В обратный путь отправился с намерением не нарываться на неприятности. Не срезал, в частный сектор не заходил, ствол постоянно держал наготове.
Приближаясь к своему временному убежищу, стал свидетелем стихийного собрания местных пионеров‐комсомольцев. Сгрудившись, они заняли весь перекрёсток. Недолго думая, принял решение обойти другой улицей. Толкаться, вступать в полемику, это не для меня.
На углу остановился передохнуть, заодно послушать, о чём они спорят.
Разговоры велись о том, куда им податься. То ли идти к военкомату за оружием, то ли на склады к милиции. Некоторые уже сейчас предлагали уходить в леса — строить землянки для партизанского отряда.
— … у-у-у‐у-у-у… — Чёрт! Только этого не хватало. Поначалу казавшийся фоновым шумом, среди прочих звуков, выделился заунывный скулёж.
Протяжный стон иногда пропадал, но я уже понимал, что он прекратится нескоро. К сожалению, мне уже приходилось слышать такое. Словно скулящий кутёнок, подвывающий в поисках мамкиной сиськи. — … у-у-у‐у-у-у…
Забросив на спину тюк с добычей, выгнал из башки все мысли. Пошли нахрен эти пионеры и туда же всё остальное.
Но, чем ближе подходил к хате с бомбой во дворе, тем явственней становилось, что я приближаюсь к проблемам. Пришлось потрясти головой — заунывное нытьё в ушах не ослабевало, а усиливалось. Мля! Да как так-то! Хоть доставай вату для берушей из собранной на станции аптечки.
По сердцу резануло воспоминанием, как я стою на коленях перед гранитной плитой с двумя фотографиями. Лучше бы растолкал толпу молодёжи и пошёл напрямую.
Чёрт, ну нахрена мне это надо!
Перестав сдерживать свой порыв, вместо того, чтобы свернуть налево побрёл дальше, прямо до тёмно‐зелёного забора.
Через узкую приоткрытую калитку был виден посыпанный жёлтым песком ухоженный двор. Девчонка, ростом явно выше меня, уцепившись за металлическую проушину, тщетно пыталась открыть вросшие в землю ворота. За её спиной стояла двухколёсная деревянная тачка с лежащим на ней телом, зашитым в серую льняную простынь.
Она повернулась. Опухшее лицо, с дорожкам слёз по бокам покрасневшего носа. Короткие светло‐русые волосы. Серые глаза с полопавшимися капиллярами, безучастно следившие за моим вторжением.
Молча, по понятным причинам, прошёл мимо неё. Отложив изрядно надоевшую поклажу, направился в сторону потемневшей от старости баньки. Прихватил из близлежащей поленицы толстую чурку и метровое брёвнышко.
Отстранил притихшую девицу, бросил деревяху под ворота, а бревном зацепил нижнюю перекладину одной из створок. Своего веса не хватило, мягкая почва держала крепко. Показал плаксе, что для рычага нужна её помощь. Вдвоём, дело у нас пошло быстрее. Словно прощаясь, с громким чмоканьем напоследок, земля выпустила жертву из своего плена.
Для проезда было достаточно одной полутораметровой половины. Мы вытолкали тачку на дорогу, вернулись и общими усилиями вернули воротину на место.
Задержавшись, переложил ТТ из мешка за пояс, прикрыв полой пиджака. Распаковал добро, добытое на складах у военных, взял лопатку и моток ниток. Под покойного подложена доска и я понимал, что на разбитой дороге эта конструкция будет съезжать.
Старательно привязав небольшое худощавое тело, мы взялись за рассохшиеся ручки. Правда, вскоре мне пришлось отогнать девчонку. Тяжеловато конечно, но от такой помощницы толку мало — толкать и управлять легче одному. Не прекращая хлюпать носом, она побрела впереди, задавая направление.
Через пару километров показались покосившиеся кресты вперемешку с пятиконечными звёздами, низенькие каменные надгробия и редкие памятники из гранита и мрамора.
Война уже успела здесь отметиться. Одна из бомб, скинутых на город, разворотила обширный участок на более старых захоронениях, но, это не отпугнуло людей.
В основном, здесь были женщины в возрасте и совсем старушки, мужчин мало. На всех — десяток, не больше. То есть, очень мало копщиков для стольких покойников.
