«М-да… Как там говорил один умный монах? «Не множь сущего сверх необходимого!»?
Ну — верно говорил. Несмотря на всю некоторую бестолковость попаданца, который сплошь и рядом пытался нарушить данный принцип, похоже само мироздание периодически вмешивается, не в силах смотреть на суету и явный бред возводимых им конструкций.
Ага… переживал — как же он управится с тремя-то… ночью? Опыт с двумя показывал, что если приложить определенные силы, плюсом шел опыт первой жизни в этом… нелегком труде, то — справится-то можно. Да! Только сил при этом тратиться и правда — много! Следующий день — отдых, сон, обильная еда.
А с тремя? Это же… Мужик не так устроен, как женщина. Это те из них, которые обладают нужным опытом, и к тому же — желанием… Те — да, могут. А мужчина? Нет… не может. Только… по очереди, меняя партнерш. А тем это ожидание может и не понравится! Не все же могут вот так… поддержать подругу в играх, пока своя очередь не наступила.
Но все разрешилось без его участия. Уже после ужина Завадская о чем-то пошепталась в спальне с Риткой, и Рыжая отбыла, прихватив с собой мелкую Таньку. Вот уж кто был разочарован, чуть не до слез! А Косов? А Косов испытал некоторое облегчение.
После ухода мелкой бестии за покупками, они с Ритой очень плодотворно… поработали над взаимодействием и налаживанием нужных связей. Аж в два захода… поработали. Ему понравилось, очень! Да и рыжей — тоже понравилось, судя по ее визгам и стонам.
Как все же интересно познавать женщин! И если раньше, в прежней его жизни, это познание растянулось на десятилетия, то сейчас, непонятно чьей волей, за прошедший год, он их столько познал… Разных… Но — как правило — все красивые, или… просто симпатичные.
Вот и Ленка со своей подружкой были — разные. Лена, та — очень опытная, нежная с партнером, но… любящая, когда с ней не особо церемонились. Погрубее ей нужно — любит чтобы удовольствие было приправлено чуточку болью. От покусываний всего и вся, до грубого секса, включая анал.
Ритка — та другая. Сама грубоватая в процессе, даже — немного жесткая, по отношению к себе любимой требует ласки, и нежных прикосновений. Хотя… странноватый коктейль. Им и вдвоем-то, наверное, и хорошо друг с другом, что вот такие они — разные!
Но таки да! Косов с рыжей сумел перестроиться и доставил…
Уже одеваясь, Ритка шепнула:
— Спасибо! Все было замечательно… но… есть какая-то недосказанность, что ли…
— Не понял. Что ты сейчас имеешь в виду? Что-то не так делал?
— Нет, не то… Наверное, просто — маловато. Еще бы… хотелось. Вот курва мелкая… и тут напакостила!
Иван засмеялся:
— Рит! Ты почто так животинку тиранишь? Жалко же девчонку!
— Ничего! С нее не убудет. Она… хитрая! Но мы с Леной сделаем из нее человека! Она еще у нас примой танцевать будет!
— А в кровати… тоже будете делать человека?
Рыжая фыркнула:
— Вот еще! Я ее к нам не допущу. Хотя… Лена вроде бы в шутку… что-то такое намекала. Что, дескать, обтесать девочку надо. А то… грызет, что ни попадя! Когда грызть вовсе не нужно.
— И как же? Ты же не допускаешь… к обучению на натуре?
— На тебе, что ли? Хрен ей! Пусть вон… на мальчиках тренируется!
— Ну-у-у… так она вряд ли чему научиться. Без подсказок-то… Лучше уж… на морковке… или на огурцах — засмеялся Косов.
— Точно! На морковке! Хотя… сгрызет ведь! Кролик мелкий!
— А ты рядом сиди и сразу, как хруст услышала — подзатыльник ей! А позволить сгрызть — только в качестве премии, за выполненный урок! — продолжал веселиться Иван.
Ритка расхохоталась:
— Так и поступлю!
— Да, это еще и полезно! Морковка — это ценный корнеплод, обладающий массой витаминов!
— Да? Надо запомнить и так и сказать!
Они как раз пили чай, когда в квартиру ввалилась пыхтящая под тяжестью покупок Танька.
— Уф-ф-ф… замаялась я все это тащить!
— Ну что ты опять врешь! Подняться на второй этаж — замаялась? Наверняка же машину подрядила.
— Ну да… подрядила. И все равно — тяжело! Вань! Там денежка осталась, тебе отдать?
— Что за вопрос…, - начала Рита.
Иван остановил ее взмахом руки:
— Оставь… На шоколадки… или на заколки!
— Вот спасибо, папочка! — опять пищит мелкая пакостница.
Потом девушки сидели, смотрели, как он готовит плов. Когда все ингредиенты были вроде бы подготовлены, а рис — поставлен замачиваться, Косов выдохнул. Время до прихода Елены еще было.
— Вань! А ты где научился готовить? — удивленно спросила Рита, до сих пор молчавшая.
— Я тоже это хотела спросить…, - пискнула из угла кухни Танька.
— Ну… девочки, так помаленьку — тут и там. И детском доме было… в общем, не то, чтобы голодно… но жрать хотелось всегда. А потом… у тетки жил, часто приходилось готовить. Она болела уже сильно. А потом — на Северах, когда работал. Тоже… выкинут на делянку, а на обед километров за пять… не находишься. Вот… на костре как-то приходилось. А там мужики… если совсем уж хреново готовить — подзатыльников надают враз! Так что — было бы желание!
— А у нас… тоже постоянно есть хочется! — вздохнула Танька.
— Вам там волю дай — так Вы такие задницы отожрете… парни Вас хрен поднимут! — Рита безапелляционна.
— И ничего мы не нажрем! А в столовке у нас… так готовят, что и есть не хочется! — продолжала жаловаться балеринка.
— Ну вот что же ты все врешь и врешь! У Вас же в общежитии и кухни есть — кто не дает готовить?
— Ага… Сама ты, пока в общежитии жила — много готовила? А? — пыталась «наехать» на Рыжую Танька, — Да и сейчас… умеешь готовить?
Ритка немного смутилась:
— Ну… картошку-то уж почищу и пожарю, отварить могу. Вот еще — яичницу могу пожарить! — вспомнила Рыжая.
— Ай! — отмахнулась от нее Танька, посчитав что достаточно «уела» соперницу.
Потом пошла готовка. В перерывах он играл на гитаре и пел — Ритка притащила инструмент из зала. В общем — к приходу Завадской они успели. Не только успели приготовить плов, но и сервировать стол в зале. Танька додумалась кроме коньяка купить еще и вина — белого и красного.
— А я не знала, что с пловом пьют!
Признаться, Косов и сам не очень-то понимал — а что правильно пить с пловом. Ну — не белое сухое, это точно. А тогда что?
— Ох ты ж… какие запахи у них тут! — Завадская от входной двери поводила своим тонким красивым носиком, — Это что же… Ваня! Это ты, что ли, приготовил? Я же знаю, что Марго — повар тот еще. А уж про Таньку и говорить нечего!
Они расселись за столом. Плов и правда — удался! На вкус Косова — рису бы еще чуток поварится… Но женщины ели и нахваливали! Таньке плеснули немного красного вина, остальные пили коньяк. Но с пловом? Это же сколько нужно выпить, чтобы опьянеть?
Поэтому, когда Рыжая и Танька, после ужина, уходили, никто пьяным и не был.
Ночь была хороша — как хороша была каждая ночь с Завадской!
Утром… опять немного задержались. Лена смеялась:
— Вань! Я с тобой абсолютно не могу приходить на службу вовремя! Ну что же такое? Ты опять… пристаешь ко мне.
Хотя… кто к кому приставал — вопрос такой… спорный.
— Так… все, ушла! Как договорились — к тринадцати часам мы ждем тебя в ателье! Ваня… а что… правда брать с собой эту… малолетку? — смотрела на него Лена, подводя губы у зеркала в прихожей.
— Бери… я же обещал!
— Вот разбалуешь ты ее! Нам потом с ней не сладить будет!
— Недолго уже осталось… не успеет разбаловаться! А потом… будет ли кому ее баловать? А так… деньги у меня есть. К чему они мне, в таком количестве? Пусть красивые женщины — будут еще более красивыми!
Елена, задумалась, потом мягко подошла к нему:
— Вань! Я и забыла, что тебе скоро уезжать…, - обняла его и, заглядывая в глаза, попросила, — Вань! Ты уж… в этот месяц… или сколько там осталось… Удели нам чуточку побольше внимания, а? Нет! Я понимаю… у тебя еще и Фатьма есть… Вот и подели свое время между нами…
— Ты что же… предлагаешь мне к тебе переехать?
— Ну… а почему бы и нет? Фатьма… тоже на работе часто. А здесь я… или Ритка.
— Или Вы вдвоем, да? — засмеялся Косов.
— Да! Или мы вдвоем!
Сейчас он сидел на диванчике в ателье и задумавшись, смотрел как его женщины выбирают себе «красивые шкурки». И если Елена была сдержана, подходила к процессу вдумчиво, то Ритка была более заинтересована — подходила к манекенам с моделями, разглядывала их, потом — перебирала плечики с вещами, что-то откидывала в сторону, что-то прикладывала к себе, смотрелась в зеркала, бегала в примерочную кабинку. И уж совсем буйно себя вела Танька! Носилась метеором, повизгивала, жалобно поскуливала, когда Завадская, а чаще — Ритка ее одергивали, категорически отбирая у нее ту или иную вещь.
Его женщины уже совершенно не стеснялись. Первое время еще пытались привлечь его внимание, демонстрировали ту или иную модель одежды или белья, потом отстали, когда он заявил:
— Девочки! Я не могу так — я уже совершенно запутался во всем этом. Ладно бы — одна-две вещи, но такое разнообразие? Вон — у Вас икона стиля — Елена Георгиевна! Все консультации — с ней! Вкус у нее — совершенный, а потому — все к ней!
Лена успела чмокнуть его в щеку:
— Как ты меня назвал… Икона стиля. Мне нравится!
Забавно получилось, когда Танька пыталась отвоевать темно-синее бархатное платье. Само платье было, конечно, очень красивым, но — для восемнадцатилетней девчонки — совершенно не подходило, старило ее лет на десять сразу.
Косову пришлось вмешаться:
— Танюшка! Ты же юное создание! Прелесть рассвета! А это платье для красивой… Но! Зрелой женщины. Тебе нужно что-то более изящное, воздушное.
Мелкая, бурча что-то себе под нос, была вынуждена согласиться.
Александр, похоже уже привычный к череде женщин Косова, промолчал. Предоставил им опытного мастера — не ту грымзу! И ушел в какие-то дали.
Вот и сидел, задумчиво покуривая, попаданец на диване.
«В суете этой… совершенно вылетело из головы, что прошел год с момента моего попадания сюда. И, кстати, прошел мой день рождения, если брать за основу те «ксивы», которые мне тут сделали. Прошла «днюха» неотмеченной! Да и хрен с ней… Я и в прошлой-то жизни никогда не делал из этого «сабантуя»! Если в молодости — еще куда ни шло, то после сорока… Чего их считать? Отмечать, что позади все больше, а впереди — все меньше? Так себе мероприятие! Друзьями я тут не обзавелся. И даже не скажу — это плохо? Или — хорошо? Женщины? Женщины — да! Их у меня — есть! И все — вон какие красотки! Так что… нормально все! Пора закрывать эту страницу этой жизни. Вот… помогу всем своим красавицам… как могу, и… пиздовать в Омск!
А что про свою преступную деятельность… Так тут даже и не скажешь — как так получилось, что у меня за спиной уже… шесть «холодных». Не мы такие — жизнь такая? Можно и так сказать! Правда, видно, говорят, что потри чуток любого цивилизованного человека, а там… под тонкой шкуркой — дикарь с дубиной! Или… восприятие этой жизни такое… как компьютерная игрушка с призовой игрой, непонятно за что выданной Системой! Вроде не людей убил… хотя — какие они, на хрен, люди? Мразь всякая… Карочь — набил фрагов, облутил их, получил — лэвэлап! Интересно… а если бы меня? Сейва я тут не видел. Началась бы новая игра? Да «хэзэ»! И не хрен об этом думать! Если и дойдет до этого… просто нужно сделать это как-то… не то, что — красиво… а по-мужски… что ли? Тихо и без испуганных воплей, обоссанных штанов… Больше трусости своей боюсь… одномоментной. Может такое быть? Не могу с уверенностью сказать, что нет. Вот как подумаешь о том, что пережили люди… в той же Уманской яме, к примеру. Смог бы так? Не скурвится, не пойти на поклон к врагу, сапоги лизать? Как тот же… Сотников у Быкова? А вот… не знаю! И дай Бог — не узнать! Лучше уж сразу — хлоп! И гейм овер! Или… к примеру вспомнилась книга какого-то… художника, что ли? Про его войну в партизанах. Вот где жуть-жуткая! Не-не-не… только фронт! Хотя… кто, на хуй, тебя спросит? Сможешь… как Зоя, к примеру? Или как ее коллега по подвигу — Вера Волошина? Нет? Страшно… встать перед таким… выбором! Страшно! Поэтому — лучше пуля в лоб!».
— Вань! Ты чего это?
Он поднял голову. Перед ним, как на выставке, стояли три красавицы. Елена, Рита и Таня… Ленка, как всегда — дама. Хоть и не все в порядке с ее внешностью — волосы немного растрепаны, юбка вон — чуть сбилась, повернулась; пуговки на пиджачке не все застегнуты… Но — дама! Даже не так! Леди! Обеспокоенный взгляд… нежность, смешанная с испугом?
Ритка… рыжая стервозная красавица. Характер — ну просто пиздец! Хотя… вроде бы у него получилось ее чуть объездить. Или нет? Вон — пытается поправить чулок, плохо пристегнутый к поясу и оттого разворачивающийся криво. Удивленно приподнятая бровь, чуть приоткрытые розовые губки…
Танька… ну — это не его красавица! Вот было бы ему действительно девятнадцать… Он бы с ней замутил! Хотя… если бы ему было бы девятнадцать… глупых, неопытных девятнадцать. Когда — в башке — дурь, эмоции и тестостерон? Да она бы тогда оторвалась на нем! Покуражилась бы тогда — покрутила, повертела бы пацаном! А сейчас… стоит испуганно в трусиках… А про лифчик и вообще забыла. Да с ее статью и лифчика-то не нужно. Грудки маленькие, торчком.
— Вы чего, девочки? — и погасшую папиросу — тык-тык в пепельницу, уже полную.
Ритка, как всегда, смелая… или наглая?
— Мы чего? Это ты чего! Сидишь… морда окаменела, зубами скрипишь! Что случилось?
Он выдохнул:
— Да ничего… так… что-то накатило! Все нормально! Все нормально, девочки! — улыбнулся через силу, — Ну! Как у Вас дела?
Лена сдула прядку со лба:
— Мы уже почти закончили, да, девочки?
По виду Таньки было похоже — что ни хрена она не закончила, только во вкус вошла!
— Нет, красавицы! Так дело не пойдет! Надо все делать не торопясь, с чувством, с тактом, с расстановкой! Сейчас мы прервемся, попьем чаю, а потом вы продолжите, да?
Лена подошла, потрепала его по голове:
— Хорошо, Ванечка!
Ритка засмеялась облегченно, подошла и поцеловала. Танька, оттолкнув Рыжую, уселась к нему верхом на колени, и смачно вцепилась ему в губы.
«Бля… она же почти голая! Она не думает… я же не железный! Да и мастер еще эта… здесь!».
— Татьяна! Как ты себя ведешь?! — голосом Завадской можно было… пельмени замораживать!
— Ой! — девчонка вскочила, сделала испуганную мордашку… именно — сделала!
— Уважаемая! Нельзя ли попросить Вас… ну — или через Александра… принести нам чай и какое-нибудь печенье? Мы прервемся ненадолго. Да и Вы чуть отдохнете, хорошо?
Через некоторое время, Завадская организовала им чай, сушки, какое-то варенье.
«А помнят ее еще здесь! Авторитет с показа мод еще сохранился!».
— Татьяна! Изволь одеться! Неприлично так себя вести, и уж тем более неприлично садиться пить чай в таком виде! — «ну я же говорю — Леди!».
«Хотя… помниться — сама Елена как-то пила чай — вообще голой. Правда это было у нее на кухне!».
— Пока Вы пьете чай, я Вас развлеку немного! — по просьбе Косова, Елена притащила и гитару. Откуда уж она ее взяла — ему было невдомек!
— Елена Георгиевна! — обратился он к подруге, которая в ответ на такое официальное обращение, удивленно приподняла бровь, — Краса Вы наша! Гордость нашего города! Позвольте начать этот импровизированный концерт песней для Вас. Знаете… в английской истории была такая пара… довольно скандальная, надо признать. Он — английский адмирал, знаменитый моряк и военноначальник, лорд. Она… она поднялась из самых низов. Была натурщицей, куртизанкой. Красавица! Насколько красивая, что, невзирая на ее происхождение и неприличную славу, на ней женился целый английский посол, тоже — аристократ, по фамилии Гамильтон. Так она стала — леди Гамильтон. Так вот… их связь — леди Гамильтон и адмирала Нельсона стала темой для пересудов, а потом и массы произведений. Да… Он погиб во время Трафальгарской битвы.
Немного переделки первоисточника — там Клава, здесь Лена.
«Ну… думаю — не заметят!».
— В кинотеатре «Буревестник»,
После той, большой войны,
За полпачки «Беломора»
Проходили пацаны.
И смотрели, что хотели,
В десять лет, я — даже в семь!
И как водится — балдели
От запретных в детстве тем.
Женщины прекратили пить чай, слушали внимательно. Лена улыбалась.
— И была соседка Лена
Двадцати веселых лет.
Тетки фыркали: «Шалава!»,
Мужики — смотрели вслед.
На правах подсобной силы
Мог я в гости заглянуть,
Если Леночка просила
Застегнуть чего-нибудь.
Краем глаза Косов видел, как в приоткрытую дверь просочился Александр, встал у двери. Потом в проеме встала мастер, обслуживавший женщин. Вроде бы еще виднелись лица — там, в коридоре.
