- Но, может быть, этот предмет вам не интересен? - спросила она, повернувшись к нему.
- Что вы, наоборот, ужасно интересен, - с жаром сказал Кэшель из желания быть как можно любезнее со своей собеседницей.
- Я не могу сказать того же о себе. Мне говорили, что вы ученый, мистер Байрон. Каков ваш любимый предмет? Впрочем, на это трудно ответить, не правда ли? Так скажите мне вообще, чем вы занимаетесь?
Алиса удвоила внимание.
Кэшель сурово посмотрел на Лидию и густо покраснел.
- Я профессор, - проговорил он.
- Профессор чего? Я не спрашиваю, где вы профессор, потому что получила бы в ответ только название высшего учебного заведения, и это ничего не сказало бы мне.
- Я профессор наук, - тихо сказал Кэшель, рассматривая свой левый кулак, которым он водил в воздухе перед собой, и косясь на свое согнутое колено, так, будто это было лицо какого-то враждебного ему человека.
- Физических или гуманитарных наук? - настаивала Лидия.
- Физических, - ответил Кэшель. - Но в них гораздо больше духовного, чем обыкновенно думают.
- Несомненно, - серьезно проговорила Лидия. - Хоть я и не имею достаточных познаний в физике, я все же могу оценить правду ваших слов. Быть может, даже всякое знание, которое в основе не покоится на физических науках, есть полное незнание. Я много читала по естественным наукам, и у меня часто являлось желание самой заняться опытами, устроить у себя лабораторию и даже взять в руки скальпель. Ведь, чтобы проникнуть в науку, надо практически работать над ней. Согласны ли вы с этим?
Кэшель решительно посмотрел на нее:
- Вы вполне правы. Вы можете стать очень дельным любителем, если немного поупражняетесь, - сказал он.
- Нет, меня на это не хватит. Все те люди, которые думают, будто они становятся умнее и ученее от чтения книг, только обманывают себя. Черпать науку из одних книжек так же бесполезно, как учиться мудрости у пословиц. Легко следить за стройным развитием уже созданной аргументации, но зато как трудно собрать и понять факты, на которых она выросла! Популярные сочинения по физике преподносят нам так блестяще и гладко отделанные цепи логических рассуждений, что всякий с большим наслаждением пробегает их мыслью от начала до конца. Но от всего этого остается лишь смутное воспоминание об умственном удовольствии, доставленном ими, и никакого следа положительного знания.
- О, я хотел бы уметь говорить так! - воскликнул Кэшель. - Вы говорите, как книга!
- Боже мой, да ведь это ужасно! - ответила Лидия. - Извините меня за это. Хотите руководить мною, если я серьезно примусь за научную работу?
- Ну конечно, - едва скрывая свою радость, проговорил Кэшель. - Мне гораздо приятнее, чтобы вы учились у меня, чем у какого-нибудь другого профессора. Но я боюсь, что не гожусь для вас. Хорошо бы сперва набить руку вот на вашей подруге. Она сильнее и лучше сложена, чем девятеро из десяти мужчин.
- Разве вы придаете такое большое значение физическим качествам?
- Только с практической стороны, конечно, - важно пояснил Кэшель. Нельзя смотреть на мужчин и женщин всегда с той же точки зрения, как на лошадей. Если вы хотите подготовить человека к борьбе или бегу - это одно дело, если же вы хотите найти в нем друга, - это уже другое.
- Разумеется, - улыбнулась Лидия. - Но из ваших слов я заключаю, что вы не намерены создать себе более теплого отношения к мисс Гофф. Вы ограничиваетесь, по-видимому, оценкой ее внешних форм и достоинств.
- Именно, - подтвердил довольный Кэшель. - Вы понимаете меня, мисс Кэру. Бывают люди, с которыми вы можете проговорить целый день и которые к концу дня нисколько не больше имеют понятия о вас, чем в начале его. Вы не принадлежите к их числу, мисс Кэру.