Моя провожатая довела нас до могилы с надгробием из белённого известью кирпича.
1854‐1936 Збигневский Ян Станиславович.
Гласила латунная табличка.
Девчонка хорошо подготовилась, под доской нашлась большая лопата с крепким черенком.
Только когда мы забросали опущенное на подгнивший гроб тело грунтом, догадался кого и к кому подхоронили.
***
Скоро будет смеркаться и я уже не успевал на запланированную встречу. В желудке что-то хрюкало, заваливая мозг сигналами о помощи.
— Спасибо.
Чумазое личико по цвету стало почти неотличимо от её чёрного платка. Часто вытирающая слезы, девочка забывала, что непривычные к такой работе ладони измараны суглинком.
Намеревался забрать тележку и её лопату, но был остановлен. — Не надо. Пойдём.
Что ж, не буду настаивать. Очистил свой инструмент и зашагал на выход.
Неявка на встречу спасла его от смерти. Старший майор ГБ не собирался выполнять просьбу подозрительного малолетнего гипнотизёра. Цуканов зря просидел в назначенной точке, где должен был ликвидировать Чванова. Утром, когда сержант доложил, что объект не появлялся, Лигачёв поручил ему новое задание и о парне больше не вспоминал. Жить им останется три дня. Двадцать восьмого июня, как и многие другие, они погибнут в обороняемом ими здании управления.
— Пожалуйста, останься.
Поднятая щеколда калитки медленно опустилась обратно. Я повернулся.
— Пожалуйста. — Повторно прозвучал просящий голосок.
Грязные ноги девчушки мелькали по начисто отмытым полам. Хозяйственная, но неумытая, выставляла на стол всё, что было в доме. Словно старик, покачал головой, осуждая такое непотребное свинство.
Хозяйку, взволнованную тем, что я собираюсь выйти, успокоил, взяв в сенях топор и ведра.
Отправился затапливать баню и носить воду из колодца. Идея ложиться спать грязным меня откровенно не прельщала.
Отскобливший с себя килограммы грязюки и осоловевший от обильного ужина, сидя на маленькой скамеечке кромсал старую одежду на длинные ленты.
Надя сидела на высокой железной кровати, покрашенной синей краской и примётывала полосы к плащ-палатке. Я не просил, сама решила помочь, увидев чем я занимаюсь. Только показал, как правильно пришивать.
Когда распаренным вернулся в дом, она прошмыгнула мимо меня с охапкой белья, включая мои грязные вещи. Спасибо конечно, но я не собирался их больше носить, так что отнял и бросил на пол. К моменту её возвращения мои вещи были разложены, а на столе лежал мой арсенал. Штаны уже распорол и начинал портить рубаху.
— Ой, а что ты делаешь?
Провел ликбез, театром немого актёра. И даже не спрашивая, зачем мне это, она взялась за иголку и нитки.
Так мы и сидели. Надя шила, рассказывая о своей жизни, я слушал. Про папино назначение в Брест, про новую школу, друзей, её увлечения, про поезд и оставленных маму и брата возле железной дороги.
Распоров всё, что можно, стал делать вторую накидку, уже не заморачиваясь с нитками. Прокалывал по две маленькие дырочки рядом и привязывал ленты узелком. Грубовато конечно, но, если добавить листвы, укрыться от любопытных глаз хватит.
В перерыве устроили чаепитие и я был удостоен показа семейных фото, которых было совсем немного. Студийные, карточки производили сильное впечатление.
Настоящая дружная семья. Особенно мне понравилась фотография деда. Ян Станиславович стоял в прикольной четырёхгранной шапке опираясь на обнажённую саблю. Цвет формы был непонятен. На её тёмном фоне выделялись только два ряда пуговиц и погоны.
— Дедушка очень любил Колю, называл его прирождённым наездником.
Я в который раз кивнул, мол понятно.
Она отложила картонную коробку с фотографиями в сторону. — Ты очень на него похож, только поменьше ростом. Погоди, сейчас вернусь.
Взяв керосинку, ушла в пристроенную к дому крытую веранду.
— Вот, смотри какая. Это папа ему дарил. — На руках грустной девчонки лежала светло‐коричневая кожанка. — Примерь, пожалуйста.
Я встал и обнял Надю, зажав между нами её подарок.
