- Нисколько не сомневаюсь, - теперь интонация Полковника несла в себе едкий яд.
- Откуда ж столько презрения? - поинтересовался Благородный.
- Оттуда! - вспылил, наконец, и Полковник. - Оттуда, что мое дело было - выполнить последнюю волю дочери. А ваше - пробиться к ребенку несмотря на мое сопротивление. Несмотря на все силы ада!
- И вы еще смеете упрекать?!.
Видать, в этой последней реплике Благородного послышалась Полковнику боль столь искренняя, что он вдруг как-то весь помягчал и сказал:
- Хотите познакомлю?
- С кем? - испугался Благородный, и именно потому испугался, что отлично понял с кем.
- С дочкой с вашею, с Машенькой, - тем не менее пояснил Полковник.
- А она что, здесь?
Полковник кивнул утвердительно.
- Но я! но я! - в страшной неловкости замялся Благородный. - Но я н-не готов!
- Понимаю, - отозвался Полковник после недлинной паузы. - Она, наверное, тоже. Пойдемте, хоть фотографию покажу, - и направился к летней кухоньке, щелкнул выключателем.
Внучкино фото в рукодельной рамочке стояло на полке, предваренное роскошной розовой розою в баночке из-под майонеза. Благородный взял рамку в руки, посмотрел пристально на изображение лица дочери. Полковник забрал рамку у Благородного, вытащил из нее фотографию:
- Возьмите. У меня есть еще.
Благородный бережно положил фотографию во внутренний карман, уронил "спасибо" и направился к выходу.
- А про покаяние, - произнес Полковник совсем тихо, так, что при желании вполне можно было б его и не услышать, - про покаяние я сказал исключительно в связи с вашими! доносами.
- Что?! - столько праведного возмущения прозвучало в этом словечке человека, вмиг превратившегося из Просто Благородного в Благородного Карася, так безостаточно разогнало оно теплую, тихую какую-то атмосферу, только что наполнявшую кухоньку, что и Полковник поневоле сменил тон, поправившись с ехидцею:
- Простите: экспертизами.
- А-а-а! - протянул Благородный Карась, застыв на пороге. - А что! мои экспертизы? Я всегда писал, что думал. И если даже иногда заблуждался в своих оценках!
- Дмитрий Никитович! - как-то даже обескуражился Полковник. - Да пойдемте почитаем. Коль уж все равно в такую даль прикатили!
- Они! - отпустил Благородный Карась дверную ручку, - у вас есть?
- Да неужто в противном случае я посмел бы послать вам повестку? развеселился Полковник.
- Ну и пускай! Не стану я!.. - возмутился было Благородный Карась, но вдруг согласился, видимо, заинтересованный. - А впрочем!
Они вышли, двинулись вниз по тропинке, уложенной бетонными восьмиугольниками.
- Сюда вот, пожалуйте! Осторожно, здесь круто! Так! вот сюда! - вел Полковник гостя к заветному тамбуру. - Несмотря ни на что, всегда считал вас человеком! ну не то что бы вполне порядочным! Во всяком случае, никого другого сюда не пригласил бы. Постойте минуточку! сейчас! - нащупывал кодовые колечки, поворачивал, прислушиваясь к треску, замочный маховичок. - Сейчас я и свет зажгу, - и лестница в подземелье озарилась. Проходите, проходите. Не бойтесь: не пыточная камера, не подземная тюрьма.
- Да с чего вы взяли?! - взвился Благородный Карась, компенсируясь, видать, за то, что смолчал на "не то что бы вполне порядочного".
- Вот и чудненько.
Отворилась вторая дверь, нижняя, и перед Благородным Карасем во всем великолепии открылась полковничья сокровищница. Хозяин, пропустив гостя вперед, остался на пороге, и в гордом взгляде его чудился едва ли не блеск безумия.
- Где вы тут у меня? - насладившись паузою, двинулся Полковник к одному из каталожных стеллажей, вытянул ящик. - Так! так! та-ак! - приговаривал, перебирая карточки, словно на арфе играя. - Вот! - едва ли не на ощупь определил, наконец, нужную. - Шкаф номер восемь, папка четырнадцатая.
Затем подошел к шкафу номер восемь и извлек папку номер четырнадцать. Открыл. Перелистал. Подманил Благородного:
- Ваша рука? Узнаете?
Благородный Карась потянулся к папочке.
- Не надо! - профессионально остановил Полковник. - Трогать - не надо. Я вам почитаю. Вот, - принялся листать, - где это? Ага: "!с достаточной уверенностью заключить, что в подвергнутых экспертизе текстах безусловно"! чувствуете, - отвлекся, - какое словцо? вы ведь филолог, не можете не чувствовать! - и вернулся к документу: - "!безусловно отсутствует даже след таланта, так что мысли, высказанные в них, можно считать вполне авторскими и публицистическими".
Полковник шумно захлопнул папку, выпустив на волю легкое облачко тонкой книжной пыли.
- И это, заметьте, не про Солженицына. Это про того мальчика, помните? Который на втором году погиб в лагере, в Мордовии?
- Так ведь вы ж туда его и засадили, вы! - закричал Благородный Карась.
- Не мы, положим, а суд. Но дело сейчас не в этом. Это, так сказать, наши проблемы. Наши! с Господом!
- Вы еще и верующий?! - несколько истерично хохотнул Благородный.
- Не в этом! - повторил-утвердил Полковник.
Благородный Карась прошелся туда-назад по бетонному полу не упруго-спортивною, как прежде, как еще несколько минут назад, а шаркающей какою-то, стариковской походкой и потянулся в карман за трубкой, за кисетом, принялся набивать табак.
Полковник, краем глаза наблюдая процедуру, водворял папку номер четырнадцать в шкаф номер восемь, а когда Благородный Карась чиркнул спичкою, мягко сказал:
- Воздержитесь, если можете, Дмитрий Никитович. У меня тут с вентиляцией! - и пустил многоточие, подкрепленное жестом.
Благородный Карась раздраженно помотал рукою, гася пламя.
- Но я мог в конце концов ошибаться! - несколько запоздало, но с попыткой достоинства возразил. - И потом, там действительно с талантом было!
Полковник отрицательно качнул головою и тихо сказал:
- Неужели ж вы не понимали, что означает для него такая экспертиза? И потом: писали-то - не в журнал!
Они не выдержали-таки, и получилась любовь. А сейчас, смущенные, приводили в порядок одежду.
- Я ж говорила: ты сумасшедший, - лепетала Внучка. - А ну как полковник услышал?
- Не услышал он ничего!