17264.fb2
– Латур!
Его голос резанул Латуру слух. Он попытался скрыть свое раздражение.
– Вы меня знаете.?
– Я несколько недель наблюдал за тобой.
– Месье, мне не хотелось бы проявить неуважение к вам, но у меня много работы, и, если вы уже закончили со своими шутками, я должен вернуться к ремонту лестницы.
Господин высокомерно кивнул:
– Ты приехал сюда с Валери. И ты очень наблюдателен.
Он склонился к Латуру и прошептал не без иронии:
– Я научу тебя всему, что только можно знать о наслаждении.
Латур растерянно посмотрел на него. Должно быть, от него ждут, что он подхватит эту игру.
– Почему вы обратились именно ко мне, месье?
– Ты самый безобразный из всех людей, кого я видел. Мне это нравится. Нравится твой наглый вид. Я наблюдал, как ты крадешься здесь по коридорам. Не думай, будто я не знаю, что ты дерзкий нахал. Тебя здесь зовут Попугаем. Мне нужна твоя помощь.
Латур не знал, что сказать. Он встал и пятясь начал подниматься по лестнице. Господин засмеялся ему вслед, его улыбка была похожа на гримасу.
– Я скоро вернусь и заберу тебя, парень.
Латур услыхал его смех у себя за спиной. Девушки в гостиной повернулись и с удивлением уставились на них.
Прошло два месяца, но загадочный господин больше не появлялся.
Латур скучал. Когда Валери не было дома, он обшаривал ее комнату. Убивал время, роясь в ее корсетах и вспомогательных эротических средствах. Однажды в одном из ящиков он нашел тетрадь. Страницы были густо исписаны, но почерк принадлежал не Валери. Латур сел на кровать и стал читать.
Молодая добродетельная девушка заблудилась в густом лесу. На нее напали разбойники. Утром ее нашли странствующие монахи. Она умоляла святых отцов взять ее с собой в монастырь. Они согласились. Молодая девушка благодарила их, плакала и снова благодарила. Но в монастыре она стала жертвой грубой страсти монахов. Ее связали и истязали. Монахи хлестали ее плеткой по груди и насиловали таким способом, чтобы она не лишилась невинности. И хотя эта девушка видела только жестокость, извращенность и равнодушие, она не потеряла веру в целомудрие.
Париж наводняли эротические рассказы, они уже перестали пользоваться спросом. Но Латуру нечем было заняться, и он прочитал эту историю. Она была написана не без изящества, автор умел тонко излагать свои мысли. Уже с первых страниц история захватила Латура, он обнаружил, что, увлекшись чтением, просидел на кровати Валери несколько часов. Начало смеркаться, зеленщик катил по улице свою тележку, в гостиной слышались голоса девушек – уже явились первые клиенты.
"Я получила жестокий урок: оказывается, есть люди, которые, движимые ненавистью или недостойными желаниями, радуются чужой боли, однако есть и иные, созданные столь же примитивно, но радость им доставляет собственное высокомерие или неуемное любопытство..."
История была не закончена, и это вызвало раздражение Латура. Он обшарил все ящики Валери, но больше ничего не нашел. Кто положил эту тетрадь в комод Валери? Клиент? Зачем? Может, это была игра, эротическая игра? Латур отложил тетрадь и решил забыть о ней. Но через несколько дней снова вспомнил о рассказе, об ужасе молодой девушки. Он пошел в комнату Валери, чтобы перечитать эту историю, но тетрадь исчезла. Он обыскал всю комнату, ничего. Перед ним возник женский образ, и это встревожило его. Певица. Она лежит в спальне на полу, у его ног, а он стоит над ней со скальпелем в руке. Картина была столь отчетлива, что к Латуру тут же вернулось ощущение свободы и силы. Он пытался прогнать эту картину, но всякий раз, когда считал, что уже избавился от нее, и, расслабившись, начинал думать о героине прочитанной им истории, образ певицы возвращался к нему. Из-за этого он потом несколько дней ходил как потерянный.
