Шаги Вероники Сергеевны приближались к повороту и вдруг гулким эхом раздались уже внутри лабиринта арок. Она на ходу быстро достала ключи, выбрала нужный. Нестеров разглядел в противоположной стене дверь, которую Сапарова стала открывать.
Выскочившие со всех сторон члены оперативной группы напугали не только Веронику Сергеевну, но и Нестерова, мимо которого они пронеслись, как торпеды.
Эта стена в многоугольной колоннаде была выстроена бандой за одну ночь. Никто не обратил внимания на то, что арка немного выровнялась и уменьшилась в периметре, а в одном из ее боков оказалась плотно прилегающая к кирпичу металлическая дверь. Помещение получилось узкое, но длинное, вдоль одной стены стояло несколько столов: на одном помещалась огромная морозильная установка, на втором -- камера для сушки змей. На двух других столах змей разделывали, и делала это очень энергичная дама довольно почтенного возраста.
Так закончились химические опыты Вероники Сергеевны. Консультировал их из Киева Семен Сергеевич Крекшин, вдохновитель и педагог своей талантливой сестры.
9
Он лежал без движенья,
Как будто по тяжкой работе,
Руки свои опустив, голову тихо склоня...
-- Это про какого-то покойника стих. Вы уж погодите меня хоронить, Костя, я обязуюсь быстро поправиться...
-- Жуковский писал этот гениальный верлибр над усопшим Пушкиным. Но позволю себе заметить, что я не Жуковский, да и Пушкиных теперь маловато. Разве что здесь, в Северной Африке...
Алтухов стоял у окна, выходившего на площадку больничного комплекса, наблюдая за ярким ручейком посетителей и медицинского персонала.
-- Доктор сказал, что через два дня мне снимут швы. Здесь, при сорока градусах, все заживает быстрее, хотя если влажность увеличивается -- раны почему-то начинают... разбухать.
-- Эко вас выбрили, ужас! Тогда уж побрили бы всю голову. Как, не болит?
-- Обычные симптомы сотрясения мозга, и те проходят. Все-таки хоть какие-то лекарства мне колют.
Терехов был высоким, некрасивым человеком, с одутловатым лицом, напоминающим щекастого хомячка, с узкой полоской усов и желтыми глазами. Улыбался он подхалимски, но, перебинтованный, в ссадинах и синяках, вызывал жалость и участие. Один глаз его заплыл, веко вздулось и стало фиолетово-желтым. Губа тоже распухла, на затылке белели марлевые нашлепки.
Пришел он в себя только в больнице, и то через двое суток после того, как группа немецких туристов обнаружила его в пирамиде, раненного и без всяких документов.
Первые свои слова он, конечно, произнес по-русски. Медики обратились в российкое консульство, и те начали длительную проверку и установление личности. Держали Терехова в клинике на птичьих правах. Он не мог вспомнить, как его зовут, откуда он, где его родственники, где его деньги. Еще четыре дня ушло на лечение Терехова, пока он не вспомнил, что деньги у него были.
Пообещав докторам щедрое вознаграждение за свое лечение, он был на время оставлен в покое, но консульский сотрудник приходил к нему ежедневно, ожидая, когда раненый выйдет из состояния амнезии.
Этим сотрудником и был Костя Алтухов. После того как Терехов вспомнил свое имя, Алтухов сопоставил факты, заявленные Натальей Николаевной, а также руководителем группы, которая сопровождала туристов с Кипра. Из Москвы пришел факс с физиономией Терехова из анкеты на загранпаспорт. Личность была установлена.
Пока Алтухов перерывал кипы документов об исчезнувших за последнюю неделю российских гражданах, выяснилось, что Евгений Олегович Терехов в это время был убит в Новом Уренгое. Алтухову пришлось вылететь в Москву. Он получил данные о том, что Терехов лежит в клинике Каира с поврежденным черепом и амнезией -- потерей памяти.
В интересах новоуренгойского следствия эту информацию решено было не разглашать. Да и вообще, давно уж она наступила -- эта критическая масса информации, после постижения которой воспринимать что бы то ни было еще, -было просто не-пости-жимо.
И вот Алтухов во второй раз прилетел в Каир. Машина посольства встретила его и повезла по залитым солнцем проспектам, вдоль нескончаемо тянулись приземистые пальмы, а по обеим сторонам стояли невысокие типовые дома из белого камня. Солнце в этом мире, казалось, переливается через край, заполняя все щелочки и закуточки, не оставляя шанса ни одной тени.
