-- На две минуточки! -- вторил ему Иван.
-- Ни на полминуточки!
-- А на секунду? -- спросил Димка.
Я рассердилась и сказала низким голосом, имитируя мужское влияние:
-- Что за торговля? Слушаться беспрекословно!
Мальчишки послушались и удалились на кухню. Вскоре оттуда донеслись гнусные препирательства. Иван что-то канючил, а Димка ему возражал. Несколько раз до меня донеслось любимое слово "дурак". Я против него не возражаю, слава богу, что не хуже. Я читала книгу, но не могла сосредоточиться. Когда канюченье и перебрасывание "дураками" перешло в плач и грохот вещей, я вышла на кухню и увидела, что купленный мной роскошный торт растерзан. Димка с Иваном выковыряли из него четыре шоколадинки по углам, а теперь дрались из-за пятой, центральной. Дрались, заливаясь слезами. Увидев меня, они подбежали ко мне и вцепились в мою парадную кофту, сразу перепачкав ее шоколадом и кремом.
-- А Димочке-то всегда все самое лучшее достается! -- рыдал Иван. -- Я в этой семье как чужой!
-- Мама, честное слово... -- подвывал Димка.
-- Ты съел центральную? -- строго спросила я.
-- Да, я съел, но по справедливости. Он не согласен, что пять -- число нечетное, а значит, на два не делится.
-- Зато вы делитесь, проходимцы, архаровцы!
-- Ротозей Емельян и вор Антошка, -- услужливо под-сказал Димка, только что прочитавший "Мертвые души". Тут хлопнула входная дверь и вошел Сайкин с девушкой.
-- Знакомьтесь. Это мама, а это Катя. А эти двое -- мои младшие негодяи. Ты уже их знаешь по описаниям.
Девушка была светлая, тонкая, как морская игла. На впалых матовых щеках легкие пятна румянца. Негустые волосы не падали на плечи, а парили, как в невесомости. Она подала мне тонкую холодную руку:
-- Мелитонова Катя.
-- Очень приятно, -- ответила я. -- Меня зовут Нина Игнатьевна.
-- Очень приятно, -- послушно повторила она.
Тут я заметила, что Сайкин с ужасом смотрит на мою кофту. Голубой мохер носил отчетливые следы шоколадных пальцев.
-- Разрешите представиться, -- сказал Димка по-книжному, но представляться не стал.
-- И я тоже, -- сказал Иван.
Оба были перепачканы до ушей и свыше. Александр Григорьевич метнул на них взгляд громовержца, и они немедленно удалились.
-- Я приготовлю чай, а вы покуда поговорите, -- сказал Сайкин тоном, не допускающим возражений.
Я провела Катю к себе. Мы уселись друг против друга на приземистые кресла-раскоряки и стали молчать. Я просто молчала, а она из робости. "Эх, -- думала я, -- не так надо бы нам знакомиться..."
-- Вы учитесь или работаете? -- спросила я, стараясь быть приветливой. Вообще это у меня плохо выходит.
-- Работаю и учусь. Кончаю школу рабочей молодежи...
-- А где работаете?
-- На почте. В отделе отправки бандеролей.
-- Нравится работа?
-- Ничего.
Что бы еще у нее спросить?
-- А родители у вас есть?
-- Мама есть. Папа умер.
-- Мама где-нибудь работает?
-- Нет, пенсионерка.
Что-то этот разговор мне мучительно напоминал. Да, сообразила я, какое-то сватовство прошлого века. "А сколько душ у вашего папеньки?"
Не находя более тактичных вопросов, я замолчала. А Катя сидела на кресле пряменько, сторожко, гладя на меня подотчетными голубыми глазами. Молчание затягивалось.
-- Простите, -- сказала я, -- пойду переменю кофточку. Эти мальчишки дрались из-за торта и всю меня перемазали.
-- Не надо так переживать, -- сказала Катя и вся залилась краской.
Я собрала всю свою воспитанность (вообще у меня ее мало, сказывается детство, никто меня не учил "манерам"), улыбнулась, извинилась и вышла. Кофточку я заменила другой, переоделась в ванной. Потом оказалось, что запачкана и юбка. Ее я тоже переменила. Когда я вернулась, Катя сидела и плакала, а Сайкин, примостившись на ручке кресла, ее утешал. Увидев меня, оба встали.
-- Чай подан, -- сухо сказал Сайкин.
Сели за стол в кухне. На Катиных беленьких ресничках просыхали слезы. "Младшие негодяи" тоже были призваны к столу. Они оказались уже умытыми, переодетыми и вели себя вполне пристойно. Димка, указав на рыбу, любезно спросил: "А каково вам, господа, покажется вот это произведение природы?" -на что Катя испуганно ответила:
-- Ничего.
Разоренный торт Сайкин удачно нарезал кусками так, что ничего не было заметно. Разложил по тарелкам закуски. Катя все хвалила: "Вкусная колбаса... Вкусный сыр... Вкусная рыба", хотя все это было более чем обыкновенно -нормальный московский гастроном. А может быть, бедная девочка просто недоедает?..
Когда чаепитие было окончено, Сайкин приказал мальчишкам идти спать.
-- "Но человека человек послал к анчару властным взглядом..." -- с пафосом продекламировал Димка.
-- Вот именно, -- ответил Сайкин и наградил Димку таким властным взглядом, что тот "послушно в путь потек", сразу же направившись в мальчишатник. За ним поспешал Иван, жадно оглядываясь на недоеденный торт, но не смея подать голос.
Когда мы остались одни, Сайкин взял слово и сказал следующее:
-- Мама, ты, конечно, догадываешься, что мы с Катей задумали жениться. Не пугайся, это еще не скоро, мне надо сначала окончить вуз. Но намерение наше твердое. Я знаю, как тебе трудно будет без моей помощи, и не собираюсь тебя ее лишать. Эти негодяи тоже мне не чужие, и за их воспитание я чувствую себя ответственным. Ты меня извини, но тебя они абсолютно не слушаются.
Я кивнула. Сайкин продолжал свое слово: