Хоть и молод волчонок, а уже ума поболее твоего! Правильно сказал — «палево» это! Скинуть Севастьяну, тот подалее скинет, «хрусты» за «рыжевье» отдаст. А там — покупай себе другое, если так хочется засветиться перед блядями!
— Да чё я? Я с понятием…, - отвернулся в сторону Толян.
— С понятием он… Дурень! — «босс» покачал головой, — Так! Остается чуть больше сотни… Твоя доля, Чибис… сорок «косых», так?
Косов кивнул, перегорел уже и начинал накатывать отходняк, начинало потряхивать. Хотелось помыться, выпить чего покрепче, и завалится спать.
— Вот твои сорок… И… еще десять! — Косов удивленно посмотрел на Валерьяна, «Фикса» тоже вскинулся удивленно, — Считай, что премия, как ударнику труда!
Валерьян усмехнулся.
— Ай, спасибо, дяденька! Думаешь, откажусь? Не-а… не откажусь! — засмеялся Косов, сгреб пачки и рассовал их по карманам, — Так, все! Остальное — без меня! Толян! Закинь меня в город, скажу куда! Лана… бывайте, бандиты!
«Фикса» вез его в город, а сам то клевал носом, то начинал балаболить без устали:
— А ты, Чибис, чего? Куда сейчас намылишься? Может вместе на Кавказ рванем, а? Биксы-самочки… вино-домино! Фрукты опять же! Гульнем, а?
Иван покачал головой: «Не хватало мне еще с Толей по Кавказу куролесить!». Даже развеселился, представив такое.
— Не… у меня другие планы. Из города — свалю, тут ты прав! Но… в другие места. Да и ты… мой тебе совет — не свети там на «югах» особо «бабками». Погулять, конечно, можно… Но — в пределах нормы. А то — обнесут тебя, да и все!
— Меня обнесут? Да ты чё? Я сам кого хошь обнесу!
— Так я же не говорю, что обворуют! Нарвешься по-пьяному на «шпильмана» опытного, или, что скорее — пара бабенок поумнее вцепятся в тебя и пока не высосут все — хрен сорвешься!
Толя захохотал:
— А я не против! Пусть высасывают, если сосут хорошо! Эх, Ваня! Однова живем! Чё там «лавэ» копить — дело зряшное! Гульнуть сейчас, чтобы на «киче» было, что вспоминать!
— Настрой мне твой, Толя, не нравится! Какая «кича», родной? Если всплывет что — там не «кича», там «стенка» корячится!
Толян загрустил:
— Умеешь ты, Ваня, настроение поправить! Тьфу ты… «стенка» … скажет тоже!
«К Фатьме? Да нет… не выйдет. Она, как помниться, сегодня в ночь в гостинице. Тогда… тогда… К Ленке забуриться, что ли? А что? Она не откажет, уверен!».
— Толя! Высади меня… через парочку кварталов. К «марухе» загляну… Спать хочу… а-а-а-у-ф… как из пушки!
Он вышел не рядом с домом Завадской, а как бы не за пять кварталов. Постоял, прикурив папиросу, посмотрел, как развернувшись, рванул в обратный путь Толян. Еще постоял, подышал глубоко. И пошел потихоньку… помаленьку… с приглядкой.
«Стволы-то все у меня! Хорошо, Валерьян мешок дерюжный дал, а то пришлось бы все за пояс рассовывать!».
Косов засмеялся негромко:
«Хорош, красавелло! Три ствола за ремнем брюк и финка на руке! Как там в Дэшила Хэммита: «Китайцы — народ предусмотрительный: если кто-нибудь из них вообще носит пистолет, то всегда имеет при себе еще два, три или даже больше». Вроде не китаец, но ведь как про меня сказано!».
Куда деть стволы он пока еще не представлял. Но просто «спустить в питье» — жаба не подписала! Особенно — ВИС!
«Хэзэ, как говориться, куда его деть… Ну… к крайнем случае — продам! «Савоське» и продам! Возьмет, жучара! Перепродаст подальше, еще и «наварится»! Тем более, как посмотрел — номера с них сточены! Хотя… там еще нужно посмотреть внутри на деталях. Не знаю, маркируют ли их сейчас на всем чем ни попадя, как в будущем!».