— И, конечно, я старался,
А в глазах стоял туман!
И в тумане я качался,
Как отважный капитан!
И смеялась Лена звонко:
«Что ли ты уснул, браток?»
И горел на шее тонкой
Золотистый завиток.
Где-то за окном, словно за бортом,
Вдаль плывет мое детство.
Леди Гамильтон! Леди Гамильтон!
Я твой адмирал Нельсон!
Как она ждала, как она звала,
Как она пила виски!
Леди Гамильтон! Леди Гамильтон!
Ты была в моей жизни…
По окончании песни повисла тишина. Завадская смотрела на него улыбаясь, а в глазах ее было ТАКОЕ обещание, что мурашки табуном пронеслись по шкуре Косова.
— Так… а дальше? Это же не все, правда? — Рыжая смотрела ему в глаза, припивая чай.
— Правда, Рыженькая! Слушай… Это — тебе!
— Что мне делать? Я пропал!
Ритка! Что ты сделала?
Твое тело — как крахмал,
Белее снега белого!
Отравила мне судьбу, отняла профессию.
Ритка! Я тебе не вру
Всей вот этой песнею!
Рыжая улыбалась довольно, не отводя от него взгляда.
— Ах, Ритка Дорофеева!
Что же ты наделала?!
Твое тело — вот дела!
Белее снега белого!
— Ах, Ритка Дорофеева!
Что же ты наделала?!
Твое тело — вот дела!
Белее снега белого!
Лена тоже улыбалась, глядя то на Ивана, то на подругу.
— Я работал в РСУ цементобетонщиком,
А теперь я на углу
С розовым бидончиком.
Бросьте, братцы, мне в бидон
Рублики-копеечки,
В Ритку я давно влюблен,
Это вам не семечки.
…
— Мне прораб Кузьмич читал
О женском поле лекции,
Только я давно пропал
От твоей комплекции.
Я работу задвигал,
Планы и задания,
И тогда Кузьмич сказал мне:
«Лёша, до свидания».
Марго засмеялась, даже захлопала в ладоши, услышав, как испортила судьбу парня белокожая Ритка:
— Только я не Дорофеева! — «И носик свой задрала повыше! Стерва!».
— Да? А я, честно говоря, и фамилию твою не знаю! Неудобно даже, Рит!
— Длугош моя фамилия!
— О как?! Полячка, что ли? — удивился Косов.
«Это многое объясняет… про ее характер! Да и внешность — тоже!».
— Ну да… предки были из ссыльных! После восстания… еще при царях.
Иван, замолчал, выпил залпом уже остывший чай.
— А я? — подала голос Танька.
— А для тебя, красавица… Слушай!
— Ее глаза небесно-васильковые
Притягивали взоры, как магнит!
За ней ходила вся шпана дворовая,
А я среди шпаны был знаменит!
…
— Вот, видите, женщины… и концерт послушали. Ну, все-все… за работу! — разогнал Александр персонал, — Ну, что? Вы продолжаете?
И они продолжили выбирать одежку.
Рано утром, договорившись с Завадской о встрече, Косов — «метнулся мухой» к себе в клуб. А то неудобно будет — такие красавицы с ним, а он одет как шпана! Вернувшись в город, Иван чуть подумал и — махнул к месту своего прежнего жительства.
«Надо навестить Веру! Решил же тоже ей помочь? Надо выполнять!».
Где ее место работы, детский сад, расположен он примерно знал. Нашел. Заглянул. Попросил позвать.
«Оп-па! И что я сейчас вижу?».
Вместо стройной, даже худоватой, его бывшей подруги, перед ним стояла… такой… арбузик на ножках.
«Мля… это что же — тоже я? Да нет… быть не может! Если посчитать… А может… Да нет — не сходиться! По времени не сходится!».
Вера была… глубоко беременна.
— Ой, Ванечка! Привет! Сколько я тебя не видела уже! Как я рада! Ты такой… красивый! А я… видишь… вот!».
Вера смутилась.
— Ну что ты! Ты — молодец! Только… как же ты решилась-то? Это же… четвертый уже? — Иван все никак не мог прийти в себя.
— Ну… да. А что там решаться-то… Как вышло… Ой! Слушай, давай отойдем чуть подальше… вон — за угол! А то сейчас увидят меня… с тобой, бабы наши! Разговоров будет! А оно мне надо?
Они отошли за угол следующего здания, недалеко от крыльца детсада. Встали за какие-то елочки.
— Ну, ты рассказывай, как у тебя дела? У меня-то… сам видишь. Ну — не женился еще, кобель?
— Не… не женился. И не собираюсь пока!
— Ну да, ну да… тебя, пожалуй, заставишь жениться! Ой, Ваня… как же я вспоминаю… так сладко… и горько становится…
— Как сама? Как ребятишки? Андрей у тебя как?
— Да что там… все хорошо, Ванечка! Ребятишки… да вон — здесь двое, со мной! Старший — дома. Школа-то закончилась. Он у меня первый класс закончил. Молодец! Учиться хорошо! Дома все помогает! А Андрей… тоже все — слава Богу! Бригадирит! Важный стал, что ты! Все ругается, рассказывает дома… мол, лучше бы простым работягой остался! А то все за других ругань слушает! А в зарплате ничего так у него… подходяще получается. И жить нам стало попроще… Мне вот только… рожать скоро. Ну да — это дело для меня привычное!
— Вер… Я чего спросить хочу… Даже неудобно…
— Чего, Ваня? Спрашивай уже!
— А это… не с наших встреч… результат?
— А ты что же — испугался, что ли? Если так… дак я тебе ничего… никаких претензий. Мой это… мой и Андрея ребенок.
— Да нет… не испугался я. Просто… знать хочу.
— Вань! А я и сама не знаю… Если только… в последние разы что вышло. Ну так… я же и с мужем жила. Чего уж там… И Андрей… тоже ничего не знает. И даже мысли не допускает, что не его. Только говорит, что, дескать, не ко времени… вот. А так он — не против. Да… даже если и твой… то — что? Ты же тоже светленький. Так что — не поймет Андрей. Да я и сама… Говорю же — не знаю. Уж все думки издумала… а никак не пойму. А потом и вовсе — думать бросила! Мой — и все! А где три, там и четыре!
— Ты… ты молодец, Вера! И Андрей твой — молодец! Я… рад, что у Вас так все… хорошо. Знаешь… я вот… помочь тебе хочу. Только не знаю, как ты… Андрею объяснишь. Вот… тут деньги. Пять тысяч… Дом там поправите, одежку какую… себе, да ребятишкам.
Она смотрела на него, широко раскрыв глаза.
— Ваня… Ты сдурел, что ли? Откуда у тебя… такие деньги-то? Украл, что ли? Или убил кого?
Он разозлился от неожиданности:
— Да какой украл-убил! Сама же знаешь… песни я сочинял. Вот… за песни эти, если их артисты поют, филармония деньги авторам перечисляет! А мне они куда? Я и так работаю… и за сторожа… а еще отучился на киномеханика. Кино кручу. Тоже зарплата идет. На еду, да прочее… хватает! А эти… копились, копились и вот. А мне уезжать через месяц. В училище я поступать буду, в военное. В Омске. А там деньги мне не нужны. Там меня государство и кормить, и одевать будет.
Он посмотрел на ее поправившееся лицо.
«Обабилась Верка. Обабилась совсем! Хотя… может родит, да потом в норму опять придет. Не первый же раз рожает!».
— Ну вот… я и подумал — а куда мне их? Пусть уж Вам… пойдет. Говорю же — дом поправить… Или вообще — пристрой прирубите, все же детей-то у Вас сейчас прибавится. Тесно будет! А так… в общем, возьми! Только как с Андреем быть… Как объяснишь ему, откуда… Не побьет ли тебя? Боюсь за тебя.
Она задумалась, потом посмотрела на него:
— Вань… Деньжищи-то какие! Даже боюсь брать… Да так бы они нам… А с Андреем? С Андреем, что… Объясню как-нибудь… Или вообще… покаюсь ему. Не побьет. Он сейчас вообще и пить-то почти бросил. Нача-а-а-льник! Я смеюсь ему… говорю — ты еще и в партию вступишь! Нет… не побьет! Ругаться будет… это — да! А потом… Поплачусь, покаюсь… Может… ну — как ты меня научил…
Она рассмеялась:
— Очень уж ему так нравится… Вот… Вину заглаживать буду…
Потом как спохватилась:
— Вань… а как же… я же даже и отблагодарить тебя не смогу! Вишь, как разнесло меня! — она показала ему на свой большой живот, — Может… если только ртом?
— Вер! Я сейчас не для этого… Правда! Просто — помочь. И… в память, как мне было хорошо с тобой!
Она пригорюнилась:
— Ой, Ванечка… А мне-то как было хорошо… Я ж часто… вспоминаю.
— Ладно… все, Вера. Идти мне надо. Вот, возьми. Да спрячь! Людям-то не объяснишь, чего еще навыдумывают себе…
— Да… это так… только повод дай!
Он коротко поцеловал ее в такие знакомые губы и ушел. Не оборачиваясь.
