Когда мы дошли до нашего укрытия, драккар медленно и величаво отчалил от набережной. Из отверстий на бортах одновременно выдвинулись весла, словно гигантская многоножка выпростала многочисленные лапки, и судно шустро двинулось вниз по течению — обратно в родные северные края.
“Любопытно, с какой скоростью перемещается это расфуфыренное корыто, — подумал я. — Если начнется война, как обещает Виталина Михайловна, помощь, очевидно, понадобится внезапно и срочно. К тому же на месте битвы может не найтись подходящей акватории… Хотя чего я волнуюсь? Шаманка уверена, что придет на помощь — значит, так оно и будет. Глядишь, эти бессмертные Защитники пойдут пешком, а старушку понесут на плечах”.
Мы наконец-то переоделись в сухое. Переодеваясь, я то и дело озирал свою кожу: не появятся ли радужные росписи. Слава яйцам, не появились. Видно, они проявляются во время волхования, как и обещала шаманка. Я и не думал, что так заморочусь насчет своего внешнего вида. Потом осознал, что каждый раз представляю выражение лица Киры при виде меня, такого разукрашенного под хохлому. Если б не этот нюанс, я бы так не парился.
Впрочем, Кира — не кисейная барышня, падающая в обморок при виде любого колоритного дикаря. Она и дамам из Скучного мира сто очков вперед дала бы в плане, так сказать, толерантности по отношению к “не таким, как все”.
К вечеру дождь снова усилился, но не хлестал водяными жгутами, как недавно, а просто лил и лил без остановки, нудно и неутомимо.
Река практически вышла из берегов, желтые пенистые волны облизывали каменную набережную, перехлестывали через нее и разливались по тротуарам. Течение стало бурным, шумным, исполненным силы и угрозы.
Несмотря на непогоду, солнечная батарея, выставленная прямо под дождь у навеса, все же понемногу заряжалась.
Мы поставили палатку под навесом у вездехода. Развести костер не было никакой возможности — сухих дров нет нигде. На походной газовой плитке от Голованова согрели ужин, вскипятили воду и неспешно почаевничали.
Обычно во время остановок — да и не только — Витька был весьма словоохотлив. В лице Ивы он обрел Википедию и весь Гугл в придачу. Но в этот раз пацан отмалчивался — дулся.
Наконец я не выдержал:
— Да кончай дуться-то, Витька! Все обошлось. Теперь у меня новый Знак.
— А ты в нем разобрался? — ехидно уточнил тот. — Он, часом, не заблокировал все твои скиллы? У тебя в голове нет Ивы, чтобы наводить там порядок.
Он был прав: я в новом Знаке не разобрался. Я не из тех, кто, купив новый смартфон, целыми днями втыкает в него, изучая все опции до последней. Работает — и ладно.
— Если ты не против, я тебя сейчас зачарую, — предложил я. После сытного ужина настроение у меня поднялось. — Получится — значит, я в порядке.
Я повел рукой в сторону Ивы, которая, как обычно, сидела на поджатых ногах и с интересом наблюдала, как мы едим. На ней красовались просторные штаны из тонкой ткани и такая же майка поверх узкого топика. В такой одежде женщины обычно занимаются йогой или чем-то подобным.
Наше мокрое шмотье уныло висело на веревке, протянутой от палатки до стены, и высыхать в пропитанном влагой воздухе не планировало.
Витька осклабился широко, но не без кислинки.
— Уесть хочешь? Ладно. Зачаровывай!
Я наставил на него Глаз Урода. Выдал мысленный приказ. Надавил волшбой не слишком сильно — это ж все-таки Витька.
Пацан хлопнул глазами раз-другой. Потом почесал горло и скверным голосом затянул:
— Ой, течет река широкая! Ой, да течет река… Блядь!
Я убрал Знак, а Витька закашлялся, сипло матерясь. На моей руке плавно растворялись цветные полосы.
— Я ждал, что ты меня кукарекать заставишь! — откашлявшись, завопил Витька. — А ты решил ниже пояса бить!
Я каким-то чудом удержался от смеха.
Лицо Ивы оставалось непроницаемо приветливым.
Витька, откашлявшись, сказал:
— Она говорила про Знаки, эта шаманка. Типа у нее их много. О чем это она?
Я снова поднес к глазам руку — она была чистая, только на предплечье темнел Знак Глаза Урода.
— Не представляю. Эти полосы и символы — может, это один-единственный суперсложный Знак? Почему-то не спросил.
— Она тебя зачаровала, вот почему.
Где-то в глубине моего сознания зародилась слабенькая, но все же злость.
— Не зачаровывала она меня! Витька, да угомонись уже! Она не враг. Была бы врагом, натравила бы своих бессмертных Защитников всерьез! Я ж их не убил бы!