И только уже у дверей подруги подумал:
«А если она не одна? Ладно там… с Риткой! А если мущщина у Завадской?».
Но — поздно, уже постучал!
Подруга открыла двери, стоя в халатике и сладко позевывая:
— Ой, Ванечка! А ты чего так поздно?
— Скорее — рано! Ты одна?
Ленка кивнула:
— Ну конечно! Или ты думал — опять с Марго? — засмеялась, — Нет, хороший мой! Мы развратом занимаемся не каждый день. Хотя… и жаль! Ну заходи, чего ты там встал?
Она стояла, смотрела, как стягивает сапоги, потом — вешает пиджак на вешалку.
— Слушай… порохом от тебя пахнет, что ли? И еще… чем-то. Как… железом.
— Ну… носик у тебя, красавица, очень уж тонкий! Как у лисички!
Попытался обнять, но Лена отстранилась:
— Ну правда же! Как будто… как тогда! Кровь, да?
Он угукнул: «Вот же чутье!».
— Опять во что-то вляпался? — она смотрела не строго, не с испугом, а с… сочувствием как бы…
— Есть такое дело… красавица! Но… зачем тебе?
Она постояла, закручивая локон на палец:
— Тогда — топай в ванную, отмывайся. Правда горячей воды нет. Котел топить долго!
— Да ладно… мне бы и холодной. Хоть взбодрюсь немного…
— А я тогда кофе поставлю… Сколько сейчас? Ой… похоже поспать уже не удастся!
Пока он плюхался, покряхтывая от холодной воды, и повизгивая от «удовольствия», она накрыла на стол.
— Лен! У тебя есть… оберточная бумага, шпагат?
Дождавшись запрошенного, прихлебывая кофе из большой чашки, разложил «стволы» на столе, осмотрел еще раз, разрядил и проверил, а потом — тщательно все упаковал. Получился небольшой, но тяжёленький сверток. Аккуратно вышло!
Потом сходил в прихожую, вытащил из карманов все пачки денег, сформировал еще один сверток — поменьше и полегче.
Лена сидела, курила, внимательно глядя на происходящее. Потом не выдержала:
— Вань! А откуда все это?
— А-а-а… не бери в голову! У плохих людей… отобрал.
— А они… эти плохие люди?
— А они… да что о них говорить? Нет их больше…
— И… сколько их было? Ты же знаешь… мне можно. Я — никому!
— Трое…
— Ты… убил троих?
— Ну-у-у… да.
Он видел, как в глазах Завадской начал разгораться тот самый, сумасшедший огонек.
— Ваня…, - «как-то совсем у нее вкрадчиво получилось!», — Ванечка! А ты… сильно устал, да?
Он засмеялся, глядя на нее:
— А это имеет сейчас значение?
— Н-н-н-е-т… не имеет. Просто я очень… очень тебя хочу! Вот просто… дрожу вся! Подожди… я сейчас!
Она сбегала куда-то, только топоток босых ножек рассыпался дробью.
— Вот… чуть-чуть! — она протягивала ему маленькую металлическую коробочку.
«Кажется… бонбоньерка — так это называется».
Размерами… ну — чуть больше баночки с вазелином. Он открыл крышечку.
«Ну да… как я и думал! Порошочек!».
— Х-м-м… а зачем? — покосился он на Елену, которая приобняла его, наклонившись.
— Я не хочу, чтобы ты сейчас уснул! Ну же… не бойся! Чуть-чуть… совсем немного!
«О-о-о-х-х как! Взбодрило-то!».
Ясность ума, острота зрения, легкость какая-то во всем теле. Он посмотрел на Елену, которая довольно засмеялась:
— Ну вот… совсем другое дело! Сейчас мы все это уберем… и пойдем в спальню! Мне кажется… я сегодня опоздаю на службу!
«М-да… как-то под кайфом — совсем другое дело! И не то, что лучше, но… бодрее, что ли? И таки да — это первый и последний раз!».
Простыни были смяты. Подушки… а хрен их знает, где эти подушки. Лена сидела на нем, растрёпанная, но довольная — донельзя! Продолжала понемногу покачиваться.
— Ну как тебе, Ваня?
— А я… не понял. Сколько времени? — за окном было уже совсем светло, иногда слышался шум проезжающих машин.