— Сегодня Вы, Иван, что-то особенно развернулись! Расточительно как-то…, - посмотрел на него Александр, подняв голову от счётов, посчитав все покупки и заказы его женщин, — Почти восемь тысяч… Осилите?
— Зряшное это дело, считать чужие деньги, Александр. Зряшное! А деньги? Что деньги? Песок… Вот только были, а раз — и нету их! Зато женщины довольны! И ведь красивее стали, не так ли?
Александр в ответ что-то пробурчал о том, что они и до этого были красивы. Косов рассчитался.
«И все одно — денег у меня сейчас до неприличия много! Ну что там — Верке пять, сейчас — восемь. Тринадцать… А осталось еще… больше тридцати семи. И куда их? В Фонд мира? Так нету его еще… вроде бы. Да и не буду я такую чушь творить! Пусть государство разные партии и партийки за рубежом поддерживает! Развели… понимаш… Коминтерны разные…».
Они еще посидели в ресторане, плотно перекусили. По раннему времени, зал был почти пустым, что не помешало им пообщаться, поболтать. Женщины были чуть утомлены и от этого — томно-красивы. Кроме Таньки. Та развила бурную и довольно заметную «тайную» деятельность по организации их «тайной» встречи. Было забавно наблюдать, как Елена снисходительно посмеивается, а Ритка чуть покусывает губки в раздражении.
Улучив момент, когда Косов выходил из туалетной комнаты ресторана, Танька тут перехватила его, затащила в приоткрытую дверь гардероба, отмахнулась от попытавшейся что-то возразить гардеробщицы, и приобняв его за талию, горячо зашептала в ухо:
— Вань! А давай в воскресенье в горсад сходим, а? Вдвоем? Погуляем, мороженного поедим, на каруселях покатаемся… Там в воскресенье концерт будет. Оркестр Игоря Калошина и Варя Конева! Мне так нравится, как они выступают!
«О как! А я и забыл, что концерт Калошин готовил! Точно — он же еще меня хотел привлечь к этому делу, да я отказался. Только я думал — это позднее будет!».
— У нас девочки вообще без ума от Калошина! Он такой красивый! — продолжала «щебетать» ему на ухо Танька, — А в общаге у нас вообще одна живет… Болтают, что они с Калошиным… ну… «трали-вали» там… Врут, небось! А эта… Конева… Она поет, конечно, неплохо! Но такая «задавака»! Что ты, ну ты! Нос задрала!
— Погоди! Как у Вас в общаге? Ты же в общаге театра живешь. Или нет?
— Ну да… Но у нас не только балетные и прочие из театра живут. Есть еще и те, кто в филармонии работает. Танцовщицы там… актеры разные. Немного, но есть!
— Эта общага… она где расположена?
— Да на углу Красного! Ой! А может ты… в гости ко мне придешь? Ну-у-у… мы могли бы… Хотя нет! Там вечно все снуют… только мешать будут! А то и вообще — коменданту нашепчут!
«А не та ли это общага, куда его как-то приглашали? Как тесен мир!».
— Строго у Вас там, да? А как же тогда народ устраивается? Ну там… «шпили-вили», «трали-вали»?
— Да как, как… как могут! Не… так-то… между своими разное бывает. А вот чужих там гоняют, строго — да! А меж своих… какой интерес? Да и нет там таких… как ты!
«Ну — тут уж девушка явно врет! Льстит, причем явно!».
— Ладно… Договорились, пойдем в воскресенье, погуляем. А билеты как на концерт? Где их брать?
— С билетами там — да… Сложно все. Но там же — летняя эстрада! Туда хоть и набьются на концерт… но — можно же и за забором постоять, посмотреть, послушать… Там люди даже танцуют!
— Ладно… решим вопрос!
Они вернулись к столику, под ручку с изрядно повеселевшей Танькой.
После ресторана Елена с Риткой пошли по делам, а Косова «припахала» провожать ее Танька — с разрешения Елена и под шипение Марго.
— А ты где наряды свои хранить думаешь? Девчонки… ну — соседки просить не будут? — спросил с улыбкой девушку Иван.
Та нахмурилась, сосредоточенно посопела:
— Вот и я так думаю! Попрошайничать же будут! Так все растащат… да затаскают! Можно Елену попросить что-то у нее хранить… Хотя… И боязно, и неудобно! У Ритки этой… тоже. Что-то можно будет и в общаге… ну… то, что попроще! Ой, как жалко-то… И похвастаться хочется, и не охота, чтобы просили. У нас знаешь как… Как девчонкам на свидание, так чуть не по всей общаге вещи собирают! Моя соседка один раз так юбку дала… а потом ей вернули… Всю задницу на юбке травою «зазеленело», да еще и… «обтрухана» вся была. Знаешь, какой скандал был! — девчонка расхохоталась, потом опять посмурнела.
«Проблема у девочки, однако!».
— Что — даже белье дают?
— Ай! Там всякое бывает! — отмахнулась Танька, — Слушай! А пошли чуть дальше прогуляемся… А то мы так уже и придем… скоро.
Косов шел, с улыбкой поглядывая на девушку, которая все продолжала «сыпать» разными историями из жизни театра, балета. То — возмущалась, то — смеялась звонко.
«Вот правда… ну разве есть ей — восемнадцать? Девчонка совсем!».
Он старался поддакивать, кивать в нужных местах…
Они погуляли по скверу, потом… потом прошлись пару раз мимо главного входа в общежитие. Это Танька его «показывала» таким образом.
«Ага… даже повеселела и была предовольной, когда им встретилась стайка из трех-четырех девчонок, такого же вида, как и сама его спутница! А уж нос-то как задрала и манерно, эдак, поздоровалась!».
Когда уже стало смеркаться, Танька вдруг потащила его куда-то в сторону.
— Ну и куда мы сейчас идем?
— Да есть здесь… место одно. Там такие… уголки укромные есть. Если не заняты еще… можно пообщаться будет!
Настрой девушки на «общение» был — конкретный.
«Хотя… этого стоило ожидать — как продолжение всего дня. Выбор вещей, ресторан… и вот! А ты что — против, что ли? Я? Да нет, не против. Только вот… к Фатьме же собирался? Ну… а что мешает пойти после этого к Фатьме? Не всю же ночь тут пробудешь? Таньке же точно к одиннадцати нужно будет в общагу! Так почему бы и нет?».
Слава Богу, что «продуманная» Завадская сразу настояла, что даже те вещи, которые они покупали готовыми, были оставлены в ателье, до перевозки их к Лене на квартиру. Таскаться с мешками и свертками — так себе затея! А большинство выбранной одежды — вообще будут выданы женщинам после подгонки и подшивки!
Это был толи заброшенный и заросший сквер, толи — просто пустырь, заросший кустами. Прямо рядом с Красным проспектом, только чуть в сторону отойди — пара кварталов, не больше. И общага Танькина — рядом!
«Похоже — места девчонке известные!».
Иногда в зарослях кустов проглядывали какие-то полуразвалившиеся постройки — чаще всего похожие на сарайки, или навесы…
«Не до конца здесь когда-то все снесли! Не иначе — под застройку планируется, да что-то временно подзабыли!».
Забурившись в какие-то кусты, Танька принялась энергично целоваться.
— Не помешают нам… общаться? — засомневался Косов, — Может вон… какую развалюшку найдем?
— Не… там еще хуже будет! Или… засрано все… или — занято! — девчонка была настроена решительно.
Он уже задрал Таньке юбку, намереваясь перейти к последней, мешающей им детали женской одежды, когда рядом раздался издевательский смех.
— Не… ты посмотри, Витюша… как тут молодежь бесстыдно время проводит!
«Твою ж мать! Не… ну так-то — можно было предположить такое. Если место в здешних «палестинах» известное, значит — есть те, кому доставляет удовольствие гадить людям, а то и банально — на «гоп-стоп» брать расслабленных граждан».
В нескольких метрах от них, на чуть заметной тропке, стояли двое субъектов, определенной наружности.
«Босота… лет по шестнадцать-семнадцать всего! Но — могут быть опасными… шакалята!».
— Вам, граждане, заняться нечем? Или Вы находите удовольствие в подглядывании за другими? Самим девки не дают, что ли? — в кривой усмешкой ответил Косов.
— Не ты посмотри, Витя… Фраер-то совсем припух! — цыкнул через зуб передний.
— Ты че… «гребень»! Совсем охерел? Щас мы тебе… — попытался вылезти вперед задний. Наверное — как раз Витюша.
— Ты кого «гребнем» назвал, лишенец?! Красными соплями давно не умывался, поц?! — ощерился Косов, — Ну иди сюда, я тебе сейчас кишки на кулак намотаю!
Злость явно ударила Косову в голову.
«Сука! Этот… «полупокер» меня «петухом» обозвал, что ли? Ну бля…».
Однако передний был явно поумнее своего другана, чуть придержал того рукой.
— Оц-тоц-первертоц! Неужто ошибочка вышла? А ну-ка, паря, «обзовись по-жигански»!
— Чибисом — погоняют! — Косов уже задвинул за себя девчонку. Танька пыталась судорожно поправить задранную юбку.
— Ага… мож и слышал чё-та… Кого знаешь, под кем ходишь? — снова цыкнул передний.