Умыв зарёванную мордаху, комсомолка, спортсменка и несомненно красавица села доделывать накидку. Я же, довязав свою, занялся чисткой оружия.
К пяти часам утра, устав ждать когда она заснёт, начал собираться в дорогу. Носки, трусы, майка, Колины брюки из которых он вырос, свитер и сверху куртка. Обычный вещмешок с продуктами, сменным бельём и прочими мелочами, догрузил "железом", оставив при себе один ТТ с запасным магазином и одну "эфку". Скатку с накидками собирался приторочить сверху.
Ловлю на себе внимательный взгляд из под чёлки. Сейчас будет очевидный вопрос.
— Ты уходишь?
Кивок.
— Я могу пойти с тобой?
Епт‐тыть! А это было неожиданно. На мой категорический отказ, последовало очередное слезливое пожалуйста.
Чёрт! Ещё час и выходить будет поздно.
В ответ на сжатые кулачки у груди показал часы и пять пальцев.
Понятно, что в пять минут она не уложилась. Маленькой женщине понадобилось полчаса. Были забракованы: чемодан; платья; туфельки; кофточки; расчёски и иже с ними. Вынужденно поменял свою обувь на большую, отдав ей 37‐ой размер. Также одобрил брюки на завязках и бушлатик из серого драпа. На голову девочка надела смешную беретку тёмно‐бордового цвета, сказав что мамина. Скатки и флягу ей — лопатку мне. Выходим.
***
Дальше иду один. У меня есть задание. Должен его выполнить. Останешься с теми военными. Они недалеко.
Сука! Сука! Зарекался же связываться с бабами! И нет бы она стонала, или жаловалась на трудности, усталость я бы мог понять. Не-е-ет! Это недоделанная мать Тереза, мать её разтак. Перевязать раненого — она; взять с собой семью из трёх человек — опять она. Кто готов делиться продуктами? Точно! Надя Кувшинова! Ей больше всех надо! А жажда общения? Её так и тянет выйти из кустов (где мы прятались) и пообщаться с очередным отрядом РККА идущим на восток.
— Почему? Что я не так сделала? Не бросай меня!
И опять слёзы.
Скрытность. Это важно! Нельзя чтобы нас видели. С тобой сложно.
Писал, долго раздумывая. Врать не хотел — отделался общими фразами.
Она замотала головой. — Я как мышка буду. Тихо тихо. Буду слушаться. Честное комсомольское.
Тьфу! Не срослось.
***
Следуя команде, орудие крутанулось, но последняя обойма уже выпущена, стрелять нечем.
Заряжающий простодушно развёл руками. — Всё командир, кончились.
— Связи так и нет. — Не спросил, а констатировал наводчик Демьян Галеев.
Сергей развернулся к нему. — Ну?!
Остальные из расчёта притихли.
— Я к чему веду. Из всего дивизиона стреляли только мы, ПУАЗО разбит, с кухни никого уже второй день. Надо что-то думать, не пропадать же зазря.
Капитан устало присел на лафет зенитки.
— Доложи комиссару, будем минировать орудие и отходить к седьмому посту. — Приказал, обращаясь к заряжающему.
Подрыв осуществили с помощью гранат и специально оставленного снаряда. Затем выдвинулись в расположение штаба.
— Сергей Владимирович, майор Барановский убит, принимайте нас под своё командование.
Ванштейн провёл хмурым взглядом вдоль строя. Тридцать восемь красноармейцев, один лейтенант и два сержанта. В наличии два ЗиСа, бочка бензина, стрелковое оружие и гранаты.
— Выдвигаемся! Будем пробиваться в направлении Минского укрепрайона. Шалдин, поедешь во второй машине.
В последующие дни, их отряд терял людей, но чаще вбирал в себя новых. После того, как их колонну расстрелял одиночный Мессер, они старались держаться поближе к деревьям. В какой-то момент услышав звуки боя, бросили машины и побежали через посадку, где вскоре оказались свидетелями, как немецкий танковый полк, при поддержке пехоты и артиллерийского дивизиона, атаковал переправу через реку Клеву.
Рядом с капитаном остановился Марк. Тяжело дыша после бега, тот мигом оценил обстановку. — Товарищ капитан, надо помочь нашим. Перестреляем расчёты с прикрытием и попробуем взорвать гаубицы.