— А я и сама не знаю! — счастливо засмеялась Завадская, — Но все-таки мне нужно собираться! Пусть и с опозданием, но на службу надо явиться! Только вот… сейчас… сейчас… еще разок… и буду собираться!
Он остался спать у Завадской, когда она ушла. Просто вырубился, и даже не слышал, как она собиралась, как хлопнула дверь.
Разбудило его бесцеремонное потряхивание за плечо.
— Давай, вставай, герой-любовник! — женский голос.
«Уже хорошо, что не опера из «розыска»! А я что… не доверяю Елене? Да ну — бред! Конечно доверяю! Но… «Ах, Нина, Ниночка — ошибочка моя!».
Он приоткрыл глаз: «Ага… Ритка! Ритка — это просто здорово! Ритка — это вообще в тему!».
В тему — потому как он чувствовал три потребности: пописать, поесть, и… женщину! Пописать — неотложно! Поесть… может и потерпеть! А вот женщину… женщину ему было точно нужно — и это было видно невооруженным взглядом! Ага — мужики знают такие моменты: когда и… аж в ушах булькает! И в то же время — «стояк» — дичайший!
Когда она стянула с него одеяло — «а кто его укрыл?» — увидела это и Ритка.
— А что это Вы делали ночью… если у тебя так… вот! — указала она удивленно на явный показатель его либидо.
— Я юный еще… мне много надо! Я в туалет, а ты… раздевайся пока! Что не так? Ты же сама хотела… наедине! Так вот — мы наедине, Лена же придет нескоро!
И проследовал в ванную.
«Ф-у-у-х-х… хорошо!».
Маршируя назад, в зале увидел Ритку. По-прежнему одетую.
— Ритуля! Я чего… чем-то тебя обидел? Ты чего — так? Еще не в койке?
— Дурак! Мы вовсе не наедине! Ты слепой, что ли? — Марго засмеялась.
— А что не так? — недоумевал Косов.
— Ну-у-у… я не так! — услышал он позади себя тонкий… но какой-то знакомый голосок.
«Бляха-муха! Балеринка Танька, что ли? А где она была? На кухне? И как я ее не заметил — мимо же проходил! Хотя… да! Туда пронесся раненным лосем, обратно — торопился в кровать к Рыжей!».
— М-да… А ты как тут? Хотя… да… и что? — почесал затылок Косов.
— Ты сейчас что сказал? — поразилась Рыжая, — Или на тебя так Танька подействовала? И ты… бесстыжий, хоть прикройся чем-нибудь — девчонка же смотрит. Хотя… ну да, вы же уже… Косов — как с тобой все сложно!
— Это со мной сложно? — возмутился Иван, — Это с Вами… сложно! Ни шагу в простоте! Все нужно обдумывать — не то сказал, не то сделал! Не так посмотрел! Мля… так! Что ты мне хотела сказать, Рит?
— Я? Я — ничего! Просто Лена попросила накормить тебя, поухаживать. И чтобы ты ее дождался!
— Ага! А… поухаживать — это… не то? — Иван кивнул Ритке на дверь спальни.
— Нет, не то! Может это и было бы — то… Но здесь посторонние! — отчеканила Рыжая.
— Я не посторонняя… я… это…, - пискнула Танька, и спряталась за косяк.
— Ты! Не посторонняя… хватит пялиться на его елду! Иди на кухню, нужно завтрак… или уже обед? Приготовить! И ты прикройся уже! Ходишь… размахиваешь… как поп кадилом!
Косов посмотрел назад — Таньки не было. Из кухни доносился демонстративный «бряк» посудой.
— Рита! Риточка! Пойдем… в спальню. Поговорить надо!
— Знаю я чего тебе надо! — фыркнула Рыжая, а потом понизив голос спросила, — Ты что, до вечера потерпеть не можешь?
— Вот… положа руку на сердце — не могу! Правда не могу! Штырит меня так… что просто… да вот — сама полюбуйся! — и Косов рукой указал на что полюбоваться Ритке, — И, кстати, а ты вечером будешь?
— Полюбоваться, говоришь…, - Ритка поднялась, нервно сглотнула и крадущимся шагом приблизилась к Ивану, сказала шёпотом, — Я же… не знала, что так вот… получится! Я бы… не брала эту с собой!