— Ни под кем… Один. На льдине… А знаю многих! Тебе всех называть? — улыбнулся Косов. Нехорошо улыбнулся — сам чувствовал, как сводит злостью скулы.
— Не… ну а чё, а? Людей назови… если сам из людей будешь? Кто «по масти»? — продолжал «допрос» наглый парнишка.
— Хлопа слышал? Про Цыгана что слыхал? Были раньше… «вместях». А сейчас… «Фиксу» знаешь? Да и вообще — ты кто такой, чтобы я тебе людей называл? Или в «оперскую» «малявку» писать собрался — кто, с кем, зачем, да почем? За «спрос» может быть — «спрос»!
Косов видел, как на кличках «Хлоп» и «Цыган» пацан напрягся. А при упоминании «Фиксы» — вообще погрустнел.
— Ты сам-то под кем? И какой «масти»? Сдается мне — «баклан» ты «по жизни»! — продолжил наезд Косов, — Я вот… как люди говорят — из «пиковых».
На этом тихо прошуршала финка, вытащенная из наручных ножен.
«М-да… уже жарковато днем становится… Надо думать, как дальше «шабер» таскать «без палева»! Скоро в куртке совсем жарко станет!».
— Ты это… если и правда из «фартовых», то… это… прощевай за ошибку. С кем не бывает? Обознатушки, чё там…
— А «бикса» его, похоже, из этой… из общаги! Вишь какая мелкая, да худая! Точно из балерин! Не — ну тянет же кого-то на таких тощих! — второй, было очень похоже, что и правда — из совсем уж больных на голову. Тут такой разговор неприятный складывается, а он — ни хрена не понимает!
— Ты, Витюша… помолчи пока, ага! Тут непонятки, однако, вышли! Мы с тобой правильного пацана за фраера приняли! — не отрывая взгляда от финки в руке Косова, пробормотал первый.
— Чё? Кто правильный пацан? Этот, что ли? Да пигалицу его… кто-то ж драть будет? Дурень какой-то! Какой он — правильный? Чё ты несешь, Вося?
— А ты, значит, Вося? Так? Ну и чего делать будем, Вося? На ремни Вас резать начинать? — Косов поиграл финкой, картинно сделал пару перехватов.
— Витя, бля… Заткнись я те сказал, тупиздень! — прошипел «умный», — Ты это… Чибис, да? Ты, Чибис… обид не держи! Ошиблись — с кем ни бывает! Да и ты тоже… выбрал же место, где «шершавого засаживать»!
— Вот тебя, бля, не спросил — где, что и с кем мне делать! Ты, сявка, совсем берега потерял, как я вижу! За Вас меня даже на «правИло» не потянут! Ща порежу Вас и буду в своем праве!
Парень отступил на пару шагов и, демонстративно подняв руки на уровень груди, чуть помахал открытыми и пустыми ладонями:
— Ша! Все! Замяли! Не надо тут «пером» махать! Ни тебе не надо… срок с пола поднимешь. И нам — тем более не надо! Все! Были неправы! Все поняли! Давай — разойдемся, а?
— Стопэ! Стоять я сказал, босота! Я-то, может, и прощу… Но вот девочку — обидели! Пигалицей назвали… еще как-то… Так что — вира с Вас, понял! Уйти хочешь — гони «лавэ»!
— Какое «лавэ»? Мы на «голяке» сегодня… Вот… решили прошвырнуться… на «пузырек» наскрести! Пустые мы… правда!
— Вот же Вы… щенки «подкорытные»! С Вас даже взять нечего! Э! Скажи своему «кирюхе» — пусть стамесочку вон туда… в траву кинет! Ага! Быстро, сука! — «рыкнул» Косов.
Дождавшись, пока железяка отлетит в кусты, продолжил:
— Вот же Вы… «перхоть подзалупная»! Даже «финарь» таскать боитесь, а тоже — на дело вышли! Скройтесь, бля… пока дядя добрый!
Косов чувствовал, как адреналин, щедро выплеснутый в кровь, начинает перегорать без выхода. Его начинало «потряхивать».
— Эта… Чибис! Ты эта… зря ты тут… Здесь… если по тропке этой пройти чуть дальше… метров тридцать… Там сарайка есть… чистая. Туда чужие не ходят. Да и не знают особо… Ты б лучше туда шел, ага!
Иван зашипел со злостью и парочку как ветром сдуло.
«Видно даже до второго… тупого дошло, что не на того нарвались!».
Он чуть постоял, прислушавшись. Но похоже, что рядом и правда никого больше не было. Повернулся в Таньке:
— Ну что, красивая, помешали нам, да?
Та кивнула, продолжая смотреть на него широко раскрытыми глазами. Косов аккуратно вставил нож в ножны, поправил рукав.
— И что будем делать дальше?
Девчонка негромко ответила:
— Не знаю… А ты что хочешь?
Косов… Косов — хотел! Уже становится привычкой — после таких встрясок нужен хороший секс! Забойный такой, не разовый! Тогда отпустит, тогда все выйдет вместе с паром на женщине!
Он покопался в своей сумке, бормоча:
— Так… фляжка… ага — вот она родная! Та-а-а-к… О! Вот — шоколадка есть, поломанная правда… Ну да и — пусть, нам же закусить, а не в подарок!
Поднял голову:
— Ну что, красивая? Пошли? Как нам подсказали — через двадцать-тридцать метров есть сарайка. И даже, вроде бы — чистая!
Танька смутилась:
— Ваня… Я что-то писать хочу… Испугалась, наверное… Ты это… ты отвернись, а? Только… далеко не отходи, а то я боюсь!
Он отвернулся, сделал пару шагов к тропинке. Сзади послышалось:
— Вань! Ну не отходи, а? Я же просила! Страшно как-то…
Дождавшись конца «процедуры», Иван подхватил девчонку под локоть и буквально потащил за собой.
— А ты говорил, что не бандит! А сам вон как с ними разговаривал!
— Да не бандит я! Просто… нужно уметь разговаривать с разными людьми. Вот и с такими… ушлепками — тоже!
— Это фабзайцы были…, - бормотала Танька.
— Кто? Какие зайцы? — опешил Косов.
— Ну… фабзайцы… ну — так ученики ФЗО называются. Там у них… разные есть. Хотя в последнее время вот такого вроде бы не было. Давно уже! Вот раньше — да… всяких хватало. Даже было как-то: девчонок у нас двоих изнасиловали! Давно, правда…
«Ага… и правда — довольно чисто! Стол, сколоченный из досок; топчан, даже накрытый каким-то старым… толи — покрывалом, толи — одеялом… Ну — ничё так… для сброса пара!».
Девчонка непривычно жалась, потеряв свой напор и некоторую отвязность.
«Выходит и правда — испугалась!».
Пришлось выпоить ей чуть не половину фляжки коньяка, потом — заставить закусывать шоколадом. А дальше Косов пустил в дело руки, губы и язык! Его немного трясло — не понять — отходняк ли, или просто от возбуждения.
— Давай одежду снимем… а то — помнется. Ага… вот так! Мы ее сюда повесим! А сейчас… иди ко мне!
Девчонка осталась без белья быстро и без особых церемоний. Не до них было Косову. Потом… довольно грубо наклонил ее вниз.
— Вань! Я же… не умею. Тебе опять больно будет!
— Надо учится… А то — так неучем и останешься! В-о-о-т… зубки прибери, ага! Губы… Киса, запомни — только губки! Да… еще и язычок пусть поработает!
— Так, да? — освободила речевой аппарат Танька.
— Так… о-о-о-х-х… да-да… так! Зубы! Я же сказал!
А потом и сам начал двигаться, не дожидаясь, пока девчонка овладеет такой… наукой.
«Нет! Так дело не пойдет!».
— А ну-ка… иди сюда! — он развернул ее спиной к себе, и заставил опереться руками о стол.
— Опять не понравилось, да? — пыталась отдышаться Танька.
— Уже лучше! Но все равно… еще — не то!
— Ай! Ой… Ваня… ну что же ты… потише! Не так… сразу!
Но постепенно дело пошло на лад! По звукам и движениям Таньки, он понял — «На правильном пути, товарищи!».
Почувствовав, что — все… еще и… вот-вот! Снова развернул ее к себе, и с силой наклонил:
— Рот открой! О-о-о… как же… хорошо!
Постоял так, чуть покачиваясь…
Танька выпрямилась, утирая губы и подбородок:
— Дурак! Вот же… дурак какой! Фляжку дай, хоть рот… прополощу!
— Что-то ты в прошлый раз… не говорила, что не нравится?
— Ты в прошлый раз не был таким грубым!
К его удивлению, девчонка не стала выплевывать коньяк, а проглотила. Потом подумала — и сделала еще пару глотков.
— А шоколад остался? Дай закушу… А то сейчас… опьянею, — Танька продолжала «дуться».
— Ну и хорошо… Мы же только начали, успеешь протрезветь!
— Ага! Молодец какой! А в общагу я как пройду? До одиннадцати вернуться надо!
— А что — через окна не судьба залезть?
— Как залезть-то? На первом этаже — решетки! А до второго — попробуй доберись! Высоко…
— Да я тебя подсажу?
