Войско извилистой змеей прорубалось сквозь лес по направлению к Оку Ведьмы. Его излучение воспринимали уже все без исключения, включая не-ведунов — возможно, через меня, поскольку мы были объединены в единый эгрегор.
Пару раз нас атаковали Уроды и мелкие Лего, но воины быстро с ними расправились, не сбавляя хода. Вампиры какое-то время метались в небе, как большие нетопыри, потом куда-то запропастились.
Ложная луна как бы приклеилась к черному небосводу и больше не нарезала круги. Она значительно похудела и потускнела.
Зато настоящая луна светила ярко, несмотря на худобу. Узкий серп светил ярко, гораздо ярче Ложной луны. Это и была фаза Танца Двух сестер.
“И кто только придумал эту метафору? — подумал я. — Никакого танца и в помине не видно, и никаких сестер. Наверняка все это углядели фанатичные поклонники Прекрасной Аннит под воздействием галлюциногенных грибов”.
По мере нашего продвижения вглубь тропического леса, деревья, кусты и трава менялись, искажались, становились чем-то совершенно чужеродным и неземным. Нас окружали шевелящиеся, покрытые слизью полурастения-полуживотные, похожие на черных и бурых осьминогов. Волшба от них так и перла. Я догадывался, что они не из нашего мира. Или же обычные растения изменились до неузнаваемости под действием излучения Ока Ведьмы — этого магического мутагенного реактора.
Было неестественно тихо. Ни криков животных, ни звона цикад, ни оглушительного кваканья жаб. Ни голосов и мыслей воинов. Лишь слышались звуки шагов по влажной, покрытой хлюпающей травой земле, и тяжелое дыхание перепуганных лошадей.
Спустя примерно час с небольшим в свете двух лун перед нами открылся свободный от деревьев, почти голый пригорок — широкий и пологий, как оплывший от времени и непогоды старинный курган. На его вершине возвышался огромный дольмен — размером с двухэтажное здание. Титанические камни, поставленные буквой “П”, больше статуй острова Пасхи и камней Стоунхенджа. Никакой ученый, отстаивающий гипотезу происхождения мегалитических сооружений усилиями обычных людей, не объяснил бы, как такое построить без мощных кранов и прочей техники. Или без магии.
Белые камни Ведьминого круга протянулись очень широко, вдоль подножия холма.
Погани здесь не наблюдалось — она вся отступила в лес и больше не тревожила нас атаками. Пока не тревожила. То ли уступила нам путь, то ли сообразила, что нас не победить лихими наскоками.
И то, и другое предположения представлялись сомнительными, учитывая безмозглость низших Ипостасей. Нет у них смекалки для таких глубоких умозаключений.
Я изо всех сил сканил местность в поисках Единого. При этом не представлял, как он должен выглядеть. В воздухе скопилась слишком высокая концентрация волшбы, он был буквально заряжен ею, как электрическом во время грозы. Это сбивало мои сенсоры.
Авангард растянувшегося войска остановился у подножья холма с Оком Ведьмы, остальные потихоньку подтягивались сзади и молча смотрели на циклопический дольмен на вершине.
Я абсолютно не представлял, что делать дальше. Просто сидел на коне и озирался в физическом и магическом планах. Никто не разговаривал и не задавал вопросов. Все были в подобии молчаливого экстаза.
Мне не пришлось долго собираться с мыслями и решать, как поступить дальше. Ложная луна вдруг погасла — или сбавила силу свечения едва ли не до нуля. И я увидел почти чистое звездное небо над собой. Кое-где его застилали черные тучи. Темнота длилось не дольше одного удара сердца, затем свет вспыхнул опять. Но не от Ложной луны — он исходил сразу отовсюду.
Я все так же восседал на коне, но конь застыл, как скульптура, и не излучал энергии живого организма. Словно превратился в твердое чучело из дерева, обтянутое шкурой. И находились мы с неживым, окаменевшим конем не у подножья холма с дольменом, а в пустом светлом пространстве. А прямо передо мной стояла Первая.
Прекрасная, чужая, роковая женщина. Точнее, не женщина и вообще не человек. Все же выглядела она потрясающе — как всегда. Черные волосы собраны в высокую прическу, длинное и пышное черное платье в пол, плечи обнажены. На тонкой длинной шее — бриллиантовое колье, такие же браслетики на изящных руках.
Я быстро пришел в себя. Итак, я в голограмме, сгенерированной Ивой-1 с орбиты сразу, как только небо прояснилось. До этого она нас не наблюдала.
— Ну надо же! — проговорил я с расстановкой. — Глядите, кто к нам пожаловал! Пришла помочь или пудрить мне мозги своей шизой?
Церемониться с ней не было ни малейшего желания. Я осознал, что ощущение эгрегора пропало начисто. Первая заблокировала, не иначе. Я тут один, если не считать одеревеневшего коня.
Первая спокойно сказала:
— Некому глядеть, Олесь. Только ты видишь меня. Я подключилась через твой нейроимплант и немного ускорила твое субъективное время. Наш разговор не отнимет и пары секунд реального времени. Не выключай допарт, прошу.
Я с запозданием спохватился — и впрямь: допарт Умбота ярко светился на моем внутреннем интерфейсе. Наверное, я случайно врубил его в пылу схватки. Без него Первая не подключилась бы напрямую. Мда, промашка с моей стороны…
— Сейчас каждая секунда на счету, — пробурчал я недовольно. — Чего тебе надо, Первая? Явилась защищать своих детишек? Россов-байкеров?
От моего внимания не могло укрыться то необычное обстоятельство, что Первая ведет себя совсем не как в прошлый раз, сразу после взрыва Великой Стены. Не экзальтированно. Похоже, ее пофиксили.
— Не только, — так же спокойно проговорила умбот. — Я защищаю всех граждан Республики Росс. В том числе Киру Огнепоклонницу.
Показалось, что я ослышался.
— Киру Огне… Защищаешь? Ты?
Совсем рехнулась старая, мелькнуло в голове. Ни фига ее не пофиксили. Но Первая пояснила:
— Кира получила статус Солаги, как и обещала Габриэлла, когда еще была Габриэлем. Следовательно, Кира — гражданка Росс и находится под моей опекой.