— Ты что — ее стесняешься? Ее? Ты еще скажи — это непедагогично! Ритуль! Ты меня поражаешь!
Ритка прислушалась, чуть отодвинувшись от Ивана. Тот тоже прислушался — «бряка» на кухне не слышалось.
— Я тебе поподслушиваю! Я тебе поподслушиваю! Танька-сучка! Тебе чем сказали заниматься?
Донесся какой-то сдавленный писк и «бряк» возобновился.
— Вань! — шёпотом продолжила Ритка, — Я… я сама хочу! Но — как?
— Блядь! Ты что себя так ведешь? Она что — ребенок? Если стесняешься… закроем дверь на щеколду и все!
— Да не смогу я так… расслабится не смогу. Одно дело — с Леной, другое… с этой пиздюшкой за стенкой!
— А давай… как будто ты ей урок преподаешь, личным примером, так сказать!
— Ага! Был у меня одно время знакомый… военный, из командиров. Так что я знаю, как это — рассказ, показ и отработка! Ну… показ — я не против, а отработка… это ты с ней, что ли? Не… меня Ленка не поймет!
И все это время… этого диалога… Ритка сама все теснее прижималась к нему, все чаще дышала, а потом… взяла в руку… «наглядное пособие».
— Что же… тебя так «вштыривает»-то… Кстати… это не твое словечко я от Лены услышала? И скажи-ка мне… тебе Лена ночью ничего не давала? — «тут и давать ничего не надо, если ты так на ухо мне шептать продолжишь!».
— Давала… «кокс» похоже! Уставший я был сильно, — так же шёпотом ей на ушко. А руки… руки его — совсем «распоясались»!
Рыжая чуть слышно простонала:
— Там… там не только «кокс». Есть у Лены порошочек хитрый… теперь понятно. Только почему так долго действует? Ох… мне и без порошочка уже… дурно стало! Ладно… пойдем в спальню. Только быстро, слышишь!
Ритка и так-то была хороша. Но — Ритка без юбки, без трусиков, только в блузке и в чулках с поясом… это было… что-то! А когда вот так — опершись о подоконник и подрагивая всем телом, постанывая…
— Только постарайся… небыстро… хорошо? О-о-о-х-х… ну что же ты медлишь?
Иван старался… небыстро. Очень старался!
«Таблица умножения! Табличка… родная… выручай!».
— Всё… все-е-ё… можешь… да! Да! Ох! Давай я развернусь! Давай в рот! Только не испачкай!
Косов старался не дергаться сильно, и не смотреть вниз. Там, внизу были такие… бесстыжие глаза Ритки… и рот ее занят!
Когда они зашли на кухню, маленькая, надувшись от обиды и чего-то грустно напевая, чистила картошку, сидя на табурете.
— Ну, как у нас идет процесс выполнения распоряжения вышестоящего начальника? — излишне бодро спросил Косов.
Танька вздохнула:
— А от нее пахнет!
— Чем от меня пахнет? — изогнула бровь дугой Ритка.
— Чем, чем… Мулафьей его от тебя пахнет! — как в омут шагнула, пискнула Танька и даже прижмурилась.
— И что? — ледяным тоном спросила Рыжая.
— Что, что… может я тоже… хочу так пахнуть! — горестно прошептала балеринка.
Косов, сдерживая улыбку, воскликнул:
— Тебя кто так учил картошку чистить?
Картофан был почищен… странно. Это были кубики, палочки и другие, не поддающиеся идентификации фигуры.
— Ну вот… еще и картошку испортила…, - выдохнула Танька.
— Ладно… не журись! Сейчас поправим все! Рит! Лена во сколько обещала вернуться? К шести? Да у нас вагон времени! Давайте так — ужин с меня!
Танька воспряла, а Ритка — удивилась и была настроена скептически.
— Что у нас есть из продуктов? — Косов принялся хлопать дверцами шкафа, — Ага! Сыр — есть, колбаса… вызывает опасения… но — есть! Можно обжарить в крайнем случае! Картошку ты не всю извела, я надеюсь? Нет? Но мало осталось? М-да… траблы, траблы, траблы не успели… Ладно! Что еще есть? Крупы… крупы в наличие. Да ладно… чего это я? Так, малыш! — обратился он к Таньке, что ей, похоже — не понравилось!