— Да? Точно подсадишь? Смотри — там высоко!
Получив заверения в его искренности, Танька повеселела:
— Ну тогда ладно… Давай еще? Только… не так грубо, хорошо?
Косов постарался не быть таким грубым. Правда — хватило ненадолго! Подмял под себя девчонку, вошел грубо, резко…
— Ай! Ну что ты опять-то… Больно! Не так резко… не надо…
Но уже через пару минут:
— Да… вот так! Еще! Ох! Еще…
Она сидела на нем, покачивалась, чуть приподнимаясь:
— Что-то ты сегодня… как с цепи сорвался! А вот так мне… хорошо!
Иван приподнялся на локтях, нашел ее губы своими губами, взял ее за попу и резко опустил вниз, прижал:
— А-а-х-х… ну что же ты опять-то… хотя… пусть… хорошо!
Было не понять — или она опьянела, и поэтому стала более раскованной и нежной одновременно… Но не забывала в кульминационные моменты соскакивать с него и приникать ртом. Уже была не против!
«Да… беременность для балерина — это полная жопа!».
Сколько прошло времени — он не знал. Было темно. Хотя — как темно? В конце июня в Сибири по ночам особо темно не бывает. Так… густые сумерки.
— Ну и как ты себе это представляешь? Как ты меня подсаживать будешь? — обратилась к нему Танька.
«М-да… потолки тут высокие, что есть — то есть!».
Окна первого этажа, забранные решетками, поднимались… метров до трех! Потом… потом — еще метра полтора… даже — больше… около двух! И окна второго этажа, куда им и нужно было попасть.
— Ищи свое окно! Не будем же мы ломиться через соседей. А как? Посмотрим…, - задумчиво смотрел на преграду Косов.
— Да что его искать? Вот оно! — ткнула Танька рукой в окно ближе к углу здания.
Хорошо, что окна ее комнаты выходили во двор здания. Было тихо, только с улицы изредка доносился шум проезжавших машин. Редко доносился. А народ… народ уже давно спал — завтра же на работу! Но все равно — разговаривали негромко, не сказать, чтобы шёпотом.
— Ага… слушай, а где у Вас вахтер сидит? Далеко? — спросил он у девушки.
— Далеко! Вон там, где-то… на входе в здание. У нее там же и топчан стоит, за загородкой, — Танька махнула рукой куда-то «втустепь».
— А здесь что? Вот под Вами на первом этаже? — указал он на интересующие его окна.
— Здесь? Здесь — кастелянная, здесь склад какой-то… А здесь… у-у-у… кабинет комендантши! — потрясла кулачком Танька.
Она была вообще в таком… интересном состоянии. Толи пьяная, толи сонная, толи расслабленная до предела. Похоже — девица словила дзен!
— К-х-м-м… так это же прекрасно! А скажи-ка мне… красавица… А к Вам часто в окна лазят? — опять поинтересовался он, пробуя на прочность решетки окон первого этажа.
— К нам? К нам вообще не лазят! — «как-то грустно у нее получилось!», — А вон там… там, бывало, раньше, лазали! Ну помнишь — я тебе рассказывала, что у нас эти… кобылы из филармонии живут? Ну — которая хвасталась, что с Калошиным крутит? Вот… к ним лазали парни. Но потом кого-то поймали, и их предупредили, что, если еще хоть раз — выселят! И все… больше не лазят…
«Похоже… подруга Игорька… тоже — затейница та еще! Х-м-м… а подруга подруги Игорька? Интересно… меня же приглашали сюда, тогда… перед концертом! Но — видно не судьба… Просто времени на всех не хватит!».
Косов на взгляд оценил высоту до окна второго этажа, потом — перевел взгляд на подружку, которая высоким ростом похвастать явно не могла.
«Даже если я подниму ее на руках… на вытянутых вверх руках… Вопросов много! Во-первых — смогу ли я ее так удержать? Ну… допустим — смогу! А сможет ли она так устоять? А вот — не факт! Тогда что? Тогда…».
— Танюшка! А ты сможешь сейчас… залезть ко мне на спину, и руками обхватить меня за шею, а ногами — за поясницу? — как она в таком состоянии — цепкая ли?
Девчонка икнула, подумала, и кивнула:
— А чего там не смочь? Смогу!
— Ну… тогда — давай, как-то надо твою соседку разбудить, чтобы она окно открыла! Как, кстати, зовут ее?
— Кого ее? — не поняла Танька.
«У-у-у… похоже все-таки — окосела!».
— Соседку твою… как зовут? — тихонько спросил Косов.
— А тебе зачем? Ты на нее… навелся, что ли, как ты говоришь? — прищурившись, с подозрением, спросила Танька.
— Тань… послушай! Ну ты чего, а? Я ее и не видел ни разу! Как бы я на нее навелся?
— Откуда я знаю… как? Ик! Ты кобель известный… вон и Елену кроешь… и Ритку… сучку эту рыжую… и меня! Может ты… это… дистанционно! Вот!
— Нет… я не навелся на нее! И таки да! Мы же с тобой… только что! И несколько раз, если не помнишь! Мне сейчас это зачем? Я просто тебя хочу в комнату поместить…
— Ага… понятно! Кобель! Меня — в комнату… а Машку… значит — того!
— Так ее Маша зовут, да?
— Ну а я что говорила — кобель! Уже и на нее слюной капаешь, да? Вот же ты… А может… может я сама… еще хочу? Может мне — мало было?
«Похоже назревает женский бунт… пьяный, бессмысленный и беспощадный! Как-то надо… побыстрее все это… и сваливать! Или еще плеснуть ей граммов этак сто… и она бы ушла «баиньки». Но — где взять-то?».
Косов пошарил под ногами и нашел штук пять разных совсем небольших камешков.
«Ага! Еще окно разбить не хватало!».
Так что три камушка он потратил по стене здания, чтобы потренироваться в силе броска — по принципу: «много», «мало», «в самый раз!».
«Стук!» — негромко в стекло нужного окна. Тишина…
Еще раз — «стук!». За окном светлым пятном вроде бы мелькнуло лицо. Косов помахал руками, активно показывая на Таньку. Пара рывков изнутри комнаты и окно раскрылось.
— Чего Вам? Хулиганите? Я сейчас вахтера позову!
«Таньку, похоже, не узнали. Ну да… темновато!».
— Маш! Ты чего? Я вот соседку твою доставил. Сейчас нужно прикинуть как до койки ее поднять…
Сбоку раздалось бурчание Таньки, что она, дескать, сама «доставилась».
— Ты, Смелкова, совсем ослепла? Меня не видишь, что ли? — выразила недовольство Танька.
— А ты, Гордеева, рехнулась! Бродишь по ночам, как привидение! Вот увидит кто — будет тебе на орехи от комендантши!
— Так… ладно! Вань! Как мне туда попасть-то? — спросила подруга Косова.
— Ну… у меня одно предложение — хватаешься руками мне за шею, ногами — обхватываешь пояс и держишься покрепче. А я как мать-бибизьян… нет, все же отец-бибизьян медленно и аккуратно ползу вверх по решетке. Там вон… перехватываюсь, доползаю до окна, и ты уже, по мне — шмыг и в комнате!
— А мы с тобой… не рухнем? Нет… так-то ты — сильный! Но вот решетка эта…
— Да я проверил, вроде должна выдержать… Только ты держись покрепче!
— Ага… сейчас…
— Ну? Готова? Маш! Встречай нас там, наверху. В смысле — подстрахуй Таньку, чтобы не свалилась, когда с меня перелазить в окно будет.
Но пара попыток оседлать Косова, как Вакула черта, показала — что-то здорово мешается!
— Ну ты чего, Тань?
— Чего-чего… юбка, блин, узкая… Ноги раздвинуть не могу!
Косов не удержался от «шпильки»:
— Что значит ноги раздвинуть не можешь?! Ты же вот, недавно — очень хорошо раздвигала!
Сверху послышался смешок.
— Ой-ой-ой! Какие мы юморные! Говорю же — юбка мешает… узкая. Сейчас, подожди… я юбку сниму! Поддержи меня, а то… могу упасть! — раздраженно бормотала Танька.
Сверху послышалось:
— Гордеева! Ты что, пьяна? Совсем, Танечка, с ума сошла?
— Да не пьяна я… ну… может только чуть-чуть…
Косов придерживал Таньку, поглядывал на нее, но больше смотрел наверх. Там сейчас было интереснее — Маша далеко высунулась в окно и наклонилась, пытаясь разглядеть ситуацию получше. И была она в халатике с запАхом… и халатик был не совсем… запАхнут!
А Танька? А чего Танька? Там он уже все видел! А здесь… здесь было явно видно — все побогаче и поинтереснее!
— Гордеева! Ты… ты что — без трусов, что ли? — соседка была… очень удивлена… мягко говоря.
Косов повернулся посмотреть. Ага… так и есть!
Танька замерла с юбкой в руке:
— Ваня! А где мои трусы?
Косов чертыхнулся:
— Ну ты чего? Ты же сама заявила… что промокла до мокрых трусов. И надевать тебе их — противно! У меня в сумке они!
Опять смешок сверху и чуть слышный шёпот:
— Да они оба сумасшедшие!