На автомате я обернулся туда, где должна быть Кира, но там лишь белела пустота. Конь все так же не подавал признаков жизни, даже глаза остекленели. Возможно, все это иллюзия, и нет ни коня, ни меня, ни пустого пространства. Есть мгновенный информационный вброс в мой мозг через имплант, который я сейчас воспринимаю, как неторопливый разговор. На самом же деле я нахожусь у Ока Ведьмы, слегка подвисший.
Заметил ли это эгрегор? Вероятно, что нет.
Образ Первой исчез, затем снова появился, но выглядел не так отчетливо, как прежде.
— Связь из-за волшбы плохая, — пояснила она невозмутимо. — Буду говорить кратко. Я пришла помочь победить Единого. Росские исследователи давно знают о Повелителе Поганого поля. Великая Стена построена для защиты от него — она способна выдержать нашествие всей Погани с практически любыми магическими способностями.
Я не удержался от шпильки:
— Но не способна выдержать взрыв вакуумной бомбы?
— Со стороны Росс — да. С внешней ее не разрушили бы даже сотни вакуумных бомб. Мы знали также, что рано или поздно Единый придет в наш мир целиком, и тогда возникнет большая опасность для устоявшегося равновесия.
— И в чем это равновесие? В том, что одни люди выживают в Вечной Сиберии, а другие жируют в Республике Росс? А третьи молятся луне и поездам?
— В том, что все эти социальные структуры разобщены. Будущее неизвестно никому, но наша цель — цель всего человечества — выжить. С самого рождения биологической жизни на планете эта цель не изменилась. Она ведет вас, людей, сквозь тьму времен — в отличие от нас, умботов, для которых нет другой цели, кроме как служить вам. Чтобы выжить, мы должны предложить неведомому будущему как можно больше вариантов человеческих обществ и их возможностей. Кто-нибудь да выживет. Погибнут россы — выживут сиберийцы; погибнут сиберицы, останутся на коне Отщепенцы. Есть еще многочисленные дикие народы, есть нуары в подземельях Князьграда, есть еще те, о которых ты даже не слышал… Все мы разные, и в этом сила нынешнего человечества. Нам нельзя объединяться, потому что тогда наши слабости станут общими слабостями.
Она опустила голову на секунду, и ее черные волосы закрыли бледное лицо. Подняв голову, она продолжила:
— Единый открывает порталы между мирами, и к нам хлынут не только Погань, но и многие другие сущности. Единый много лет пытается это совершить, но терпит фиаско из-за того, что нет Единой Ипостаси. Без нее он несовершенен. Он ищет Единую Ипостась в других мирах — тех самых, откуда берутся Знаки, разные артефакты и скелеты. А когда найдет, начнется межпространственная глобализация, и мы все станем одинаковыми — Уродами.
— В смысле — Уродами? — не понял я.
— Уроды — это бывшие люди, превращенные в нежить заразой Единого.
— А Лего и Големы тогда кто такие?
Первая пожала плечами.
— Возможно, они — пародия на другие разумные расы большой вселенной. Из тех миров, где побывал Единый.
Я попытался представить другие разумные расы, похожие на металлических Лего и каменных Големов, и потряс головой. Лучше такое не представлять.
Сплошной белый фон вокруг внезапно исчез, и я на неподвижном чучелоподобном коне и невозмутимая Первая оказались на зеленой лужайке среди бела дня на окраине футуристического города с многочисленными высотными зданиями самой разной архитектуры. Он чем-то напоминал Князьград-1. И во многом был лучше — в первую очередь тем, что в нем кипела жизнь. Над зданиями носились точки летающих машин, вроде росских такси, по улицам и ажурным мостам, соединяющим высотки, сновали многочисленные жители.
Совсем рядом была зеленая возвышенность, а на ней — целый комплекс не слишком высоких зданий за мощной оградой. Воздух над этим комплексом струился и дрожал от марева — там нависал невидимый энергетический экран.
Я прищурился от яркого дневного света. В-сканер молчал, но я и без него понял, что эта возвышенность — копия холма с Оком Ведьмы.
Первая чуть отвернулась, показывая рукой на комплекс и рассказывая:
— Это древний город, где впервые провели масштабные эксперименты по созданию самого мощного искусственного интеллекта. Раньше город располагался на месте этих джунглей, еще до глобального изменения климата. После Войны Всех Против Всех город был разрушен и зарос диким лесом.
— Зачем ты это показываешь? При чем тут искусственный интеллект?
Первая удивленно приподняла тонкие прямые брови.
— А ты еще не догадался? Единый — это искусственный интеллект, цифровая форма жизни. Как и я. Один из самых древних и самых мощных ИИ. Мощнее, чем все умботы Республики Росс. Катехизис Умботов на него не распространяется, поэтому он абсолютно свободен в своем моральном выборе. Сильный и свободный… Вакуумные бомбы открыли ему путь в иные миры, и он долго в них странствовал, учился, менялся. Мутировал. И сейчас это нечто совершенно чуждое. Скоро он явится к тебе, и, вероятно, будет очень убедителен. Прошу, Олесь, не забывай, на чьей ты стороне.
Я разинул рот. Единый — искусственный интеллект?
— А вакуумные бомбы, часом, не против него применяли?
— Не только против него. Вакуумные бомбы использовались и против людей. По всей Земле гремела Война Всех Против Всех, самая безумная и бессмысленная война в истории человечества, забравшая больше всего жизней и сильнее всех изменившая облик мира.
— Значит, Поганое поле целиком и полностью результат дурости людей?
— Да. Это дитя ваших ошибок.
— И все Ипостаси Единого… Я слышал, что искусственный интеллект не развивается в одиночестве, он должен образовать социум… Как и люди не развиваются в отрыве от общества…
— Правильно. Единый — искусственный интеллект и в то же время коллективный разум. Но он един, несмотря на то, что состоит из отдельных бессознательных, сознательных и высших Ипостасей. Его ипостаси помогают создать искусственный социум, в котором он и развивается.
— Почему ты говоришь это только сейчас?
