17275.fb2
- Кто вы такой?
Он отвечает:
- Сын человеческий.
- Почему же это так?
- Мой отец был крепостной. Его все звали "человек" да "человек". Отец был "человек", значит, я сын человеческий.
В те дни, когда Регенову не удается удирать из-под надзора в пост Александровский и приходится сидеть в психиатрической лечебнице, в селе Михайловском, он занимается целые дни тем, что пишет письма "к человечеству".
Первым вопросом его при знакомстве со мной было:
- Вы из-за моря приехали?
- Да.
- Скажите, да есть ли там человечество?
- Есть!
Регенов с недоумением пожал плечами.
- Странно! Я думал, что все померли. Пишу, пишу письма, чтобы водворили справедливость, - никакого ответа!
"Правды нет на свете" - это пункт помешательства Регенова.
- Оттого даже французский король пошел бродяжить! - поясняет он.
- Как так?
- Так! Нет нигде правды, он и сделался бродягой. Сказался чужим именем и бродяжит.
- Да вы это наверное знаете?
- Чего вернее!.. Скажите, во Франции есть король?
- Нет.
- Ну, так и есть. Ушел бродяжить. Разве без правды жить можно?
У Регенова в психиатрическом отделении отдельная комната. Подоконники убраны раковинами. На подоконник к нему слетаются голуби, которых он кормит крошками. В комнате с ним живет и собака, с которой он иногда разговаривает часами:
- Бессловесное! Человечество говорит, что у тебя замечательный нюх. Отыщи, где правда. Шерш!
На голых стенах два украшения: скрипка, из которой Регенов время от времени, в минуту тоски, извлекает душу раздирающие звуки, "чтобы пробудить спящие сердца", и на почетном видном месте висит палочка с длинною ниткой.
На вопрос, что это, Регенов отвечает:
- Бич для человечества.
Регенов очень тих, кроток и послушен, с доктором он вежлив, предупредителен и любезен, но тюремное начальство ненавидит, считая его "вместилищем всяческой неправды".
Есть одна фраза, чтоб привести этого кроткого и добродушного человека моментально в неистовое бешенство. Стоит сказать:
- Я тебе Бог и царь!
Надо заметить, что для сахалинской мелкой тюремной администрации есть одно "непростительное" слово "закон", когда его произносит ссыльно-каторжный. В устах каторжанина это слово приводит их в неистовство.
- Это не по закону! - заявляет каторжник.
- Я тебе дам закон! - кричит вне себя мелкий сахалинский чинуша и топает ногами. - Я тебе покажу "закон"!
Зато у них есть любимое выражение:
- Я тебе Бог и царь!
Я слышал, как это кричали не только помощники смотрителей тюрем, но даже старшие надзиратели!
При словах "я тебе Бог и царь" глаза Регенова наливаются кровью, синие жилы вздуваются на побагровевшем лице, он вскакивает с воплем:
- Что? Что ты сказал?
И бывает страшен. При его колоссальной силе он действительно может Бог знает чего наделать.
Другое слово, которое приводит Регенова в исступление, это:
- Терпи!
Он страшно волнуется даже при одном воспоминании об увещевателях, которые приходили увещевать его в тюрьмах.
- Ты ешь, пьешь, гуляешь, хорошо тебе говорить: "терпи".
Рассказывая мне об этих увещаниях, Регенов разволновался и так ударил кулаком по столу, что от стола отлетел угол. Было жутко.
Регенов с восемнадцати лет по тюрьмам. До восемнадцати лет он, под своей настоящей фамилией Толмачева, служил в поварятах, а затем вдруг пришел к убеждению, что "правды нет на свете" и ушел, "как французский король", бродяжить. Регенов - его бродяжеское прозвище. Как бродяга, он попал на каторгу. Он никого не убил, никого не ограбил и на вопрос:
- Вот вы любите правду, - правду и скажите: этих дел за вами нет?
Отвечает не то, что с негодованием, а с изумлением:
- Да разве это можно? Разве это "правда"?
Но при колоссальной физической силе, водворяя правду, он натворил Бог знает сколько буйств, нанес невероятное число оскорблений, "бунтовал" неисчислимое число раз. И сколько наказаний вынес этот строптивый, дерзкий, буйный арестант-бунтарь! Так прошло двадцать пять лет. Бегая с каторги, с поселений, принимая за побеги плети и розги, Регенов прошел всю Сибирь и добрался до Хабаровска. В Хабаровске он сидел в кабаке, когда туда вошел квартальный. Все сняли шапки, кроме Регенова.
- Ты почему не снимаешь шапки?