Чтобы отвлечься, Латур забирался в шкаф Валери, смотрел на тени и слушал голоса.
– Мадемуазель, ударьте меня своей перчаткой. Вот здесь. Сильнее. Так. Еще сильнее. Ниже, ниже...
Услыхал он однажды высокий мужской голос.
– Повернитесь, моя радость. Какие изумительные ягодицы. Сейчас этот белоснежный плод станет розовым и соблазнительным.
Удары плетки, удары плетки. Латур почти слышал, как под ними краснеет плоть.
Мужчина разразился долгой тирадой:
– Какая симпатичная дырочка, мое сокровище. Позволь мне поцеловать ее. Укусить... Некоторые женщины запихивают во влагалище грибы... венецианскую кожу... кондомы... чтобы остановить семя... И... помешать продолжению рода... Похвальная осмотрительность... Но из всех противозачаточных средств... я, несомненно, предпочитаю... то, которое являет собой анальное отверстие... Давайте предадимся этому пикантному удовольствию... Ах! Божественно...
И еще:
– Будьте жестоки со мной.
Удары плетки, удары плетки.
Латур попытался встать в шкафу. Но тут же потерял равновесие, нечаянно толкнул дверь и выпал из шкафа; он стоял на коленях перед парой, устроившейся на краю кровати. Во время экзекуции мужчина продолжал говорить, он лежал поперек кровати. Валери стояла над ним, сжимая в руке плетку о девяти хвостах. Латура они не заметили. Они вообще ничего не видели и не слышали, кроме друг друга. Латур неподвижно сидел на полу. Он чувствовал себя ребенком. Непосвященным, лишним. Пока ритуал продолжался и мужчина удовлетворял свои извращенные желания, казавшиеся абсурдными, Латур спрятался под кроватью. Новые приказы, крики наслаждения. Из-под кровати Латур видел, как плетка опускалась на тело Валери, и слышал, как мужчина восхищался ее некрасивым лицом. Слышал прерывистое дыхание Валери, похотливые стоны. Потом они стояли, обняв друг друга. Она гладила и целовала его лицо. Он сказал:
– У меня нет денег. Придется занять еще, я спрошу у дяди.
Валери молчала.
– Я вернусь завтра.
Пока мужчина шел к двери, Латур успел рассмотреть его. Это был тот самый невысокий господин, который предложил ему должность.
После того дня Латур, встречая взгляд Валери, всякий раз испытывал неловкость; как будто ей было известно, что он завладел близостью, принадлежавшей не ему.
И все-таки на другой вечер он снова залез в ее шкаф. Ему было трудно сидеть неподвижно. У нее побывало много мужчин, но тот господин не появился. Несколько недель подряд Латур каждую ночь проводил в шкафу Валери и наконец дождался. Перед ним разыгрались новые ритуалы. Господин кричал от наслаждения, словно ему грозила смерть. И опять они какое-то время стояли, обняв друг друга. Перед уходом гость сказал, что у него опять нет денег, Валери проявила понимание. Но тут она назвала его имя.
Донасьен-Альфонс-Франсуа де Сад.
Латур незаметно выскользнул из комнаты и последовал за господином.
Аристократ по рождению. Состоит в родстве с аббатом в Сомане. Военная карьера. Его брак был заключен с благословения короля и королевы. Теперь о нем говорит весь Париж. Слухи, слухи. О его богохульстве. О его извращенных наклонностях, жестокости. Инспектор Марэ просил бордели Парижа не принимать де Сада. Старое дело Жанны Тестар. Красотка Жанна из борделя мадам дю Рамо на улице Сент-Оноре. Долгий путь по темным улицам в предместье Сен-Марсо. Он заманил ее в какой-то дом, в подвал, спросил о религиозных убеждениях, а потом позволил себе богохульные выкрики. На стенах висели картины эротического содержания, крест, плети с металлическими наконечниками. Молва передавала всевозможные подробности. Он спросил, нравятся ли ей такие ужасные вещи, как обмывания, плети, содомский грех. Она умоляла сохранить ей жизнь. Той же осенью его посадили в тюрьму Венсен. Но уже весной он возвращается в бордели, ничего не изменилось; на взятые в долг деньги он ведет разгульную жизнь, скандалит в борделях, раздражает полицию и стражей нравственности.