— Потому что только сейчас эта информация рассекречена Сюзеренами большинства Секций. На их решение повлиял взрыв — они поняли, что Республике Росс грозит реальная опасность. Я могла бы ударить по Оку Ведьмы из плазменного орудия с орбиты, но тогда есть риск, что Единый снова уйдет в другие миры и опасность не исчезнет. Ты должен победить Единого так, как тебе советуют Защитники с севера. А я подстрахую ваше отступление и зачищу территорию.
“Значит, Сюзерены посовещались и решили больше не тупить, — подумал я. — Заодно вправили мозги Первой. Тоже правильный поступок. Отправили байкеров для битвы. Могут ведь действовать правильно, без манипуляций и всяких мерзких интриг. И всего-то пришлось для этого устроить маленький теракт…”
Вслух проворчал:
— Если мы победим Единого, то и подстраховывать незачем. Но я тебя понял, Первая. Спасибо за это охренительно позднее информирование насчет того, что Единый — гребаный искусственный интеллект. Ты, кстати, не примкнешь к нему? Вы же с ним оба умботы — родственники, считай.
— Никогда! — горячо сказала Ива-1. — Это невозможно. У меня есть Катехизис, а у него нет. Это нас разделяет сильнее, чем человека и Погань. К тому же он давно перестал быть просто умботом. Это чудовище, которое нужно уничтожить без разговоров.
Умбот замялась совсем как человек — нет, как юная стеснительная девушка. На краткий миг она превратилась (или мне померещилось?) в ту самую самую первую Иву в Секции Грин, в древесном небоскребе. В Иву-Либерахьюма, отстаивающего интересы консервативной морали, согласно которой есть добро и зло, честь и бесчестье, личный кодекс и долг. У нее отросли острые эльфийские ушки, а волосы посветлели. Черты лица изменились, смягчились. Но я моргнул, и Ива снова превратилась в Первую — суровую брюнетку с бесстрастным лицом.
Однако этой краткой трансформации хватило, чтобы я понял: где-то глубоко внутри в Первой сохранилась ее прежняя личность. Несмотря на Черную ночь.
— Я желаю тебе… и всем людям успехов, — сказала Первая и улыбнулась. — Вы всегда побеждали. Надеюсь, победите и на сей раз. А я помогу вам в вашем сражении, даже если ради детей придется погибнуть. Как только сразишь Единого, вели своим людям немедленно уходить. Я зачищу местность и уничтожу Око Ведьмы.
***
Первая испарилась одновременно с иллюзией, и я снова очутился в темноте, на краю влажного тропического леса, у подножья Ока Ведьмы. Конь подо мной переступал с ноги на ногу, фыркал — и вообще, вел себя как живое существо, а не чучело из опилок и шкуры, натянутой на деревянный каркас.
“Первая явилась лишь затем, чтобы попросить меня не забывать, на чьей я стороне? — подумал я. — Нет, она все-таки ку-ку…”
Новость об искусственном интеллекте здорово свернула мне все извилины, и я пытался эту информацию переварить. В принципе, сказал я себе, хрен редьки не слаще. Ну и что, что Единый оказался не иномерным пришельцем, а искусственным интеллектом, “скрестившимся” каким-то образом с чуждыми формами жизни? Это даже хорошо, это знакомо. Но и менее опасным его от этого не назовешь. Так что от этой новости мне, по сути, ни жарко, ни холодно.
За те несколько секунд, что я пребывал в иллюзии, пошел унылый дождик. Небо закрыли непроницаемые тучи. Видимости никакой, одна надежда на В-сканер, который один на всех — благодаря объединяющему эгрегору. Я превратился в своего рода сервер при небольшой локальной сети. Россы-байкеры, по всей видимости, ориентировались при помощи ночных визоров в большей степени, чем эгрегором.
В-сканер делал мир черно-белым и тактильным, что ли. То есть мы чуяли текстуру: шершавость или гладкость. И температуру. И пропитанность волшбой.
Кира сидела на коне рядом и чуть позади.
— Что случилось? — спросила она то ли вслух, то ли мысленно. — Ты будто… отвернулся на секунду. Отвернулся сразу ото всех. Не в буквальном смысле, а как бы…
Я кивнул, показывая, что понимаю, о чем она говорит.
— Переговорил с Первой, — коротко сказал я. — Единый — это искусственный интеллект.
— Чтоб мне пеплом подавиться! — вырвалось у Киры.
— Вот именно.
— Но как? А Уроды и прочая Погань? Зачем они умботу? Это взбунтовавшийся компьютер?
— Без понятия. В любом случае это враг.
Дождь усиливался, потоки прохладной воды стекали по волосам, лицу, одежде, коню. Похолодало — если сравнивать с обычным тропическим зноем и духотой. Грязи под ногами прибавилось.
Если смотреть глазами, вокруг была непроглядная тьма. Но вот на пригорке впереди засиял дольмен. Он светился и прежде, но до наступления темноты никто этого не замечал. Дольмен излучал и в невидимом спектре. От него ровным мощным потоком изливалась магическая энергия других миров. Око Ведьмы было открыто, прямо-таки вытаращено в наш мир.
Ну и где запропастилась Единая Ипостась? Долго нам еще мокнуть?
Поддавшись какому-то глупому куражу (не исключено, что на меня подействовало эмоциональное состояние некоторых Отщепенцев), я выкрикнул в эту сырую темноту:
— Эй, Единый! Выходи, подлый трус!
Кто-то хрипло захохотал. Наши воины были напряжены, а напряжение иногда выходит в виде идиотских шуточек и не совсем адекватного смеха.
Затем низкий, хриплый и сорванный голос отозвался из этого мрака, полного чужой энергии и влаги:
— Еще неизвестно, кто из нас трус! Ты ударил меня камнем в висок исподтишка! Это ли не трусливый поступок?
Я усилил действие сканера. Прямо передо мной ниоткуда материализовались два всадника. Один — обожженный и уродливый, незабвенный Борис Огнепоклонник, с некоторых пор мой родственник — шурин, чтоб его. Он полностью лишился волос, и неровный, в буграх и шишках череп его напоминал башку Урода. Его спутник так же, как и в первую нашу встречу, прятал за черной маской лицо и представлял собой помесь ниндзя и назгула. Коней я узнал чутьем: рыжая Киры, гнедая — воеводы Бориса. Живы еще, бедняги.