— Ну! Чего стоим, чего ждем? Давай, хватайся. Сейчас же тебе ничего не мешает? Или мешает?
— На вот… юбку мою туда же… в сумку, к трусам!
Наконец-то Танька угнездилась у него на спине. Да крепко так… зараза! Бока сдавливает ощутимо. Ну конечно, ножки-то у нее накачаны — будь здоров! Вот бы шею еще так не давила…
— Скажи честно… Татьяна! Ты меня сейчас задушить хочешь? Что плохого я тебе сделал? Кроме того, всего хорошего… у-ф-ф… так… ногу вот сюда закинуть! Ага! Ты же сама говорила… как тебе хорошо…
— Может я тебя задушить хочу… в объятиях любви! Чтобы ты, кобелина такая… Ик! Больше эту Рыжую… не драл!
«А смотри-ка… и держится крепко, и рассуждает еще что-то. Может и правда — не сильно уж и пьяна?».
— Ага! Рыжую… значит… драть нельзя… так она — первее же тебя была?
— И что, что первее… Ладно там… Елена. Я ее уваж-ж-ж… ува-ж-ж-аю! Вот! А Марго эта… сучка рыжая!
— Да? А она мне обещала, что научит тебя минет правильно делать…
Вот это он сказал… зря…
И Танька дернулась, и нога чуть подалась на решетке. Но — удержался, ага…
— Что — правда, что ли? Врешь ведь! Чтобы Рыжая и такое пообещала! Х-х-а…
— Ну… не хочешь — не верь… Мне-то что?
— Ладно… мой конек-Горбунёк… вези уж меня… в постельку.
Он полз медленно. Сорваться было бы уж совсем… водевильно! И сам не заметил, как оказался лицом к лицу… с Машей. Та с интересом так… разглядывала появившуюся в окне композицию. Хмыкнула:
— А ты ничего так… Симпатичный!
Сюда же посунулась из-за спины мордашка Таньки:
— Смелкова! Ты эта… на чужой каравай — рот не разевай!
— Ой-ой-ой… подруга называется! А забыла, как ты тогда с Хмельницким переспала? А ведь мы тогда с ним…
— Вот же язык у тебя, Машенька! Как помело! Не было у меня тогда ничего с ним! Понятно?
— Ну да, ну да… как же… А голые Вы вот здесь спали — не иначе как от неимоверной жары?
«Ой какие скелеты тут… в шкафах обретаются!».
— Машенька! Я вот… ничем тебе пока не пакостил… Может — пропустишь меня туда, в комнату? Или… как вариант — снимешь с меня эту красотку… полуголую? А то… представь — какую картину мы сейчас представляем оттуда… снизу и сзади!
Маша засмеялась тихо и заливисто, но отодвинулась:
— Въезжай уж… средство передвижения пьяных балерин!
Он… въехал. Было неудобно — окно оказалось узким, а Танька… Гордеева — да! Почему-то отказывалась слезать с него и далее передвигаться самостоятельно, мотивируя это абсолютно нелогично, что дескать — боится упасть! Так и пришлось… на карачках залезть в окно, а потом… изогнувшись… перелезть в позе креветки…на подоконник. А там, выдохнув, спуститься на пол.
— Ф-ф-у-х! — опустив съехавшую ему на грудь Таньку на кровать, он присел на подоконник.
— Что? Запарился ее тащить? — съехидничала Маша.
— Да нет… просто боялся, что она сорвется… или решетка не выдержит!
— Ва-а-а-нь! — протянула с кровати Танька.
— М-м-м?
— А может… ты не пойдешь никуда, а? Останься у нас. Вот ляжешь со мной на кровати, я к тебе приставать не буду. Честно-честно! Ну куда ты пойдешь, а? До утра точно никто сюда не заглянет. А утром Смелкова разбудит нас пораньше… Вылезешь через окно, да и был таков.
Упомянутая Смелкова как-то очень уж плотоядно разглядывала его. Это было заметно даже при столько скудном свете огрызка свечи, который Маша зажгла на столе, после завершения операции его внедрения.
Косов уставился в ее глаза в ответ, а потом — чуть высунул кончик языка и изобразил… «язычок змеи»! Ошарашенный вид Маши стоило бы запечатлеть для истории. Даже в полутьме было видно, как густо потемнели ее щечки.
— Ага… умею! — прошептал он, еще более «вгоняя в краску» девчонку.
— Гордеева! — шёпотом обратилась к подруге Маша, — Ты где его нашла… такого… нахального?
— Где нашла… там больше нет! Да чего ты Смелкова… дурочку-то корчишь? Это же тот парень… ну… которого мы с девчонками обсуждали, вот!
— Это… Ленин хахаль, что ли? — ахнула Машка, — Вот ты дура, Гордеева! Завадская же тебя живьем съест!
— Не съест… а-а-а-х-х! — зевнула Танька, — Ну что, Ваня? Останешься, а?
— А ты точно приставать не будешь? — не отрывая взгляда от глаз Маши, спросил он у Таньки.
— Ну-у-у… ну до чего же ты противный, Ваня! Ну что тебе… жалко, что ли? Разок еще и спатьки!
Ваня осмотрелся. Две металлические узкие девичьи кроватки. Стол у стены, две тумбочки, платяной шкаф. Почти казарма.
Только нет ни в одной казарме такого запаха. Запаха теплого девичьего тела, чуть-чуть — остатки запаха каких-то уже неопределимых духов… чего-то еще… но — присущего именно женскому жилью. И тепло… не физическое тепло, а тепло, которое ощущается где-то внутри. Оно расслабляло не хуже горячей, сытной пищи и емкой дозы спиртного после тяжелого физического труда на свежем зимнем воздухе. Посильнее теплой печи, после метельной ночи… Из Косова как будто воздух выпустили, так неохота стало никуда идти! Прибился бы… куда-нибудь… в уголок… и засопел часиков на пять!
— У-а-а-х-ф! — зевнул он, — Простите, дамы! Не удержался! Только вот… Тань! Твое предложение… ну — по поводу кровати! Оно не выполнимо! На такой кровати спать только друг на друге! Ты сверху или я?
— Ой! А я и не против! — оживилась та.
— Ага! Только подозреваю… кровать эта будет голосить так, что сбегутся все соседи!
Машка засмеялась. Косов обратил внимание, что девица совсем не пыталась поправить детали своего туалета — халат почти распахнут, а поясок завязан так, что и полы… как-то разъезжаются.
«Да ну ладно! Ага! Все тебя совратить хотят! Куда там! Может девушка просто спала в халатике, вот он и сбился так. А поправить — забыла!».
Только вот в памяти было твердое убеждение, что в таких ситуациях женщины поправляют туалет машинально, не задумываясь. А если не поправила? То — что? Специально так?
В брюхе у него вдруг заворчало, заурчало, напоминая, что питалось это брюхо уже давненько. А коньяка пара глотков, да кусочек шоколада — вообще «ниочем»! Танька тоже встрепенулась, встала, чуть покачнувшись, стянула с себя блузку, оставшись в одном лифчике и спросила у подруги:
— Маш! А где мой халат?
— Где, где… в шкафу! Где же ему еще быть?
— Ага…, - у раскрытой дверцы шкафа Танька скинула последнюю деталь туалета, зашвырнула его куда-то в недра мебели, и вытащив, надела халатик, близнеца того, что был на соседке.
А Машка продолжила играть «в гляделки» с Косовым.
— Гордеева! Перестань наводить свинарник в шкафу, я все вижу! — это она, не отрывая взгляда от Ивана.
— Ну и ладно… Завтра все равно прибираться собирались! Слушай! А правда… у нас ничего поесть нету?
— Есть холодная отварная картошка… Хлеб есть, правда немного. В чайнике вода… может быть еще теплая…
Брюхо Косова опять подало сигнал, что все перечисленное, хоть и так себе еда… но все-таки!
— Маш! А посущественнее… ничего нельзя найти в Вашей богадельне? — «ну а вдруг?».
— У Поздняка если только? — переглянулись подруги, — Только он спит поди уже? И это… этот хомяк так денежку любит…
— А Поздняк? Это у нас кто? — заинтересовался Косов.
— А это помощник администратора наш… Здесь живет. Он с женой развелся… вот и ютится в общаге.
— Ага… ютится! Смелкова! Он же к тебе — не ровно дышит! Сходи, а? Пожрать чего-нибудь… да и Ване вон… коньяк-то у этого хохла всегда есть! Сама же говорила! — начала «клянчить» Танька.
Маша покраснела снова, хмуро глянула на подругу.
«Да мне-то какая разница… спит с этим хохлом Машка… или нет! Хотя… если и спит — то, чего тогда не с ним сейчас, а здесь, в одиночестве?».
— Маш! Деньги ни разу не проблема! — поддакнул Таньке Косов.
— Ну… ладно! — согласилась Смелкова.
Косов, не глядя, вытащил из портмоне несколько купюр, протянул Маше.
— Ты чего? Этого же много! — попыталась возразить девчонка.
— Оставь! Вон Вам с Таней питаться тоже нужно…
— Ладно… я пошла, — Машка демонстративно распахнула халатик, поправила, не смущаясь от взгляда Ивана, — А вы тут… не шалите! И не вздумайте… я быстро вернусь!