Латур бежал за коляской маркиза по темным улицам. Он весь взмок, когда наконец добрался до дома на Новой Люксембургской улице, между садами Тюильри и церковью Святой Магдалины. Поднимаясь за этим человеком по лестнице, он повторял про себя: «Маркиз де Сад, я пришел, чтобы покончить с вами».
Латур открыл дверь и вдруг оказался в длинном темном коридоре, потеряв из виду человека, которого преследовал. Он огляделся по сторонам, сделал несколько осторожных шагов, прислушался, но не услышал ни звука. Пошел вперед и неожиданно почувствовал, как кто-то схватил его за горло и притянул к себе. Вырваться было невозможно. Из тени появился маркиз. Латур с трудом хватал воздух.
– Месье... Это я, Латур. Я обдумал ваше предложение... если вам нужен хороший слуга, месье... я готов... на любых условиях... служить вам...
Маркиз не ответил, но еще сильнее сжал горло. Латур старался не шевелиться. В глазах у него потемнело. Он приготовился было к смерти, но маркиз разжал руки.
Два дня спустя маркиз забрал Латура из борделя. Латур сидел перед маркизом в карете, катившей по улицам Парижа. Он рассматривал голубые глаза своего господина, его узкие губы, пребывавшие в постоянном движении, время от времени маркиз втягивал их и они совершенно исчезали с его лица. Латур больше не мучился страхом за свое глупое поведение. Он чувствовал некую духовную связь с де Садом. Воображал, будто он похож на маркиза, будто это не маркиз, а он, широкоскулый Латур, сидит в карете, наклонившись вперед, и язвительно говорит, говорит, говорит об аббатах и судьях. Латур прислушивался к словам де Сада, к его манере говорить. Следил, как поворачивается из стороны в сторону его плотная фигура, и мысленно повторял его движения, словно артист, который, готовясь к роли, изучает живую модель.
Я стою у каменного парапета и смотрю на поля. Солнце зашло, но над Эшофуром небо еще темно-багровое. Скоро я лягу в свою постель и дам волю воображению. Представлю себе молодую женщину с красивой формой черепа, узоры ее мозга.
Я вернулся в Нормандию. Отсюда до Онфлёра всего день пути. Проезжая по густым лесам, мы с маркизом молча смотрели на дорогу. После Эгля мы проехали несколько миль на север в сторону Шербура. Я узнавал старые запахи. Запах Ла-Манша, соленый и сладковатый. Наслаждался ароматом леса. Яблоневых цветов. Вдыхая запах гниения, я думал: под этой приятной на глаз поверхностью лежат тысячи мертвых морских животных.
Маркизу велено держаться подальше от Парижа. Маркиз боится Венсенской тюрьмы, он не выносит заключения. Пребывание у тестя и тещи само по себе уже достаточное наказание, говорит он. Я думаю о дамах Монтрёй. Мадам Монтрёй и ее дочь Анна-Проспер (маркиз говорит о ней с неизменным теплом) представляются мне сказочными созданиями. Я понимаю, что с детским любопытством и страхом жду встречи с ними. Это прекрасные люди. Их добропорядочность, мораль и утонченность – следствие не только их принадлежности к дворянству. Мадам де Сад уехала раньше нас, чтобы все приготовить к приезду мужа и предупредить свою семью о его нелегком характере. Кажется, я возлагаю слишком большие надежды на то, что меня ожидает.