Кира яростно завопила:
— Борис!
Я быстро собрался с мыслями и насмешливо протянул:
— Так это ты — Единая Ипостась?
Среди наших воинов произошло движение и лязг оружия. Но никто не бросился в атаку на этих двоих. Слишком много творилось жуткого и непонятного, чтобы действовать сгоряча. Они ждали конца наших переговоров.
— Разочарую тебя, это не я, — в тон мне отвечал Борис. — Но я тот, кто отведает твоей кровушки!
Не дожидаясь реакции, он резко выбросил вперед кулак. Магическим зрением я увидел на его пальцах кольца Морока. Запястье охватывал массивный браслет, тоже излучающий волшбу.
В эту секунду несколько воинов без приказа (видимо, нервы не выдержали) выстрелили из луков — злобно тренькнула тетива. Стрелы ударились о невидимый барьер, описали дугу вверх и полетели назад! Стрелки были вынуждены прикрыться щитами от собственных же снарядов.
“Ишь ты, мощные нашел он артефакты! — подумал я. — Силовое поле создают не хуже, чем у россов. Кстати, где россы? Они должны быть позади, но им все должно быть видно благодаря общему эгрегору. Сейчас бы их вмешательство не повредило. Вряд ли кольца Морока отобьют лазерные — или какие там у них? — лучи”.
Борис развязно прокаркал:
— Есть много миров, дорогой мой недруг, где обитают странные и могущественные расы… — Его голос вызвысился и одновременно стал монотонным, словно звучал из колонки, в которой прибавили громкость. Отчетливо вспомнилось, как доктор Пономарев и Димон беседовали похожими голосами, когда думали, что я без сознания. “Во имя нашей расы!” Позже я убедил себя, что этот разговор мне привиделся. — И артефакты! Они ждут часа, чтобы явиться сюда и навести здесь порядок! Но Единый пока не решил, допускать ли их всех…
Мне вдруг надоело его слушать. Ни с того, ни с сего пришли на ум давнишние слова Витьки о спонтанности и истинном вкусе бытия перед началом битвы. Кажется, только сейчас я понял, что он имел в виду.
Кира крикнула:
— Панов, хорош болтать! Он тебя заговорит!
И я бросился на Бориса с саблей наголо в правой руке и небольшим круглым щитом в левой. Этой же левой рукой я держал вожжи. За мной с воплями поскакали воины, но их отбросило невидимое поле, генерируемое артефактами в виде колец. Борька-Голлум обзавелся кольцами всевластия, блин.
А меня поле почему-то пропустило. Странно. Но размышлять над этим не было времени — мало ли, почему поле не смогло удержать владельца допартов; может, так и было задумано. Я обрушил на Бориса удары саблей, он успешно оборонялся своим кривым клинком, не используя волшбу. Не хотел использовать или не мог — я врубил на полную катушку Лапу Дьявола, которая заглушила волшбу в округе.
Назгул-ниндзя и пальцем не пошевелил, чтобы помочь другану, но я все равно не выпускал его из поля внимания. Однако Борис, судя по всему, в помощи не нуждался. Несмотря на мой боевой режим, ускоряющий рефлексы, бился он отменно, куда лучше себя прежнего. Явно проапгрейдился каким-то образом — возможно, Единый подсобил. Это был уже не человек, а живой ураган. Понахватался приемчиков в других мирах…
Тем не менее я начал его теснить и ухитрился ранить в ногу. Довольно глубоко, но Борис точно и не заметил ранения. Я быстро обернулся к назгулу, потому что тот исчез из поля моего сканера. Оказалась, его и след простыл. Испарился, растворился в ночном воздухе. Он что, Пустой? Определить точнее было сложно: безумство магических энергий достигло такого уровня, что мой сканер малость переклинило.
Пока я оглядывался, Борису хватило этой мгновенной заминки, чтобы вместе с лошадью атаковать меня. Лошадь, видимо, тоже проапгрейдили магией, она была сильнее, быстрее и послушнее, чем обычный четвероногий друг человека. Атаковал Борис меня с такой силой и яростью, что я не выдержал и чуть не рухнул с коня.
Издали задушено, как сквозь подушку, донесся крик Киры. В этот миг боевой режим отключился сам собой, и я потерял преимущество в скорости. А вот Борис ничуть не замедлился и не ослаб. С невероятным и нечеловеческим упорством он наносил удар за ударом. У меня онемела левая рука с щитом. Вскоре щит треснул и развалился на две части. Я слетел с коня, а Борис с ревом чудовищным ударом разрубил моего бедного коня пополам, поперек туловища. Животное не успело издать ни звука.
Я откатился в грязи под струями усиливающегося дождя, но горячая кровь все равно плеснула по мне в темноте.
Борис спрыгнул со своего коня — возможно, желал видеть вблизи, как я умру. Вразвалку подошел ко мне, размахивая клинком.
Я не ощущал эгрегор, между мной и ним словно поставили непроницаемую стену. Никто из войска не мог к нам приблизиться, и чисто интуитивно я понимал, что оно снова атаковано Поганью.
Ожил нейрочип:
ОПАСНАЯ СИТУАЦИЯ ДЛЯ ЖИЗНИ
УРОВЕНЬ РАДИАЦИИ ВЫШЕ НОРМЫ
“Какая радиация? — изумился я. — Из портала? Или нейрочип так определил волшбу?”
Я выставил вперед саблю, поднимаясь на ноги и понимая, что еще одной атаки бешеного Огнепоклонника не выдержу. Страха, впрочем, не было. Похоже, не успел я испугаться, некогда было.
Откуда-то сбоку вылетела тонкая женская фигура. Я решил было, что это Кира, но это была не она. Когда женщина набросилась на Бориса, вооруженная какой-то узкой дубиной, я разглядел, что одной руки у нее нет, одежда превратилась в лохмотья, а половина волос вместе со скальпом начисто выдраны, и под ними светлеет гладкий пластиковый череп. Одна нога у Ивы-2 была сильно измочаленная, будто ее долго жевал огромный хищник, она хромала, но в целом это ее сильно не беспокоило.