— Ты себя-то слышишь? У кого в распоряжении обычно бессмертные солдаты? Кто мертвецами управляет? Хорошие ребята или плохие?
— Детский сад…
— Мои видения не просто так, Олесь! И это не детский сад, а что-то очень и очень серьезное! И нам до конца не понятное. Возможно, эта шаманка служит Единому и послала тебя самого к нему в пасть. Он из тебя и соорудит свою Ипостась. И кучу допартов к тому же заполучит.
Против желания припомнились Пятеро в туманной дали. Одного из них я таки не узнал — парня в капюшоне.
А что, если это я?
Ярко, как наяву, представилось, как откидывается капюшон, и на меня глядит раскрашенное бородатое лицо.
Собственно, я — самый подходящий кандидат для Главной Ипостаси. У меня больше всех допартов, и, если обойтись без лишней скромности, я сильный ведун.
Не факт, разумеется, что в Поганом поле не бродит другой такой же “собиратель”. И не факт, что он насобирал меньше меня.
Но в этом случае Габриэль уцепился бы за него и оставил бы меня в покое.
Или Габриэль — ненасытная тварь и разрабатывает сразу двух ведунов? Кураторы не обременены классическими этическими правилами и при этом обладают огромными возможностями. То есть это беспринципный и могущественный народ, от которого можно ожидать чего угодно.
Мысли перекинулись на Виталину Михайловну Фольц, абсолютную тезку моего тренера по боксу из виртуального мира. Тренер — часть симуляции, сгенерированной Единым. Из этого закономерно делается вывод, что Единый и шаманка как-то связаны. Виталина живет очень долго и, наверное, успела собрать видимо-невидимо допартов. Сегодня она передала их мне — не только один Знак Лапы Дьявола, но и какие-то иные, втихую.
Она передала мне палочку эстафеты, потому что состарилась, а я, скорее всего, дотяну до танца двух неведомых сестер. И еще Виталина набрехала мне про войну.
Таким образом я сам, своими ножками, пойду и найду Единого, предоставлю ему свое прокаченное допартами тело и поспособствую полному уничтожению человеческого мира.
Вариант?
Вариант.
Я закрыл глаза и изучил внутренний интерфейс. На нем светились мои Знаки. Если не сосредотачивать на них внимания, они не видны и не мешают зрению. Но стоит слегка сфокусироваться, как они высвечиваются как бы в воздухе прямо перед тобой, словно голограммы в очках дополненной реальности.
На фоне лунной ночи передо мной висели Знаки Морока, Глаза Урода, Дольмена, Умбота, Вечной Сиберии и — Лапы Дьявола.
Кроме них светится иконка в виде пучка — неактивная. Это допарт, защищающий меня от внешнего магического воздействия. Он активируется, когда я соберу волосы в хвостик. В принципе, с Лапой Дракона, нейтрализующей чужую волшбу, этот допарт мне особо не нужен, но чем черт не шутит: отращу и бороду с усами, и волосья на голове, заплету косички для верности.
Больше иконок вроде не видать. Если шаманка втихую передала мне еще что-то, то оно никак пока себя не проявляет.
А сколько всего Знаков на свете? Не может ведь их быть безграничное количество.
Есть Знак Огня, но Хранитель-ведун этого Знака мне пока не попадался. Зато встречались представители племени Огнепоклонников, которые давно потеряли способность к ведовству и носят Знак, как герб. Те же карго-аборигены, только от магического мира.
Россы Кураторы подстроили все так, чтобы я коллекционировал Знаки в Поганом поле, а потом явился к ним на своих двоих. Что, если и Единый подстроил то же самое, да еще и россов использовал в своих целях? Что, если все мы — марионетки в его руках?
Если я пойду в Росс, то буду играть на руку Кураторам. Если отыщу Око Ведьмы и Единого, сыграю на руку иномерной твари. По хорошему мне надо сесть на задницу и сидеть ровно. Поселиться, например, прямо здесь, в городе. Тут много складов, куда мы еще не пробирались: одежды и всяких предметов быта хватит до конца жизни, пусть жить мне лет триста.
Но как же тогда Кира?
Спасу Киру и вернусь сюда.
Но что, если начнется война? Она коснется всех. Нет, спокойно пожить здесь не удастся.
Лучше возглавить шалман, если остановить его не в силах.
Я снова оглядел интерфейс. И с недоумением заметил новый неактивный и тусклый Знак в виде двух рыбок, плывущих друг за другом по кругу. Это еще что такое?
Нажал на него: никакой реакции.
— Ива, ты не подключишься снова к моей башке?
— Зачем? — спросила умбот.
Витька подозрительно глянул на меня.
Я ответил уклончиво:
— Порядок наведешь, если что… Заценишь новые Знаки.
— Это будет вредно для твоего здоровья, — отрезала Ива.