И вдруг стало совершенно темно. Шофер остановил машину и, воспользовавшись паузой, задремал. Алтухов открыл дверцу, выскочил на улицу и уставился в небо. Оно из ярко-голубого внезапно стало темно-серым. Там, где только что находилось солнце, зиял огромный, черный, странный для взоров землянина диск, он пытался заткнуть дыру в черно-синем участке неба. А солнце теперь не казалось горячим и расплавленным шаром, а растекалось в темноте и в свою очередь пыталось вырваться из объятий черного диска. Алтухов даже не представлял себе, что такое бывает на свете, что существуют иные цвета спектра, нежели те семь, которые мы привыкли узнавать с детства.
Наваждение продолжалось с полчаса. Алтухов грустно проводил глазами лунный диск, сползающий с солнечного, и когда освобожденное в последний раз в этом тысячелетии светило засияло более или менее обычно, сел в машину. Шофер же солнечным затмением вовсе не интересовался.
Алтухов приехал в клинику, когда Терехов спал, и теперь стоял над ним и цитировал Жуковского, заметив, что раненый пробуждается.
-- Приветствую вас, Евгений Олегович. Как видите, я снова к вам. Привез вам персонально из Москвы новый загранпаспорт -- вернее, дубликат старого. Ну, а общегражданский будете оформлять сами. Приедете в Москву, обратитесь с заявлением о краже паспорта в свой паспортный стол.
-- Вот спасибо, Костенька. Как мне вас благодарить?
-- Лучшей благодарностью за мои старания, Евгений Олегович, будет просветление вашей памяти. Может, порадуете чем-нибудь? Вспомните, кто вас ударил, как это произошло? И почему?
Терехов с трудом привстал, Алтухов поднял повыше подушку, чтобы бедняге было удобнее сидеть.
-- Честно говоря, Костя, мне здесь помогают вспоминать наводящими вопросами. Как вы думаете, это не переодетые египетские милиционеры со мной возятся?
-- Думаю, что нет, Евгений Олегович. Так что же они вам про вас рассказали? И что вам удалось вспомнить?
-- Они навели меня на мысль, что у меня есть семья, например...
-- Весьма оригинальное предположение, -- пошутил Алтухов. -- Я и сам мог бы вам рассказать, что у вас есть жена, это не может быть тайной.
-- Еще я вспомнил море и тот теплоход, на котором я плыл незадолго до нападения.
-- Это очень хорошо, -- оживился Костя. -- Можете напрячь память и вспомнить что-нибудь про этот теплоход? С кем вы плыли? Откуда?
-- Попробую.
Терехов покосился на Алтухова, который стоял у вентилятора и принимал холодный воздушный душ. Закрыл глаза и стал представлять море, которое неизбывно плескалось в его глазах, пока он был без сознания, да и теперь еще не исчезало из воображения.
-- Теплоход плыл по морю. Плыл по морю. Все кругом -- голубое. Потом помню огромные черные пирамиды. Они занимают все пространство на земле и на небе. Потом чернота -- все черное.
Алтухов в отчаяннии махнул рукой.
-- Может, мне попробовать сеанс гипноза? -- скромно предложил Терехов.
-- Я уже спрашивал у врача, они такими методами не пользуются. Тем более с иностранными гражданами. Не разрешают, батенька. В том-то и состоит их метод лечения, чтобы больной сам все вспомнил.
-- Передайте мне, пожалуйста, сок. Как вы думаете, мне еще угрожает опасность?
-- Думаю, что нет. Думаю, на вас напали, чтобы выкрасть документы.
-- Кому понадобился мой заканчивающийся загранпаспорт? -- удивился Терехов.
-- Не только заграничный, но и российский. Дело в том, Евгений Олегович, что вашим паспортом преступник уже успел воспользоваться. Потому он и напал на вас так жестоко, может быть, хотел убить, а возможно, просто нейтрализовать на несколько дней, чтобы с помощью вашего паспорта исполнить свои коварные замыслы.
Алтухов говорил, а сам по мере рассказа начинал вдруг ощущать непонятную нелогичность выстроенной версии. Почему преступнику понадобился такой сложный способ овладения чужим паспортом? Именно в Египте, именно в пещерах...
Он еще не знал, что в день прибытия Терехова и Никиты Крекшина в Египет на этом же теплоходе плыли по Средиземному морю муж и жена Сенокосовы.
10
Через пару дней, так и не дождавшись полной поправки Терехова, Алтухов, успевший загореть до негроидной расцветки кожи, позвонил в Москву.