— Не обижайся! Ты — красавица, просто — очень юная! Но! Так как ты юная, то есть — самая молодая из всех присутствующих, то! Будешь временно назначена гонцом!
— Каким гонцом? — в голос удивились и Ритка, и Таня.
— Каким, каким?! Гонцом — Золотая пятка! Не знаете Вы восточного фольклора!
Танька принялась загибать пальчики, шепча:
— Как там его… Карлик-нос! Или это не восточная сказка? Тогда… калиф-аист, потом — Маленький мук. Кто там еще? Не знаю я Золотой пятки! Опять придумал?
— Неважно! — отмахнулся Иван, — Главное — тебя назначили гонцом! Так… вот, бери! Деньги… Топаешь на рынок, покупаешь… Так не пойдет! Половину забудешь! Рит! Найди у Лены листок бумаги и карандаш!
Он уселся за кухонный стол и принялся грызть кончик карандаша.
— А зачем ты это делаешь?
— Ну-у-у… девицы-красавицы! Вы уж — в-а-а-а-щ-е! Вы что — не знаете, что ли, что, когда грызешь карандаш, мысли обостряются, память — освежается и идет виртуальное структурирование планов? Это же начальная школа, второй класс!
Танька хихикнула:
— Я тоже карандаш грызла… Только не знала, что это такие сложные процессы запускает!
— Стоп! Не мешать мне, и не сбивать с мысли! Ага! Будем готовить плов по-узбекски! Рит! У Лены есть казан?
— Ты еще скажи, что это такое?
— О май гад! И достанутся же кому-то такие женщины в жены! — «фейс-палм» — как он есть!
Ритка пребольно ущипнула его за бок.
Надо сказать, при «угнездении» его на табурете во исполнении замысла составления плана, девушки заняли позиции по бокам от него, а в процессе обсуждения — еще и придвинулись максимально близко, чтобы не пропустить ничего из «мыслей о сокровенном!». Ну — интересно им было! И, если Ритка стояла справа, наклонившись, и уперевшись локтями о стол… Очень, кстати, интересно смотрелась… хоть и юбку уже одела. М-да… и все-таки — интересно стояла! То мелкая пролезла слева. Ну да — Ритке туда, к окну было не пролезть, мимо Ивана и буфета. Узковато. А Рыжая, хоть и стройная, но… тем ни менее… Так вот… Танька стояла слева. Пролезла. А левая рука Косова — была свободна от написания «букаф». И стройная «тростинка» максимально прижалась к его плечу. А он что? Он… ничего! Просто рука сама… сначала опустилась вниз, потом стала подниматься вверх… Ну… для удобства подъема, не иначе, воспользовалась… рука эта… ножкой стройной и вполне себе — красивой. И так дальше, дальше, дальше… Точнее — выше, выше, выше… Ага, под юбку и даже… до трусиков! Танечку это вообще не смутило! Она даже стала поудобнее, и даже как-то… чтобы Марго не заметила. В общем, рука шалила вне зависимости от происходящего обсуждения!
— Так ты не сказал, казан — это что? — Ритка была настойчива.
— Казан, Риточка, это такая кастрюля с толстыми стенками. Тяжелая! Чугунная! Хотя… последнее — не запоминай! Бля! За что опять это щипок? Ну… понятно теперь? Есть такая кастрюля? Неужели есть? Да быть того не может! Ну, ладно. Тогда плову — быть!
— Смотри, Танюшка… Баранина… барашек должен быть молодой! Нас четверо… Так, на меня… полкило. Не, много! Пусть будет — триста граммов. Так… женщины… ну — по сто пятьдесят. Итого — килограмма будет нормально! Дальше — рис. Девзира!
— Это что такое? Или ты так сейчас материшься? — поинтересовалась Танька, прислонившись еще ближе.
«Нравится девчонке! Ой как нравится ей противоправная деятельность моей левой руки!».
— Девзира, красавица, это такой рис!
— Фу! Рис! Нас им постоянно пичкают! Надоел — дальше некуда!
— Это совсем другое! Этот рис будет — пальчики оближешь! — вдохновенно вещал Косов.
— Я бы… что-нибудь другое облизала! — чуть слышно выдохнула прелестница.