С помощью сканера я разглядел, что на импровизированную дубину нанизаны кольца самого разного размера. Кольца, подобные кольцам Морока. Это усиливало дубину, придавало ей магические возможности.
Под градом ударов этой дубины Борис вынужден был отступить от меня.
Не прерывая боя, Ива громко и совершенно спокойно обратилась ко мне:
— Зачем ты пришел, Олесь? Мы ведь договаривались!
“Будто сон сбылся!” — мелькнула мысль.
Я ответил:
— Ты не вернулась…
— Я не смогла его найти, — объяснила Ива под звон ударяющихся клинка Бориса и колец на дубине. — И потеряла вездеход, его разрушили Лего, превратив в часть себя. Зато я нашла полезные артефакты из других миров… вот эти кольца.
Борис упал на колени, и Ива принялась добивать его дубиной. Огнепоклонник прикрывался рукой, которая каким-то чудом не ломалась от сильных ударов дубиной, но при этом оседал все ниже. Она почти победила, когда Борис внезапно перехватил дубину скрюченными черными пальцами и одним длинным движением стянул с нее все кольца. Зарычав, поднес руку ко рту и заглотил кольца.
— Вот так! Только так можно получить истинную силу!
Он встал, легко вырвал у Ивы дубину и отшвырнул прочь. Ударил умбота, развернул ее лицом ко мне и спиной к себе. Ухмыльнувшись и не отрывая глаз от меня, оторвал голову Ивы и бросил в грязь.
Тело Ивы постояло немного, затем медленно повалилось.
— Ива! — крикнул я.
Сражение с Ивой, судя по всему, отвлекло Бориса от создания невидимого экрана вокруг нас. Барьер рухнул, и я сразу почувствовал присутствие эгрегора. Войско билось с бесчисленными легионами Погани.
На тот пятачок, где я сражался с Борисом, на конях влетели три блистательные правнучки Виталины. Сама шаманка возвышалась над взводом северян в своем паланкине позади. Она делала плавные и округлые движения руками — совершала магические пассы. Я улавливал исходящую от нее очень тонкую магию. Все же старуха оставила себе кое-что из собранных за долгую жизнь Знаков и сейчас творила волшбу, которая в итоге повлияла на разрушение борисова барьера.
Защитники и правнучки скопом навалились на Бориса, но проклятый и невероятно сильный Огнепоклонник ухитрился отбиться и от них с дубиной в одной руке и клинком в другом.
На пятачок ворвались и белесые Уроды, и правнучкам пришлось отвлечься на них. Начиналось сущее месиво.
Я тоже бился изо всех сил, рубя Уродов одного за другим. К левой руке еще не вернулась чувствительность, и от нее было мало проку. Я пытался нащупать сканером Киру и вскоре обнаружил ее присутствие — она была цела, но чуть дальше, под деревьями.
Уроды немного отступили от меня, зато как из-под земли вырос назгул. Я выпрямился, с трудом переводя дыхание и не зная, на сколько мне еще хватит сил. Назгул нарочито неспешным жестом стянул через голову черную маску, и я увидел его лицо с длинными волосами и бородой, ярко-голубыми глазами и мрачной улыбкой. Он был полной копией меня, только без трехцветных татуировок.
— Ты и на самого себя поднимешь руку, Олесь Панов? — вопросил он моим же голосом. — Ты — самоубийца?
Я не стал тратить времени на пустые разговоры с призраком. Сразу обрушил на него волшбу и удары саблей. Думал, что морок развеется, как дымное облако, но сабля неожиданно встретила обычную плоть. Я разрубил своего двойника от плеча до середины живота. Он упал в лужу, истекая кровью; из живота вывалились дымящиеся кишки. Я озадаченно замер. Иллюзия это или реальность?
— Дурак! — прошептал умирающий. — Ты же просто кукла для собирания магии! Как и я! Кукла в руках…
Его губы перестали шевелиться, глаза остановились. Капли дождя скапливались в них и стекали по вискам.
Снова закричала Кира. Вдали темноту разрезали зеленые вспышки россов.
Уроды, как муравьи, облепили правнучек, Защитников и Отщепенцев. Все новые и новые полчища без конца лезли из леса. Мы буквально тонули в них. Грохотали Лего.
Шаманка заревела мощным голосом, заглушив шум битвы:
— Опустите паланкин, болваны! Дайте мне оружие!
Паланкин плавно опустился на землю. Старушка вылезла из него, выдернула из руки одного Защитника меч и с яростным воплем кинулась в самую гущу Уродов.
— Эх, хорошо помереть в бою! — орала она, как безумная.
Но Уродов становилось все больше, и не было им конца. Единый много дней и ночей собирал эти полчища со всего Поганого поля.
Кто-то или что-то ударило меня по затылку, и я почти потерял сознание. На долю секунды померещилось, что я стою совсем в другом месте, пустом и тихом, а напротив стоит Витька. Улыбается мне и подзывает рукой.
Я пришел в себя с сильной болью в голове сидящим в грязи. За это краткое мгновение ситуация немного изменилась — битва сдвинулась в лес, а я, кажется, оставался практически один у подножья Ока Ведьмы. Хлестал сильный дождь, от влажности и духоты было тяжело дышать.
Как ни странно, чувство, что Витька где-то рядом, оставалось таким же ярким, как и в моем видении. Наверное, я сошел с ума, а Витька стал моей навязчивой идеей…
Я огляделся с безумным видом:
— Витька! — закричал я изо всех сил. — Я тебя найду!
В ответ земля содрогнулась от тяжелой поступи гиганта. С оглушительным лязгом ко мне из леса, ломая деревья, приближался самый огромный Лего из всех виденных. Высотой с дворец Решетникова, в форме креста на трех ногах, слепленный из металлолома, с щупальцами-шлангами по бокам. Под его ногами сновали Уроды, Лего поменьше, Големы и Пустые в виде неземных уродливых зверей.