Иван постоял у двери, послушал сначала тихий стук в какую-то соседнюю дверь, потом — негромкий голос Маши:
— Да мы с Танькой засиделись, заболтались… А потом чувствуем — есть хотим, а есть-то и нечего! Нет-нет… да, деньги у меня есть. Да, спасибо! А еще…. Хорошо-хорошо! А вот… вы тогда говорили, что у Вас коньячок… ага! Нет-нет… Павел Степанович… Давайте в следующий раз. Ага! Да нет… что Вы, как я могу обмануть?! Спасибо большое! Да-да… нет… ну — только если в щечку!
Он приоткрыл дверь изнутри, запуская девушку.
— Ф-у-у-х-х… Гордеева! Ты мне будешь должна! До чего же противный мужичонка! Знаешь, Танечка… может ты сама с ним как-нибудь… рассчитаешься?
— Ой-ой-ой… Смелкова! А кто к нему уже не раз в гости заглядывал? Вот только не надо здесь строить из себя Клару Целкин!
Маша фыркнула возмущенно и покосилась на Ивана.
— Ладно, девчонки! Не ссорьтесь! Вы молоды и красивы, почему бы у Вас не может быть поклонников? А поклонники… они разные бывают! Давайте лучше посмотрим, что там нам реализовал товарищ Поздняк! — постарался отвлечь девчонок от назревающей ссоры Косов.
В бумажном пакете оказался изрядный шмат сала. Выложенной на стол была половина буханки ржаного хлеба, пара луковиц, и початая бутылка коньяка.
— Ф-ф-у-у-у… лук! — скорчила мордашку Танька, — А завтра как на занятия с таких отвратным запахом приходить?
— Гордеева! Ты совсем память потеряла? Завтра же… точнее — уже сегодня! Костюм!
— Ой! Точно! Костюм же завтра!
Из пояснений девчонок Косов понял, что примерно раз в две недели, в труппе проводится ревизия сценических костюмов, которая растягивается практически на весь день.
— Там с утра такое столпотворение в костюмерной! Можно смело приходить не ранее одиннадцати часов. А то и к двенадцати! Все одно — в очереди стоять. Там сначала будет всякие… примки… да — прочие… особы, приближенные. А мы, кордебалет, все — после них!
— Тань! А Елена не «запеленгует» твое отсутствие с самого утра? Проблем потом у тебя не будет? — поинтересовался Косов, видя, что Машка так и «стрижет ушками», с интересом прислушиваясь к их разговору.
— А это, Ваня, от тебя зависит — будут у меня проблемы или нет! Вот… доставишь Лене удовольствие, и попросишь за меня! — «коварно» заявила Танька.
Машка засмеялась:
— Ты, Гордеева, все-таки припадочная! Спать с любовником Завадской… это даже не знаю! Это как в цирке голову в пасть тигру класть!
— Ой, да ладно! Может у нас с ней… отношения налаживаются?! Может она и не против будет. Он вон какой молодой, у него сил много… С нее не убудет!
А вот стопку коньяка он Таньке налил — зря! Толи девчонка выдохлась, толи на «старые дрожжи»… Но она явно окосела! Коньяк, кстати, был так себе!
— Ваня! — с глупенькой хмельной улыбкой обратилась она к Ивану, — Если ты уже перекусил… давай матрас с моей кровати на пол переложим, а? И вдвоем ляжем?
— О-о-о-х-х… мне еще и это придется слушать? — неискренне всплеснула руками Маша.
— А ты, Смелкова, можешь не только слушать… но даже — смотреть! И завидовать! Сама вспомни, какие Вы тут с Хмельницким скачки устраивали! Я же ничего? Сопела на кроватке и ничего против не говорила!
Маша отмахнулась, и надув губки, принялась поправлять кровать, демонстрируя свою готовность ко сну.
«А матрас-то, что логично, соответствует ширине кровати! И тоже… не разляжешься на нем!».
Танька в голом виде, на четвереньках, устроилась над ним, мерно покачивая головкой… верх-вниз… Причем, зараза такая, абсолютно бесстыже, даже — демонстративно выполняя минет. И даже потребовала, чтобы подружка не гасила свечу.
«А навыки-то у нее накапливаются! До мастерства еще далеко, но… Ага! А чьи это глазки видны из глубины одеяла? Это Машенька так закуталась с головой, типа — ни видеть, ни слышать ничего не хочу!».
Косов, хулиганя, приподнял голову, и подмигнул девчонке. Ресницы захлопали ошеломленно, потом высунулась голова, и был продемонстрирован язык. Потом Машка одними губами прошептала: «Нахал!». Косов в ответ продемонстрировал «язычок змеи»! Девчонка фыркнула и снова закуталась в одеяло. Правда — и в этот раз с хорошей такой отдушиной, позволяющей дышать. А еще — видеть и слышать!
А Танька, похоже, и впрямь — быстро вырубалась. Уже и движения ее были замедленными, и присела она для удобства на попу.
— Иди сюда, Танюшка! — Косов потянул девчонку на себя, потом подумал, и перевернул ее на спину.
И если сначала Танька чуть постанывала и обнимала… то потом, спустя очень непродолжительное время… вдруг засопела.
— Ну вот ни хрена ж себе! И как быть? Не! Я так не играю! — приподнялся на руках Косов.
На соседней кровати, из-под одеяла немедленно появилась голова Машки, и она, хихикая и закрывая губы рукой, спросила:
— А что тебя останавливает? Ну и… Делай свое дело!
Глядя ей в глаза, Иван ответил:
— Да не могу я так… Мне нужно, чтобы девчонка отвечала… чтобы было видно — хорошо ей или плохо. А так… ну что это за блуд такой?
Машка засмеялась:
— Ага… а тем ни менее — качать продолжаешь!
— Ну… это сейчас выше моих сил… остановиться!
— Ты… это… в нее не вздумай спускать! — забеспокоилась о подруге Маша.
— Да что ж я… совсем дурак? Не понимаю, что ли…, - и Косов — вышел.
Танька продолжала сопеть, даже делала это… ровнее. Он приподнял девчонку и повернул ее на бок.
— Так ей… удобнее будет!
— Смотри-ка… какой заботливый! — протянула Машка.
— Да. Я такой…, - а потом, глядя в глаза Смелковой, он протянул руку, — Машенька! Иди сюда!
Она фыркнула как молодая кобылка, возмущенно мотнула головой:
— Совсем уже?! Вот еще… Ну ты и наглец!
— Да-да… я, конечно же, наглец… И нахал! И хам! И… много еще чего разного! Только вот и ты же… мокрая сейчас вся. Или скажешь — нет? Ну же… правда ведь? Так?
— Ты вон… в Танькиных… соплях весь!
«Ага! А вот это уже конструктивное замечание! То есть — указано на проблему, но проблема — решаема! То есть — решаем проблему и дальше… без проблем!».
— А где я могу обмыть?
Девчонка секунду помолчала…
— Да вон… за шкафом кувшин с водой. И тазик там же…
— А может ты мне поможешь?
— Вот же ты…
— Да-да… я нахал, хам, наглец! Но все же — помоги мне, красавица!
Машка встала, на цыпочках подошла:
— Только тихо… Чтобы Танька не проснулась, понял?
— Конечно же понял, хорошая моя!
Он взял ее руки и потянув их к себе, вовлек девчонку в процесс обмывания.
«Х-м-м… а ей явно понравилось!».
Когда они… тихо-тихо вернулись на матрас на полу, Танька продолжая спать на боку, чуть скатилась, давай им место.
Машка придвинула свои губы вплотную к его уху:
— А правда… что ты умеешь так… языком?
— Хочешь попробовать?
— Очень хочу!
Стоило отметить, что Маша была в чем-то даже интереснее Таньки. Внешне. Брюнетка. Явно старше той года на два. Повыше ростом, покрепче, пошире в бедрах.
Они фактически не спали до самого утра. И даже чуть позже. И только начинающиеся шевеления Танькиной тушки, заставили Машу отпрянуть от него, и быстро заскочить на кровать.
Она отдышалась, чуть слышно засмеялась:
— Ф-у-у-х… хорошо, что успели… как раз.
Он приподнялся, нашел ее губы и крепко поцеловал:
— Спасибо, красавица!
— За что?
— За все! Мне было с тобой очень хорошо!
Машка хмыкнула, внимательно посмотрела ему в глаза:
— А ты сейчас не врешь… Ну… и тебе — спасибо! Ты и правда… умеешь.
Он снова поцеловал ее.
— Все, все, все… давай хоть полчасика подремлем, если уж ночью спать не пришлось! — она мягко отстранила его от себя.
«Ага… у кого — только этой ночью… а у кого-то и прошлая была… не очень сонной! Леночка тоже это дело — любит!».
Проснулся он от энергичного потрясывания его плеча.
— Ну? — не открывая глаз.
— Ваня! Уже десять… надо собираться. Нам — пора!
«Бляха-муха! А давно я уже в женских общагах не зависал!» — выныривая из сна подумал Косов, — «Здесь есть как плюсы… так и минусы! Минус — это вот когда тебя так… бесцеремонно будят и предлагают — выметаться!».