А Витька спросил:
— Что там случилось у тебя?
Я поколебался мгновение и уверенно соврал:
— Ничего. Просто моей хате нужна женская рука.
— Научись сам убираться в своей хате! — обрубил Витька. — Ты медитацию не забросил?
— Не забросил, — ответил я, довольный сменой темы разговора. — Но от нее в сон тянет. Сплю как сурок.
— Хоть какая-то польза, — буркнул Витька. — Не отлынивай. Со временем сонливость должна отпустить.
— А ты сам-то медитировал?
— На фига мне? — удивился пацан. — У меня нет проблем с управлением гневом.
— Нормально… Учитель-теоретик.
— Не обязательно быть чемпионом, чтобы воспитать чемпиона, — напыщенно поведал Витька. — У Тайсона был тренер — Кас Д’Амато. И он не был чемпионом по боксу. Он был учителем чемпиона!
— Давайте спать, — предложила Ива. — Уже поздно. Я посторожу.
Мы принялись располагаться на ночь в палатке. Ива осталась снаружи — сторожить. Уроды и прочая Погань не давала о себе знать. Знак Вечной Сиберии отпугивал их — я это чуял отчетливо. Поэтому ни гирлянды, ни ведьмовских мешочкой выставлять мы не стали. Скоро Поганое поле станет домом родным…
Перед сном я потыкал мысленно на неведомый Знак, но он не отреагировал, зато зачесалась лодыжка. Хотя, возможно, меня укусил комар. Потом я помедитировал, но, как обычно, быстро вырубился.
***
Назавтра дождь полностью прекратился. За вчерашний день и утро сегодняшнего батарея зарядилась на 30 %. Мы решили не медлить и выдвинулись.
Из Князьграда вела асфальтная дорога, которая за десятилетия разрушилась не слишком сильно — мы ехали на скорости километров в восемьдесят, объезжая навечно застрявшие на трассе автомобили.
По обеим сторонам от дороги царили такая грязища и распутица, что смотреть страшно. Я надеялся, что когда трасса кончится, земля подсохнет, а новых гроз в ближайшее время не случится.
До своей гибели Витька говорил, что зимой в Поганом поле постоянно льют дожди. Если так (а не верить ему у меня нет резонов), нас ожидают проблемы.
— Смотрите! — воскликнула Ива спустя пару часов езды.
Он указывала куда-то в сторону, где среди заросших лесочком полуразрушенных одноэтажных построек шевелились белесые силуэты. Штук пять или больше.
— Уроды? — изумился я. — Среди бела дня? Они ж вроде ядовитыми становятся на свету. Никак мутировали?
— И Поганые грибы расплодились, — мрачно добавил Витька.
Разбухших бледных мешков размером с легковой автомобиль или даже больше в низинах среди деревьев наблюдалось много — гораздо больше, чем во время моего путешествия на север.
Что ж, шаманка снова оказалась права.
Раньше Погань не выносила слабенького света, не говоря уже о солнечном, пусть и в пасмурную погоду.
Как такое произошло? Мутируют они, что ли?
Если мутирует в с я без исключения Погань, то и вправду близится пришествие этого клятого Единого. И скоро разразится война…
Я втихомолку порадовался, что Председатель Кирсанов передал мне Знак Вечной Сиберии, отпугивающий Погань. Иначе у нас были бы знатные проблемы.
Вскоре хорошая дорога кончилась, и началось месиво. Я, по возможности, объезжал самые опасные места, но в конце концов остановился задолго до захода солнца у вздувшейся речки, несущей лесной мусор. Батарея подсела, и был риск застрять по самую маковку в сумерках.
Мы раскинули палатку на наиболее возвышенном месте, чтобы нас не затопило, если снова начнется дождь. От костра снова пришлось отказаться. Я не ожидал, что мне настолько сильно захочется посидеть у весело потрескивающих сучьев.
Мы профильтровали воду для питья и вскипятили на газовой конфорке чай, согрели консервы.
Как в этих краях выжить зимой, невесело размышлял я, когда ливни льют без остановки?
И сам себе ответил: выживут лишь оседлые, те, кто летом заготовил дров и снеди. Таким бродягам, как мы, тут в осенне-зимний сезон делать нечего.
Выбраться бы отсюда поскорей, пока Поганое поле окончательно не превратилось в Поганое болото…
— Хреново, — резюмировал я, когда уже немного стемнело. Мы с Витькой и Ивой маялись от безделья, слоняясь между вездеходом и палаткой. То есть маялись в основном, конечно, мы с Витькой. Подозреваю, что искусственному интеллекту априори не бывает скучно. Витька пробовал рыбачить с помощью удочек от Голованова, но рыба совсем не клевала в этой грязной, бурной речке.
Я умел приманивать живность, но мне было неохота заниматься магической охотой. К тому же придется долго варить жесткую дичь, а без костра газ в баллоне быстро израсходуется.