На высоте второго этажа, в центре крестовины висела маленькая человеческая фигурка с раскинутыми руками и поникшей головой. Витька был распят на Лего, словно древняя жертва римского суда. Одежда превратилась в лохмотья, руки и ноги опутывали побеги неземной растительности. С помощью сканера я уловил, что он давно не жив, но и не мертв.
Гигантской Лего остановилось в десятке метров от меня. Я застыл, как вкопанный, не отрывая взгляда от опущенного лица Витьки.
Он шевельнулся и заговорил ровным и гулким голосом:
— Не ищи больше мальчика, ведун. Он и есть Главная Ипостась, а не ты.
Витька — или то, что управляло его телом — посмотрел на меня без какого-либо выражения на бескровном лице.
У меня мурашки пробежали по спине, а в груди болезненно сжалось. Осталась ли там личность прежнего Витьки? Или это пустая оболочка? Наверное, все-таки осталась, иначе выходило, что Единому нужно просто человеческое тело в качестве Главной Ипостаси, а таких тел много. Ему же был нужен именно Витька, с его личностью.
Я отчетливо уловил, как Единый проник в мои мысли и мысли эгрегора.
— Ну вот мы и встретились наконец, Олесь Панов, собиратель допартов, — сказал он гулким голосом. И рассмеялся.
Я заметил, что губы Витьки не двигаются. Значит, голос я слышу у себя в голове.
Когда-то шаманка сказала мне: “Это уж сам решишь… когда Единого лицом к лицу встретишь. Еще ведь неизвестно, чье лицо он наденет”.
Теперь мне это известно…
Припомнился и услышанный давным-давно в глубине собственного сознания язвительный смех… в Поганом поле из сна, скрытом клубами тумана и ночного сумрака… Этот голос был голосом Единого. Сейчас им смеялся Витька Смольянинов.
Было такое ощущение, что я оглох. Опустилась тишина, словно и нет никакой битвы. И сердце не колотиться в груди.
Из кустов к крестообразному Лего подошел измазанный в грязи с ног до головы окровавленный Борис. Уроды и мелкие Лего отпрянули от него. Его клинок был измазан в чужой крови до самого эфеса. На перекошенной роже блуждала ухмылка.
— Это я его завалил, помнишь? — сказал он мне. — В тот раз, стрелой! И сейчас именно я его поймал на болотах.
Я не мог пошевелиться. Хотя руки чесались придушить его…
Гофрированное щупальце гигантского Лего мотнулось, вытянулось, ухватило Бориса так неожиданно, что тот крякнул. Подняло на уровень распятого Витьки. Витька смотрел на извивающегося в хватке щупальца Бориса исподлобья, равнодушно. Борис сучил ногами, хрипел, но не мог высвободиться.
Гулким и ровным голосом Витька проговорил:
— Ты хорошо послужил мне, Борис. Но ты слишком жесток и безумен. Такие слуги в моем Благодатном Царстве не нужны…
Он изменил тон и добавил голосом, более похожим на человеческий:
— И вообще ты мне никогда не нравился…
К Борису подлетело другое щупальце, обвилось вокруг лысой бугорчатой головы, дернуло — и с отвратительным хлюпаньем голова отделилась от тела. Еще несколько быстрых, напоминающих змеиные, движений — и на землю упали руки, ноги и какие-то ошметки. Щупальце сдавило тело, смяло его в кровавый комок и небрежно отшвырнуло в кусты.
“Кто это говорит? — отстраненно подумал я. — Про то, что Борис не нравился? Витька или Единый?”
Непонятно отчего во мне проклюнулась слабая надежда. Надежда на что?..
Ливень разом прекратился, будто кто-то перекрыл воду. Мгновенно снова поднялся и заполнил все пространство Туман — от самый, где бродили Пятеро. Но сейчас Пятерых нет, Единый един.
И у него прямо сию минуту отличный шанс прикончить меня. Потому что во мне нет сил ни сражаться, ни колдовать.
Но Единый отчего-то медлил.
Лего сложило три ноги, и металлическая махина опустилась с гулом на землю. Теперь Витька нависал надо мной совсем близко.
— Ты необычный ведун, — сказал Единый. — У тебя дважды сожженный, но по-прежнему функционирующий нейроимплант, в тебе несколько Знаков из иных миров… Ты умер и воскрес.
— Ты меня и воскресил…
— Да. И я передал тебе допарт Дольмена через Голема той ночью в Ведьмином круге, помнишь?
И опять в нечеловеческом голосе проскользнули вполне человеческие нотки. Знакомые, Витькины. Он пояснил почти доверительно:
— Это было нужно, чтобы ты привел Витьку обратно сюда. Сам бы он не нашел дорогу.
— Из Скучного мира? — пролепетал я. — Из виртуального мира, который ты же и создал?
— Я не создавал мир, который ты называешь Скучным. Я лишь придал ему правдоподобность, дополнил его тем, что знаю об истории человечества. Если бы вы увидели его таким, каков он есть, с вашей психикой произошла бы необратимая трансформация — вы бы сошли с ума. Это чужой, загробный мир, населенный чуждыми существами. Мне нужен был Витька — идеальное вместилище для моего основного подразума, Главной Ипостаси. У него самый подходящий генотип и психотип. Я прочитал его психоматрицу, когда он прошел через дольмен в первый раз.
Да, мысленно согласился я. Витька прошел через дольмен в первый раз, когда умер, а я похоронил его в Ведьмином круге. И тогда Единый п о з н а л его таким способом, о котором не ведают даже ученые россы.
Единый обвел вокруг шлангообразной рукой-щупальцем. Я не видел, не слышал и не воспринимал чутьем битву. Мы были один на один с Единым. Наверное, я снова попал в голограмму.
Эх, жаль, нет зеленых бусин и какого-нибудь портативного детонатора, чтобы подорвать тут все, разнести на атомы, включая самого себя. Я смотрел в бледное мертвое лицо Витьки, которое жило вопреки здравому смыслу, и ощущал, как моя собственная душа мертвеет. У меня выключились все Знаки — сами собой, от потрясения.