Сергей обвёл взглядом скопившихся в посадке бойцов. Без раненых, почти полторы сотни винтовок, должны справиться.
— Слушай мою команду! Рассредотачиваемся вдоль деревьев и ждём, когда пехота противника дойдёт до того оврага. По моей команде, разом атакуем вражескую батарею. Боги войны! После захвата стреляем по танкам. Сапёры, вам задача уничтожить орудия в случае вражеской контратаки. К выполнению боевой задачи приступить.
***
Стрельба, взрывы, русская речь, беларуская мова, немецкий лай. Машины, мотоциклы, танки, пушки и броневики.
Я старался избегать открытых мест. В лесу врубал свои радары на полную. Если кто-то приближался к нам слишком быстро, мы прятались, пережидая под накидками. Других обходили дальней дорогой.
В первый день мы шли десять часов. С перерывами на перекус и отдых. По моим прикидкам, наша средняя скорость должна составлять три — четыре километра в час. В итоге, из точки А в точку Б (место, где мы остановились на ночь.), получилось километров двадцать по прямой. В полтора — два раза меньше, чем могли бы.
Спать заныкались в зарослях какой-то хрени зонтичного вида. То ли гигантский укроп, то ли мелкий борщевик. Местечко, не в последнюю очередь, выбрал из-за отсутствия мошкары.
Разведя костерок, используя веточки с рогульками, заварили в кружках чай.
— Как тебя зовут?
Приехали. Наконец-то догадалась спросить.
Вместо ответа, достал из куртки комсомольский билет и свидетельство о рождении Надиного брата. Его документы вытащил из потёртой женской сумочки, пока Надя мылась в бане.
Мягко говоря ей это не понравилось.
— Ты ползал по чужим вещам? Ты вор? Ты соврал про задание, а я как глупая коза иду с тобой?…
Устал. Морально устал. Не хочу этих разборок, слёз и упрёков.
Девчонка завелась, и прекращать не собиралась. В чём меня только не обвиняла. Спасибо, хоть фашистом не назвала.
Я достал блокнот, которым теперь постоянно пользуюсь, добавил пару строк и бросил к её ногам вместе с документами.
Завтра отведу тебя к нашим.
Спокойной ночи.
Сходил до ельника выломать лап помягче, а заодно успокоится.
Когда вернулся, блокнот с билетом и свидетельством, сложенные аккуратной стопочкой, лежали на моём мешке.
Проснулся ощущая низом живота тощую попу комсомолки. Во сне моя рука забралась к ней под бушлат и сейчас грелась на мягком пузике.
Красивая соседка, солнышко в ясном небе и чириканье пернатых на вершинах деревьев. Это успокоило бы любого, но не меня.
Вытащил свою шаловливую ручонку, зажал рот просыпающейся дурёхе и чуть потряс. Приложив палец к губам, натянул нашу маскировку, которая сползла во сне к ногам.
До фрицев метров сорок. Два мотоцикла, рядом четверо сидящих у костра и тридцать пять человек у двух грузовиков подальше. Вот пойдут сюда в поисках клозета и пипец котяткам, нам то есть.
— Немцы? — Шёпотом спросила Надя.
Я сжал ей руку.
Точно надо от неё избавляться. Один я легко уполз бы. Проблема не в том, что девочка, а в нашей с ней коммуникации. Постоянно писать? Сейчас, к примеру, это проблематично.
— Давай тихонько уползём. Я умею, нас папа учил, только покажи, в какую сторону.
Хм‐м. А может и не проблема.
Дождавшись, когда немцы начнут завтракать, а соответственно издавать больше шума, мы вылезли из зарослей, таща за собой наши вещи. Пропустив её вперёд, старался ползти так, чтобы вытянутой рукой касаться каблуков пыхтящей девчонки.
Вскоре, мы достигли пологой ложбинки, где можно было выпрямиться не опасаясь быть замеченными. Бросил растрёпанный мешок на землю, обвёл его круговым движением и нажал на плечо, призывая остаться здесь. Сам поспешил вперёд, нужно предупредить группу красноармейцев, которых я засёк ещё вчера, что на их пути обосновались немцы.
Казалось, от адреналина в крови, чувствительность моего слуха возросла в несколько раз. Я пробежал почти километр до того, как увидел идущих мне навстречу бойцов в советской форме.