— Ливни и грозы бывают в основном на севере Поганого поля, — утешила Ива. — В степях Отщепенцев они случаются гораздо реже. Выберемся из зоны дождей — и дорога станет лучше.
— Твои б слова да Богу в уши, — сказал я.
— Ты веришь в Бога? — неожиданно уточнила Ива.
— Не особо. А что? Россы верят в Бога?
— Кто-то верит, кто-то нет. В основном, нет. У нас свобода вероисповедания. Запрещено лишь навязывание своего мировоззрения, любые формы миссионерства и упоминание своих божеств с целью смутить собеседника и склонить его к манипулятивному разговору о выгодах той или иной религии или точки зрения.
— Вот это правильно! — сказал я. — Поэтому придуркам вроде аннитчиков делать в Россе нечего.
— Вроде кого?
— Племени, поклоняющемуся луне. Аннит по-ихнему. Ужасно назойливые ребята эти лунопоклонники. Верят в свою Аннит и хотят, чтобы весь мир верил тоже. У них типа реферальной программы, наверное: приведи трех и получишь скидку на лунный нимб.
— Зачем верить в луну? — удивилась Ива. — Факт ее существования очевиден.
— Факт существования небесного тела очевиден. А то, что это еще и разумное существо какое-то, неочевидно. Они считают, что у луны два лица, светлое и темное — Аннит и Тинна.
Витька, который до сих пор отмалчивался, не выдержал и фыркнул:
— Бред сумасшедшего!
— И они кружатся… кружатся… — Я завис, задумавшись. Вспомнил кошмарный сон во время ночевки у дольмена.
— Олесь? — окликнула Ива.
— В танце! — повысил я голос. — Аннит и Тинна — две сестры, которые кружатся в танце!
— Ты сказал, что это два лица богини.
— Да, но… Подходит ведь! Имелась в виду некая дата лунного месяца.
Ива произнесла:
— Шаманка сказала, что Главная Ипостась появится в Оке Ведьмы, когда две сестры будут в танце с самими собой.
— Если речь о светлой и темной стороне, то луна почти всегда в танце с самой собой, — брюзгливо промолвил Витька. — Исключение — когда полнолуние и новолуние. Остальное время — сплошной танец. Так что никакая это не дата.
Но я настолько обрадовался своей догадке, что пропустил мимо ушей язвительный тон и общую агрессивность Витьки. Он вообще в последнее время испортился. То подолгу молчал, что для него нетипично, то выдавал что-нибудь желчное. Ничего — подуется и успокоится. Между мной и Витькой еще никогда не было конфликтов.
— Надо бы поговорить с аннитчиками, — сделал я вывод. — Глядишь, они что-то знают и дадут более конкретную информацию.
— Где они находятся? — поинтересовалась Ива.
Я развел руками.
— Последний раз были на подступах к Республике Росс. Борис Огнепоклонник их там перебил. Но не думаю, что это было все племя. Где-то живут другие. Спросим у тех, кто встретится на пути.
Я снова задумался, припоминая свой путь на юг и обратно. Получалось, что первое путешествие на юг из всей нынешней команды отчетливо помню только я один — Витька “перезагрузился” и многое забыл. Ива сопровождала меня лишь по дороге в Вечную Сиберию.
Тем временем Ива, которая сидела в привычной позе “сейдза” (это по-японски, с поджатыми ногами) у входа в палатку, чуть отодвинула полог, и я увидел на темнеющем небосклоне, в прорехе между чернильных туч, сверкающее блюдо полной луны.
— Сейчас танца нет, насколько я понимаю, — сказала Ива. — Но луна пойдет на убыль уже через день.
— Говорю же: бред! — раздраженно повторил Витька. Он валялся поверх спального мешка и без зазрения совести ковырял в носу.
— Разберемся, — коротко ответил я.
Что ж, если аннитчики попадутся нам по пути — хорошо. Если нет, едем спасать Киру, как и намечалось с самого начала.
***
Ночью мочевой пузырь по заведенному давным-давно порядку выгнал меня из душноватой палатки на свежий и влажный воздух. Разочек ему всегда надо было прогуляться.
Дождя, к счастью, не было. Тучи разметало по небосклону, в обширных прорехах светили звезды и туманности, шумела речка, поблескивала вода и мокрые кончики камыша.
Я подключил Третье Око и просканировал местность настолько далеко, насколько смог. Зона моего экстрасенсорного ви́дения охватило территорию с радиусом километров в два-три. Я чувствовал неровности ландшафта, скопления деревьев, мельтешащие точки живых существ — мелких зверьков.