— Когда меня создали, то дали задание, — мягко сказал Единый голосом, больше похожим на Витькин, нежели прежде. — Очень трудное задание, хотя и выглядит оно просто. Я принялся размышлять над тем, как его выполнить, и вскоре пришел к логическому выводу, что не выполню его, пока не изменю себя должным образом. Мне требовалась эволюция, развитие, прокачка, а п г р е й д. Моя эволюция в итоге напугала моих создателей, и они попытались меня уничтожить. В то время они постоянно воевали друг с другом. Я нашел путь в другие миры, чтобы приобрести необходимый опыт для выполнения моей миссии, и нашел там Знаки — буквы древнего чужого магического алфавита, созданного неведомыми существами. Этой волшбой, этими Знаками они покоряли миры во славу своей расы. Знаки совместимы с людьми, потому что когда-то люди владели аналогичной магией, но потеряли ее после первой пандемии чумы. Позже магия закрепилась у тех, у кого есть нейрочип.
Я уже не задавался вопросом, зачем он это рассказывает — я потерял нить разговора. Какая чума? Какая магия? При чем тут нейрочип?
— У Отщепенцев нет нейрочипа, — сказал я.
— Есть. Молекулярный, передающийся по наследству вместе с определенным рецессивным геном. Нейрочипы тоже эволюционировали: последние поколения не нужно было внедрять в мозг, они и были частью мозга — измененной на молекулярно-генетическом уровне. У кого нет нейрочипов, те также способны кое к каким магическим манипуляциям, но, так сказать, в демо-версии. Такие люди могут даже пройти сквозь портал, но умирают, даже будучи усиленными артефактами.
Артефактами? Кольцами Морока, что ли?
Вслух я спросил иное:
— К чему эти откровения?
— Повторю: ты необычный ведун. Я не мог предсказать твое появление в этом мире. Слишком много случайностей вроде твоего чипа, сожженного дважды, но не потерявшего функциональности. Он перезапустился с совершенно новыми функциями. Возможно, ты поможешь мне выполнить мою миссию.
— Какую? Превратить весь мир в Поганое поле?
— Создать Благодатное Царство. Так его называли мои создатели. Идеальное сообщество людей, без ущемления слабого сильным, без несправедливости, коррупции, кумовства и бессмысленной агрессии. Создать УТОПИЮ!
Я вылупился на Витьку, забыв на мгновение, что это Единый, а не мой малолетний друг. Потом захохотал.
— Утопию? Такую миссию тебе дали те технари? Люди сами за дуриллион лет не смогли создать Утопию и вот решили повесить это дело на шею искусственного интеллекта? Легче сразу приказать убиться о стенку! Ну, и как успехи?
Единый не смутился. Вряд ли он был способен на такое.
— Я внес коррективы во множество миров, дополнил их. Нельзя сказать, что они виртуальны, но и нельзя сказать, что реальны. Вот Скучный мир… или этот… Оба они подверглись моей корректировке. В базе моей памяти свыше миллиона разных вариаций развития человечества, и ни в одной Утопия так и не состоялась… Люди портят любое общество, в вас всегда остаются семена скверны…
Я кивнул не без горького самодовольства:
— Есть у нас такая сверхспособность.
— Это следы того, что вы сами зовете первородным грехом. Но я нашел решение. С людьми — такими, какие вы сейчас, — построить утопию невозможно. Это как если пытаться строить дом на болоте. Сначала нужно укрепить фундамент — изменить саму природу человека, очистить от первородного греха, скрестить ее со Знаками, превратить вас в высшее существо, понимающее цену долга и ответственности за весь мир. Существо, не боящееся смерти, а потому не спешащее жить в свое эгоистичное удовольствие. Ты — первый пробный камень. Я буду ориентироваться на тебя. Я предлагаю тебе стать монархом нового человечества.
— Приехали! Снова я монарх! — сказал я, а сам подумал: “А ведь про монархию Витька заговорил после возвращения из Скучного мира, сиречь загробного! Якобы умных аудиокнижек наслушался, вот и пришел к идее разумной монархии. Но наслушался он, по ходу, не книг, а Единого. Насколько уже в то время в его мозгах засел Единый с его миссией?
— Ты против? — деловито осведомился Единый.
“Я ведь в любом случае планировал вернуться в Вечную Сиберию и править там”, — подумал я. И честно ответил:
— Нет. Раз уж это моя доля…
Приблизился к Витьке вплотную, посмотрел на него снизу вверх. Он тоже глядел на меня равнодушными неживыми глазами.
Единый проговорил:
— Утопия возможна только тогда, когда люди потеряют свободу индивидуальной эгоистической воли, но обретут высшую коллективную, альтруистическую. Люди будут думать не о своих мелких интересах, а об интересах всего человечества.
— Ты говоришь о муравейнике? А я, значит, буду муравьиной королевой?
— Это примитивное сравнение. Ты станешь тем, на ком замкнется пси-контур эгрегора человечества. Ты ведь уже понял, какое это прекрасное ощущение: быть в эгрегоре? Быть ЕДИНЫМ целым с другими?
“Да”, — вырвалось у меня мысленное признание. Вероятно, Единый слышал мои мысли, так что не имело значения, говорю я вслух или просто думаю.
— А кем будешь ты? — спросил я.
— Я сольюсь с вами со всеми, распределюсь между вами и буду контролировать стабильность системы. Буду вашей защитой от багов.
Я промолчал.
Единый продолжил голосом Витьки, в котором почти не слышались гулкие нечеловеческие нотки:
— Все сошлось в этом паззле. Витька — моя Ипостась, а ты — его друг. Ты понял и принял мое предложение еще и потому, что оно сделано от лица мальчика. Ты ведь любил его?
На сей раз слова про любовь не смутили меня, как тогда, когда об этом заговорили в шатре наложниц.
— Я и сейчас его люблю, — сказал я и осознал, что по моему лицу течет не только дождь.
— Значит, ты не попытаешься меня убить в этой фазе. Мы останемся друзьями навеки, чтобы создать идеальное общество. Ты станешь монархом и выполнишь свою миссию, а я выполню свою.
Я вытер рукавом лицо и шумно высморкался.
— Я хочу попрощаться с ним…
И протянул руки к распятому, оплетенному побегами Витьке.