— Танька! Я все слышу! — строго произнесла Рыжая.
— Ну и слышь себе…, - еще тише.
— Так вот, Танюша… рис этот — красного цвета! И его надо… ну… килограмм пусть будет! Дальше! Курдючный жир! Это тебе придется к чуркам на рынке идти! Не забоишься? Хотя… если что — скажешь им… Знаешь, что скажешь? Что если что — придет друг Фатьмы, и сделает им — бо-бо! Запомнишь — друг Фатьмы! Фатьма — это имя такое, женское!
Девчонка фыркнула:
— Да знаю я! У нас есть одна Фатьма в труппе!
— Да? Интересно! Ну да — ладно, продолжим!
— Ага! Продолжай! — выдохнула Танька и навалилась ему на плечо.
— Ваня! Ну-ка вытащи свою руку у нее из-под юбки! А то вот-вот кончит… мокрощелка! — потребовала Ритка.
Косов повернулся к Тане:
— Ну ты чего такая есть-то? Ну вот — спалилась!
Танька переадресовала вопрос к Рите:
— Марго! Ну ты чего такая есть-то? Ну тебе жалко, что ли, если я бы кончила? Ну чего ты такая… жадная?
— Так! Кто-то сейчас схлопочет! Причем — оба! — Рыжая поднялась и уперла руки в боки.
— Так! Мы будем продолжать планирование сюрприза для Лены? Если да — то не мешайте! — нахмурился Косов.
— Ах это вон какой сюрприз для Ленки готовится?! Чтобы эта… мелочь кончила здесь, да?
— Рит! Ну не начинай, а? Ну… пошалили немного! И все! Знаешь… я думаю, Вы бы ничего не потеряли… если бы…
— Так, Ваня! Хватит! Пиши дальше! А ты… дорогуша, иди сюда и сядь вот здесь — напротив его!
Насупившись, Танька обошла стол и уселась, как было сказано — напротив Ивана.
— На чем мы остановились? А то вы меня с мыслей сбили! — задумался Косов.
— На Фатьме мы остановились! На Фатьме! — отчеканила Танька, — А что, Ваня, она — красивая?
— Кто?
— Ну-у-у… Фатьма? — покрутила локон мелкая.
Ритка нахмурилась. Похоже, ей было неприятно вспоминать соперницу.
— Так… это к делу не относится! Рис! Поняла — рис! — наставил палец на девчонку Косов.
— Не рис, а курдючный жир, бестолочь! — хмыкнула противная.
— Ладно… курдючный жир, да! Двести граммов, не больше!
— Поняла, поняла, папочка! — пропищала Танька.
— Нет! Ну я так не могу! — хлопнул карандашом по столу Иван, — Марго! Давай я ее трахну, она успокоится, и будет действовать конструктивно!
Ритка уставилась на Таньку со злостью, а та…
«Вот же… бесенок! Кот из Шрека — вылитая! А Ритка — стерва! Ну… задержались бы мы с рецептом… на полчаса! Зато потом бы — все пошло как надо!».
— Давай, диктуй дальше! — Рита пихнула его в бок.
— Ага… Морковь… много — килограмм. Лук репчатый — полкило! — зачастил Косов, — Чеснок… пусть будет — большая головка!
— А как вы целоваться после чеснока будете? — опять этот детский, невинный взгляд от Таньки.
— Киса! Если чеснок едят все — то ничего страшного. Когда все — все его и не чуют! Дальше… Перец… острый… Специи — зира, куркума, черный перец, барбарис…
— Ой! Вот это вот все — я точно не запомню! Пиши!
— Пишу, пишу! А может у них есть уже все в сборе? Для себя-то они точно все правильно готовят! Ну — спросишь!
— Спрошу! Точно — спрошу! — Танька сидела, съехав с табурета до упора. Хорошо — шкаф у стены позволял ей сидеть так.
«А чья эта узкая и шаловливая ступня у меня в паху? Ладно… Сидим спокойно, не «палим контору»!
— Так! Коньяк… хороший. Не дешевый, Тань! Да ладно — бери самый дорогой — не ошибешься!
— А ты у нас такой… денежный мусчина? — протянула Танька, — У тебя денежек-то хватит?
«И поглаживания эти… по паху! И воспрял боец, поднялся из небытия!».