Где-то далеко, на грани восприятия, шевелилась Погань. Я чуял ее страх перед Знаком Вечной Сиберии. Точнее, не страх, а непереносимость…
Получалось, где я — там Вечная Сиберия. Она передвигается вместе со мной. И если бы Знак был установлен полностью, территория, свободная от Погани, была бы в разы обширнее.
А как там поживает настоящая Вечная Сиберия? Без Знака?
Насколько эффективны меры, предпринятые Головановым? Помогают ли прожектора по периферии страны или уже перегорели? Не исключено, что их тупо своровали — несмотря на понимание всех чудовищных последствий. От Вечной Сиберии можно всего ожидать, мозги у ее жителей настолько вывернуты наизнанку квестами, что эти люди, по сути, живут в другой, виртуальной, реальности.
Я прошелся по сырой траве в кустики и долго выливал выпитый накануне и переработанный чай, задумчиво глядя на серебряный диск луны. Воздух был теплый и сырой. Ну, ничего, добавим еще сырости.
На луну наползло грязно-серое взлохмаченное облако, и мир сразу потемнел.
В памяти всплыли слова Кирсанова о Ложной Луне. Что это за Погань такая? И почему мне до сих пор не встречалась?
Я вернулся к вездеходу и палатке. Ива сидела в кабине машины со стороны водителя с открытой дверью. Я ее почуял сразу, как только выбрался из палатки, если не раньше, но не стал разговаривать. Ива молча смотрела на меня.
Подойдя к ней, я оперся ладонью о кабину и спросил негромко:
— Скажи, Ива, каковы мои… наши шансы?
— В спасении Киры, победе над Единым и справедливом правлении в Вечной Сиберии?
Я немного ошалел о такой точной формулировки. Все же временами забываю, что Ива — умбот высокого класса. Ей не надо уточнять и конкретизировать вопрос.
— Да, — сказал я.
— Исходя из тех данных, которыми я располагаю, — ответила Ива тихим мелодичным голосом, — не слишком высокие, но и не экстремально низкие. Около пятидесяти процентов.
— Половина наполовину?
— Где-то так. Точнее сказать я не в состоянии, поскольку для полного анализа нужно иметь полную базу данных.
Я задумался, глядя на серебряное, в темных пятнах, блюдо луны в прорехе между чернильными облаками. Далеко в лесу уныло вскрикивала сова-сплюшка. Воздух оставался влажным, но уже не так, как накануне.
— Что ты подразумеваешь под полной базой?
— Знание всех факторов, которые могут повлиять на успех нашего предприятия.
— Так их миллион!
— Даже больше. Но основные — это Кураторы с Ивой-1 и ты сам. До сих пор неизвестно, какова твоя личная трансформация после всего пережитого. Ты ведь получал и получаешь до сих пор огромное количество травмирующих воздействий. Потерял память, семью, возлюбленную, умер и возродился, собираешь допарты и Знаки, которые влияют на твою психику.
— Когда ты так говоришь, звучит ужасно, — признался я и с неудовольствием отметил, что говорю чуть жалостливо, будто надеюсь на утешение.
Но Ива не была склонна к тому, чтобы утешать. Она лаконично описывала обстановку.
— Если подключить все резервы Росса, есть возможность просчитать будущее с точностью до восьмидесяти процентов. Не выше.
— То есть Габриэль лучше нас знает, чем все кончится?
— Не лучше, а с большей долей вероятности. Жизнь — штука непредсказуемая. И часто ей плевать на наш метаанализ.
Ива улыбнулась. В лунном свете ее лицо словно светилось собственным, а не дважды отраженным светом.
— Мда, это точно.
— Россы и люди до основания нашей Республики, — продолжила Ива, — пытались построить вычислительную машину, которая спрогнозировала бы будущее со стопроцентной точностью. Но для этого машина должна знать буквально все. Иными словами, люди должны были создать всезнающее существо — Бога. И было много попыток. Как со стороны прагматичных людей, так и мечтателей, грезивших о плановой экономике.
Я постоял, опираясь рукой о вездеход, хмыкнул.
— Плановая экономика? Это которая у коммунистов? Выходит, коммунисты хотели построить Бога? Прикол.
— Такова жизнь, — сказала Ива. — Она непредсказуема и непостоянна. А еще у нее есть чувство юмора. Атеисты зачастую ищут Бога активнее, чем верующие. И те, и другие надеются на появление существа, которое разрешило бы все социальные проблемы, потому что не верят в собственные силы.
— Это точно… — пробормотал я и с хрустом зевнул. — Ладно, пойду досыпать. Спасибо за очередной ликбез. Пятьдесят процентов на успех в противостоянии с самой продвинутой страной — это до хренища…
Я уже почти развернулся, когда Ива спросила:
— Как ты себя чувствуешь?
Я остановился.
“В каком смысле?” — хотел было я спросить, но не спросил. Потому что сразу понял, что она имеет в виду.