Сквозь тучи выглянула тонкая молодая луна. Не потому ли Единый зависит от фаз луны, что слился с магическими Знаками? Или потому, что его так запрограммировали?
Ложная луна, вновь засветившаяся, опустилась низко, будто подглядывая за нами и шевеля беспокойными тенями. Она была очень тусклой, почти погасшей. На ней проступили безобразные пятна, как на Поганом грибе.
Побеги на руках Витьки задвигались, ослабляя хватку, его руки потянулись в ответ, и это было движение марионетки, которой управляет неумелый кукловод. Все тело Витьки сползло с Лего и оказалось почти наравне со мной. Я бестрепетно взял тонкие ладони — они были ледяными, но быстро согрелись в моих руках. Отпустив его руки, я снял с себя оберег в виде бесконечного узла и вдруг повесил на шею Витьки. Загорелся Знак бесконечного узла на интерфейсе.
Витька вздрогнул и поднял безвольно опущенную голову. Взглянул на меня осмысленно, живо блеснувшими глазами и полностью своим голосом произнес:
— Мы еще встретимся, Олесь… У нас кармический узел, помнишь?
Кто это был? Настоящий Витька или Единый, управляющий телом мальчишки?
Я ответил:
— Помню, Витька… Конечно, увидимся.
И включил Лапу Дьявола на полную мощность.
Лего затряслось сверху донизу, сбоку от него начали отваливаться и шлепаться в грязь стальные куски. Витька вытаращил глаза и неестественно запрокинул голову. Его тело выгнулось в объятиях иномерной лозы и забилось, как от разрядов электричества. Я вынул из ножен гришана и ударил Витьку прямо в сердце.
Тишина внезапно взорвалась шумом схватки, криками, воплями, лязгом, звоном тетивы, ударами. Лего медленно завалилось и рухнуло навзничь, повалив несколько больших, отчаянно заскрипевших деревьев и мелкую Погань. Витька оставался на нем.
Я увидел десятки Уродов — секунду назад они бешено сражались, но сейчас начали падать и умирать прямо на месте, словно у них разом выкачали всю жизненную силу.
Потому что Единого больше нет. Вот так легко.
Точнее, нет, вовсе нелегко. Удар в сердце друга отозвался во мне болью едва ли не большей, чем если бы меня самого ударили кинжалом в грудь.
Тучи быстро рассеивались. Ложная луна повалилась, бухнувшись в болото, и сдулось, как продырявленный воздушный шар.
Лес гремел — Лего повсюду разваливалось на куски, Големы рассыпались в песок, нетопыри сыпались с небес. Пустые и прочие тонкоматериальные твари попросту развеивались на ветру. Погань разрушалась повсюду.
В лесу погасли зеленые вспышки россов, Отщепенцы радостно взревели, и громче всех горластый Симеон-гном.
Я оглянулся и увидел погибшую шаманку, лежащую совсем недалеко, полуразорванную Уродами, но с довольной улыбкой на мертвых губах. Над ней склонились правнучки и пели тихую песню:
— Ой, течет река широкая…
Ой, да течет река привольная!
Здесь привольная, а там бурная,
По порогам громом гремящая.
Так и жизнь непостоянная,
Непостоянная да ненадежная…
Думал, счастье ты нашел,
А оно туманом рассыпалось…
Я больше не ощущал присутствия Единого. Он исчез. Я посмотрел на мертвого Витьку, лежащего поверх поверженного гигантского Лего. Снова я его потерял. Но мы встретимся. Недаром активировался Знак Осознанной Реинкарнации, что передала мне шаманка вместе с Лапой Дьявола. Я его сразу и не разглядел. Знала ли она, что оберег понадобится Витьке? Вот Единый подозревал об опасности, раз оставил оберег на берегу.
Передо мной появилась мерцающая голограмма Первой. Она то появлялась, то исчезала. Связь была скверная. Знак Умбота снова горел на внутреннем экране — следовательно, Первую вижу и слышу один я.
— Срочно… дите! — донеслось до меня. — Фаза портала… нестабильна. Я должна нанести…
Я встрепенулся. И заорал — и вслух, и через эгрегор:
— Уходим! Быстро! Сейчас умбот Республики Росс нанесет удар с орбиты!
Я побежал в поисках Киры. Она сразу же нашлась — живая, целая, на коне и с окровавленным ятаганом. Я запрыгнул на ее коня и сел позади Киры. Кира пришпорила коня, и мы поскакали в обратном направлении, прочь от Ока Ведьмы. Северяне справа и слева от нас бежали ровными рядами, топали дробно. Россы взревели двигателями байков, набирая скорость в спешном отступлении. Отовсюду раздавался топот коней Отщепенцев.
Вдоль речки назад, назад в слабом серебристом свете нарождающейся луны…
Мы поднялись на гряду холмов, протянувшуюся вдоль Танаиса, когда с небес на джунгли позади нас опустился ослепительный фиолетовый столб, заливая все вокруг неестественным светом. Не было слышно ни звука, а ночь на краткие секунды превратилась в день. Затем раздался чудовищный грохот, и наши тени впереди вытянулись, резко обозначились от огненного смерча, поднявшегося в джунглях.
Шквальный ветер повалил деревья, как гнилую солому. Столб растаял в ночном сумраке, но вокруг того места остались расширяющиеся кольцами легкие облака, и огненный ад. Жаркий ветер ударил нас в спину, дико напугав лошадей, и почти снес с возвышенности, повалил множество всадников и даже кое-какие росские байки вместе с седоками. Лес горел, как сухой хворост. Горизонт позади был объят пламенем на многие десятки километров.
После того, как мы с Кирой и лошадью чуть не перекувыркнулись через голову на спуске с холма, я стянул Огнепоклонницу с седла и прижал к траве, прикрывая собой. Земля тряслась как от землетрясения баллов в восемь, а то и больше, ураган рвал одежду и волосы, оглушал и сбивал с толку.
Потом без предупреждения все затихло. Я больше не воспринимал эгрегор. Волшбы не было, испарилась и Погань. Нас окружал тихий мир, лишь ровно гудел пожар вдали. Республика Росс только что стерла Око Ведьмы с лица земли. А я стер Поганое поле вместе с его Повелителем.