— Хватит! Тебе, кстати, спиртное-то продадут? А то больно мелкой выглядишь!
Танька обиделась. Ножка с паха — убралась!
— Ну… не дуйся! Я пошутил! Ты у нас — красавица в самом соку!
Ритка фыркнула.
— Тань! Фрукты, овощи… если какие будет… хотя… рано еще. Но! Если будут — бери. Понемногу — по полкило! Дотащишь?
Та хмуро кивнула.
— Ну что еще… да! К чаю что-нибудь купи. Конфеты там… тортик может быть.
— Кое-кому тортики — нельзя! — припечатала Ритка, глядя на Таньку.
— Ну чего там — нельзя! Мы же не расскажем никому, да? Мама Рита? Да и почему нельзя-то? Я же не прима! Меня никто не таскает по сцене. Никаких там поддержек… то-сё. Кордебалет, одним словом! — заканючила Танька.
— Да? И никто не хочет стать примой? — усмехнулась Марго, — И о будущем никто не думает? Да, Танечка?
Девчонка понуро промолчала.
«Жалко девку! Вот жалко и пиздец как!».
— Да, Рит! Я как-то Елене обещал сводить Вас в ателье, к Александру. Она тебе не говорила? Ну вот — если Вы завтра можете — пошли присмотрим Вам что-нибудь красивое, а?
— Ты сейчас серьезно, Ваня? — опешила Рыжая.
— Рит! А что, я когда-нибудь шутил с таким… дорогим для Вас?
— Ты правда поведешь нас с Леной в ателье? — продолжала не верить Ритка.
— Ну я же сказал! Что непонятного?
— И… каков бюджет похода? — насторожилась она, продолжая не верить.
— Ну-у-у… большой! Но — в пределах разумного!
Ритка взвизгнула и — не хуже той Таньки — прыгнула ему на шею.
— Ванечка! Ой… я даже не знаю, что сказать! Я же… Так! Мелкая! Деньги взяла? Список взяла? Все — вперед!
И шёпотом ему на ухо:
— А тебя я сейчас благодарить буду… Заранее!
— Я очень рад, что ты так рада! Только… Таню с собой возьмем?
Танька замерла в дверях, не смея повернуться и поверить.
— Ты серьезно сейчас, Ваня? — Ритка без улыбки смотрела на него.
— Ну а почему нет, Рыженькая? Купим девочке красивое платье… и еще что-нибудь!
— Ладно… Я, Танька, не знаю, как ты будешь его благодарить… Хотя знаю… но не знаю — когда! На сегодня он точно занят!
— Погоди, Танюшка! Я сейчас еще денег дам. Боюсь тех, что дал — не хватит тебе! Да… если тяжело будет — там на входе на рынок обычно машинки крутятся. Дашь водителю трояк… ну — пятерку! Да хоть червонец — за червонец он точно довезет! Поняла, да?
Она кивнула.
— Вань! — чуть слышно, — А вы… правда, завтра возьмете меня с собой… За покупками?
— Ну да… ты же слышала!
— И что… там можно будет купить… разное?
— Малыш! Ну ты чего? Я же сказал!
— И… белье — как у Лены и Риты?
— Ну… да. Может там и новое что есть!
Она обхватила его за шею, крепко поцеловала, шепнула:
— Если сегодня эти… кобылы тебя не замучат… я обязательно тебя отблагодарю! Хотя… не слушай меня! Я сейчас… глупости говорю! Я и так… очень тебя хочу! Правда-правда! Только я буду аккуратнее, чтобы — тебе больно не было! Веришь мне?
— Верю, котенок! И… если ты за эти вещи — то и вовсе не надо! Я же не ради этого!
— Дурак! Вот какой ты дурак, Ваня! То вроде — умный-умный… а то — такой дурак! Ладно… Иванушка-дурачок. Сейчас тебя пытать будут! Пошла… Но скоро — вернусь!
Из кухни выглянула Ритка:
— Ну… напрощались уже, или еще нет? Топай уже… мелочь пузатая!
Когда хлопнула дверь, Рита медленно, как кошка пошла на него:
— Ну а теперь… у нас есть часа полтора… А может и два. Ты же этого хотел, да? Пойдем, Ванечка… В спальню… дружочек!