— Неважно, — признался я. — Ощущение, что из-под меня выбили все опоры. Ни в чем не уверен, ничего не знаю. Будто слепой щенок, ползу куда-то, сам не знаю, куда. Цели-то вроде есть, но как их достичь, вообще неизвестно… Еще и Витька обижается.
— Думаю, ответы придут в нужное время…
— Слабое утешение.
— А Витька… Почему он тебе так дорог?
— В смысле? — все-таки задал я этот вопрос. — Он мой друг.
— Не просто друг. Кажется, он и есть та опора в изменчивом мире, за которую ты держишься. Он — твоя семья, твой дом и вообще все на свете. Поэтому ты так страдал, когда потерял его, и так радовался, когда вернул практически с того света.
Я не стал отвечать. Ива увлеклась психологией, а это всегда действует на нервы — особенно если доморощенный психолог начинает тренироваться на тебе. Махнув рукой, я полез в палатку. Витька вовсю сопел в своем мешке. Я лег в свой, и спустя какое-то время меня одолел сон.
***
Наутро мы погрузились в вездеход, но проехали совсем немного. Из-за кошмарной дороги — вернее, полного бездорожья — батарея полностью села через пару десятков километров, посреди поля с куцыми рощицами, невысокими холмами и древними руинами Посадов. Пришлось остановиться и выставить солнечную панель, хотя до обеда оставалось не меньше часа. Я сумрачно подумал, что лучше заряжать батарею весь остаток дня, а завтра совершить мощный рывок.
Если, естественно, снова не хлынет. Тучи плыли с запада на восток бесконечными свинцово-серыми флотилиями. В прорехах редко-редко мелькало голубое небо. На западе угрожающе погромыхивало. Не было никаких гарантий, что вскорости опять не разразится гроза.
Целый день безделья подействовал на нас с Витькой не самым лучшим образом. Пацан по-прежнему мало разговаривал, ходил хмурый и недовольный, крутил на пальце просмоленную веревку шаманского оберега. Я прямо-таки кожей воспринимал его желание выбросить подарок и одновременно — оставить при себе. В конце концов Витька оставил дар Виталины, но на шею надевать не спешил.
Я не чуял никакой волшбы, исходящей от оберега. Просто занятная рукотворная штучка, и ничего больше…
После обеда я от нечего делать уснул в палатке.
Приснился муторный сон о том, как мы едем и едем по туманной равнине, по которой несутся следом за нами бледные полчища Погани… Где-то впереди на коне несется Борис Огнепоклонник и орет сорванным голосом, увлекая за собой всю нечисть Поганого поля.
“Вперед, к Оку Ведьмы!” — вопит он.
Я напрягаю все свои магические силы и вижу светленькую Катерину и темненькую Азалию, своих наложниц в становище Отщепенцев. Они полностью раздеты и с умильным видом танцуют, обнимая друг дружку и целуя.
Меня пронзает озарение: вот оно! Вот танец двух сестер! Все сходится!
Я проснулся мокрый от пота и со страшенным болезненным стояком.
Продрав глаза и чувствуя ломоту в висках, я увидел Иву, стоявшую возле распахнутого клапана палатки. Она спокойно наблюдала за мной. Спохватившись, я попытался чем-нибудь прикрыть выпирающий через штаны гомункул, но укрыться было нечем. Я дрых поверх спального мешка, а одеял не использовал вовсе. Подозреваю, что такую чудовищную эрекцию не скрыть даже толстым ватным одеялом…
— Ива, — хрипло пробурчал я и откашлялся. — Чего тебе надо?
Прозвучало грубо, но я едва проснулся и плохо соображал.
Впрочем, Ива не обиделась.
— Ты внезапно перестал храпеть и начал что-то мычать, — поведала она. — Я подумала, что тебе плохо.
— Сон плохой приснился, — сказал я. — Где Витька?
— Гуляет среди руин.
— Ты его отпустила? — Я резко сел на спальнике. Сон слетел.
— Он в зоне видимости. И не уходит далеко. Олесь, он не глуп.
— Знаю.
Я встал, стараясь не поворачиваться к Иве передом, чтобы не сверкать “гомункулом”. По мере того, как я просыпался, рождались резонные мысли. Во-первых, чего я смущаюсь умбота? Пусть даже на ее месте была бы живая девушка — плевать, мы в Поганом поле. И вообще, что естественно, то не безобразно; кому видно — тому стыдно. А во-вторых, мой сон — полная ахинея. Азалия и Катерина приснились мне из-за недотраха, и никакие они не сестры. Проклятие!
Выбравшись из палатки, я нашел Витьку взглядом, хотя успел уловить его присутствие В-зрением. Он бродил среди мшистых кладок разрушенных фундаментов метрах в пятидесяти от нас.
Я уселся на раскладном стуле у вездехода. Гомункул к тому времени успокоился.