- Я не верю, чтобы можно было действительно передать свои мысли другому человеку, - задумчиво сказала Лидия. - Мысль должна принять иную форму, чтобы войти в чужой ум, и поэтому она уже не та же самая. Вероятно, вы, господин профессор, вполне убедились в этом свойстве мысли на вашем обширном преподавательском опыте.
Кэшель поморщился, с неудовольствием посмотрел на воду и тихо произнес:
- Вы можете называть меня, конечно, как вам угодно. Но если вам безразлично, то не называйте меня, пожалуйста, профессором.
- Ах, знаете, я столько вращалась среди людей, которые любят, чтобы их при всех удобных случаях величали полными титулами, что вы должны извинить меня, если я этим доставила вам неприятность. Спасибо, что вы так просто предупредили меня. К тому же мне не следовало бы заводить с вами разговора о науке. Лорд Вортингтон говорил нам, что вы приехали сюда как раз затем, чтобы отдохнуть от нее и поправить здоровье, расстроенное усиленной работой.
- О, это пустяки!
- Нет, меня следовало бы побранить. Но я больше не провинюсь. Чтобы переменить тему, давайте посмотрим, как рисует мисс Гофф.
Едва успела Лидия докончить свою мысль, как Кэшель, неожиданно, но очень деловито, будто так и следовало, поднял мисс Кэру на воздух и поставил ее на землю за спиной Алисы. Эта странная выходка, по-видимому, не показалась Лидии неприятной и не обидела ее. Она только обернулась к нему с улыбкой и заметила:
- Благодарю вас, но, пожалуйста, не повторяйте этой любезной заботливости. Немножко унизительно в мои годы чувствовать себя ребенком на руках у взрослого. Однако вы очень сильны.
- Помилуйте, какая нужна сила, чтобы поднять такое перышко! Тут дело не в силе, а в ловкости: нужно чисто сделать это. Мне приходилось не раз носить шестипудовых мужчин, и они чувствовали себя на моих руках, как в кровати.
- Так вы, значит, занимались и в больницах? Меня всегда восхищала заботливость и ловкость, с которой сестры и братья милосердия обращаются с больными.
Кэшель промолчал.
- Это очень глупо, я знаю, - недовольно сказала Алиса, когда заметила, что за ней стоят Лидия и мистер Байрон. - Но я не могу рисовать, когда на меня смотрят.
- Ну, вы думаете, что всякий только и занят тем, что вы делаете, ободряюще сказал Кэшель. - Это вечная ошибка любителей. На самом деле никто, кроме них самих, не занят их особой. Разрешите, - добавил он, взяв в руки ее набросок и рассматривая его.
- Пожалуйста, верните мне мой рисунок, мистер Байрон, - покраснев от злости, проговорила мисс Гофф.
Смущенный таким результатом своих слов, он обернулся к Лидии, как бы за объяснением, и в это время Алиса вырвала у него из рук свою работу и спрятала ее в папку.
- Стало слишком жарко, - сказала Лидия. - Не вернуться ли нам домой?
- Я думаю, это будет лучше всего, - ответила Алиса, дрожа от негодования, и быстро удалилась, оставив Лидию наедине с Кэшелем.
- Да что же такое я ей сделал? - воскликнул он.
- Вы сделали с неподдельной искренностью несколько неучтивое замечание.
- Боже мой, ведь я хотел только ободрить ее. Она не поняла меня!
- Ободрить? Но разве вы серьезно полагаете, что молодой девушке может быть приятным замечание, что она слишком высокого о себе мнения?
- Да я же не говорил ничего подобного!
- В несколько иных словах вы выразили именно это. Ведь вы сказали, что она напрасно не позволяет смотреть на свое рисование, так как все равно никто особенно не может быть этим заинтересован.
- Ну если она увидела в этом обиду, то, верно, она не в своем уме. Есть люди, которые обижаются на всякое слово. Им, верно, не сладко живется.
Лидия решила изменить тему разговора.
- Есть ли у вас сестры, мистер Байрон? - спросила она.
- Нет.
- А мать?