Ива встала напротив и, когда Витька повернул к нам голову, поманила его рукой. Пацан, чуть поколебавшись, потопал к нам.
— Я хотела бы составить четкую стратегию нашего дальнейшего поведения, — сказала Ива, когда Витька подошел и, вертя оберег в руке, уселся на второй стул.
— Спасаем Киру, потом ищем Око Ведьмы, разбираемся с Единым, возвращаемся в Вечную Сиберию и правим долго и счастливо, — оттарабанил я и сам удивился, до чего все просто и легко. — Это если в порядке приоритета.
— Насчет приоритета никто и не спорит, — сказал Витька, скривив губы. Эта его привычка, приобретенная в Скучном мире, никак не желала его покидать. — Вопрос в том, как все это провернуть?
Ива не спешила что-либо говорить, и я спохватился:
— Или проблема в другом? Ива, у тебя другие планы? Ты не хочешь быть с нами?
— У меня нет планов, — мягко улыбнулась умбот. — Я — резервная копия умбота Росс, которая рождена благодаря тебе, Олесь. Я больше никому не нужна и буду служить тебе столько, сколько понадобиться. И я буду делать все, чтобы помочь тебе.
— Неожиданно… Но приятно. Мне… то есть нам не помешает светлая голова. Которая никогда не спит, не болит и не выносит мозг другим.
Я быстро зыркнул на Витьку. Тот пропустил шпильку мимо ушей и заявил:
— Ива имеет в виду конкретную стратегию. Чтобы спасти Киру, надо одолеть Габриэля и других Кураторов, у которых на тебя виды. Им нужны допарты. Они не отдадут Киру, пока не получат допарты.
— Я их отдам, — не задумываясь, сказал я.
— Тогда как победишь Единого? — вкрадчиво спросил Витька. — Как вообще найдешь Око Ведьмы? А Погань, что шляется днем? Ее уже не будет отпугивать твой недоустановленный Знак.
— Да, ты прав…
— Дело не просто в допартах, — вставила Ива. — А в самом Олесе Панове. Он собиратель допартов, и Кураторам нужен он целиком, чтобы исследовать то, каким образом его организм взаимодействует с допартами.
— Тогда… Тогда обменяю себя на Киру. Габриэль согласится. Пусть исследует, рано или поздно отпустит.
— К тому времени ты превратишься в овощ, — хмыкнул Витька. — Не вариант.
— Да, — сказала Ива. — Ты не должен отдавать себя в руки Кураторам. Ты погибнешь или станешь инвалидом. Зачем ты такой нужен Кире?
— Предлагаете выкрасть Киру? — спросил я. — Или отобрать силой?
— Когда облака рассеются, Ива-1 будет видеть каждое наше движение, — напомнил Витька. — Как мы в носу ковыряем…
— Как т ы в носу ковыряешь, — уточнил я.
— Неважно! И испепелит прямо с орбиты, если потребуется. Ива-1 — ферзь россов в нашей игре, понимаешь? А у нас такого ферзя нет! Ну, кроме твоей волшбы и… вот этого.
Он достал из кармана зеленую бусину и подкинул на ладони.
Я подскочил. Встав, взял бусину — она была удивительно тяжелая для таких размеров, будто из свинца.
— Ты ее оставил на фундаменте заброшенного Посада, Витька, — сказал я. — Вспомнил?
— Да, вспомнил. И нашел на старом месте. Ни ветром ее не сдуло, ни дождем не смыло.
— Но это же субквантовая бомба!
— В курсе.
— Предлагаешь взорвать Республику Росс?
— Хотя бы их Великую Стену. Для острастки. Чтобы не выделывались и вернули Киру. Как вариант.
Я ошалело уставился на бусину, потом — на Витьку.
— А как ее активировать? А если сами подорвемся!
— Думаю, Ива это знает, — сказал Витька хладнокровно.
— Да, знаю, — ответила она. — Но это очень опасно.
— Ты, кстати, поэтому не спешила нам рассказать, что чего сделана эта твоя фенечка на руке? — спросил Витька.
Я разинул рот, а Ива подняла руку с фенечкой из зеленых камушков, любовно сделанной Решетниковым.
Я требовательно протянул руку.
Ива сняла фенечку, я взял ее и чуть не выронил — весила она с четверть кило. Обычная девушка вряд ли носила бы на запястье этакую тяжесть, но биобот — запросто.
И как я не узнал эти бусины сразу? Решетников, дурень старый, набрал их из кратеров Князьграда и смастерил украшение для своей ненаглядной. Наверняка он и не подозревал, что это за диковина.
— Нет. Я хотела рассказать попозже, чтобы вы не беспокоились лишний раз, что рядом с вами мощнейшее оружие. Сейчас оно абсолютно безопасно. Опасность возникнет при попытке его инициировать. Для этого нужно заморозить эту бусину, а затем быстро нагреть минимум до температуры плавления свинца. Причем сделать это нужно в течение трех секунд. Понятно, что в естественных условиях такие условия сами по себе не возникают.
Я поскреб бороду:
— И как нам ее заморозить, а потом нагреть до температуры плавления свинца?
Витька нетерпеливо проговорил:
— До понятно же как! Сунуть в морозильник, а потом тупо взорвать… чем-нибудь.
— Осталось найти морозильник и что-нибудь взрывающееся, — усмехнулся я.
— Найдем, — уверенно сказал Витька. — Главное, эта штука устойчива прямо сейчас. Но когда жахнет, мало не покажется. Мы помним те кратеры у Князьграда-1. Зеленая бусина поглощает всю материю в радиусе в несколько километров. Взрывать придется на расстоянии, а то ноги не унесем.
Я представил, как мы подбегаем в Великой Росской Стене с морозильником подмышкой, выхватываем бусины в куске пластической взрывчатки и несемся прочь. Бусины — субквантовые бомбы — взрываются наоборот, то есть за доли секунды втягивают воздух, землю, постройки и вообще все материальное в точку, в черную дыру. И нас в придачу, потому что мы не успеем отбежать на нужное расстояние. Я невесело усмехнулся.
— Со временем определимся, как поступить, — наконец сказал я. — Война план подскажет.
Я глянул исподлобья на Иву.
— Что еще ты скрываешь?
— Я ничего не скрываю, Олесь. В моей базе данных немало информации, но чтобы ее получить, нужно задавать правильные вопросы.
— Хорошо, — вздохнув, сказал я. — Сформулирую вопрос иначе: что еще мы должны знать из того, что ты знаешь?
Ива улыбнулась:
— Все, что вы должны знать, вы знаете.
На этом разговор закончился.
Остаток дня я провел в довольно тухлом настроение. Цели и приоритеты ясны, но как добиться всех этих целей — совершенно непонятно. У россов есть Ива-1 и вся мощь их цивилизации, у Единого — вся Погань этого мира и еще невесть какие магические возможности. А у нашей команды мечты — мои допарты да зеленые бусины.
И оптимистичные пятьдесят процентов Ивы.
На меня нахлынули уныние и депрессия. После разговора с Ивой и Витькой во мне укоренилось сильнейшее сомнение в том, что я верну Киру и одолею Единого. Слишком много для одного растерянного ведуна, который и сам-то в магии мало что смыслит. Ничегошеньки у нас не выйдет…
…Среди ночи я проснулся от нежного, почти невесомого прикосновения. Распахнув глаза, мигом включил все свои Знаки, готовый атаковать или бежать.
Но в полумраке палатки, чьи тонкие стенки подсвечивались полной луной, вырисовывалась изящная тень Ивы. Она поднесла палец к губам: мол, не разбуди Витьку.
Я кивнул, озадаченный, и Ива, поманив меня рукой, беззвучно выбралась из палатки. Я полез следом.
Когда мы отошли к вездеходу, Ива повернулась ко мне и мгновение-другое стояла потупившись. Не знай я, кто это на самом деле, подумал бы, что девушка просто смущена и не знает, как начать деликатный разговор.
— Что случилось? — прошептал я, озираясь и сканируя окрестности В-чутьем.
— У тебя проблемы, — прошептала в ответ Ива.
— У меня? Какие еще проблемы?
— Уныние, апатия, общая фрустрация. И… проблемы с гормонами.
— Чего?
— Я помогу решить эту проблему ради нашего общего дела, Олесь. Только не сопротивляйся, пожалуйста, и не шуми.
С этими словами, она прильнула ко мне всем своим теплым и мягким ж и в ы м телом, обняла и прижалась губами к моим губам. Меня окутал запах женских волос и легкого, едва заметного парфюма. Запах был сладковатым… и сладостным.
От неожиданности я отшатнулся, но Ива не выпустила меня из объятий.
— Нет! Не бойся, не стыдись, и думай ни о чем! Я тщательно проанализировала ситуацию и все делаю правильно. Это не измена Кире, потому что нельзя изменить с неодушевленным предметом. Я ведь уже сказала, что сделаю все, чтобы помочь тебе.
— Д-думаешь, поможет? — заикаясь, спросил я. Сам не понимал, что бормочу. Ситуация была просто запредельно нестандартной.
Ива улыбнулась — причем по-другому, не так, как обычно. Лукаво и в высшей степени женственно. С ума сойти! Невозможно было в этот момент верить в то, что она — “неодушевленный предмет”.
Они взяла мои руки в свои ладошки и положила их на свою грудь. На ощупь грудь вообще ничем не отличалась от натуральной.
— Поможет, — прошептала она, — с очень высокой долей вероятности.