- Фургон с продуктами не пропускают. Пикетчики сраные!
- Только по-французски! - произнесла встревоженная Жюли, как бы заклиная праздничную атмосферу вернуться.
- Постой! - остановил Кузьма Егорович Равиля. - Сам выйду. - И посетовал: - Вот народ! Только за границей и уважают!
- А зачем нам еще продукты? - спросила на ломаном русском Жюли вдогонку мужчинам.
- Про запас, - пояснил Никита. - На случай осады.
За воротами, возле вахты, в сумятице метели, волновался не пикет, а целый небольшой митинг. Лозунги типа: КРОПАЧЕВ, УЙДИ ПО-ХОРОШЕМУ!, ДАЕШЬ СОЦИАЛЬНУЮ СПРАВЕДЛИВОСТЬ!, КПСС - РЯД ГЛУХИХ СОГЛАСНЫХ! и аналогичные, которых много можно набрать из архивов рубежа девяностых, колыхались над толпою, облепившей большой грузовик-фургон с красными надписями АВАРИЙНАЯ на бортах. Народ волновался, барабанил кулаками и древками плакатов по стенам фургона.
- Разойдись! - безуспешно пыталась охрана расчистить дорогу грузовику. - Пропустите аварийную!
- Знаем мы ваши аварийные! - кричали из пикета. - Кто ж это КРАСНАЯ ИКРА напишет?!
- Отдай продукт, Кузьма! Дети голодают!
- Добром отдай!
Кузьма Егорович в шутовском своем белом смокинге, в короткой внакидку дошке явился на пороге-ступенечке вахты.
- Товарищи! - прокричал. - Товарищи!
Толпа как-то вдруг перестала шевелиться, притихла.
- Заткнись! - шипел один на соседа.
- Гляди, гляди, Сам вышел, - комментировал другой с уважением.
- Тамбовский волк! - только отдельные возгласы из прежних пыжились вырваться на свободу, но, неуместные в напряженной тишине, гасли, недоговоренные, недокрикнутые.
- Товарищи! - сказал Кузьма Егорович спокойнее, почувствовав, что его слушают. - В резиденции прогнили трубы. Водопровод заливает подвал. Это же, - кивнул на великолепный особняк прошлого, если не позапрошлого, века, - народное достояние. Ваше!
- Ежели наше - чего ж т тут живешь? - спросил кто-то ехидный, и реплика прозвучала уже не так неуместно.
- Вы хотите, чтобы дело рук ваших дедов, ваших прадедов погибло ни за грош?!
- Заботливый какой, - понеслось в ответ.
- Вот и отдай дедово!
Толпа уже почувствовала, что нормального, искреннего разговора не будет, и зашумела, загалдела по-прежнему:
- Хватит нае..вать!
- Фургон открывай!
- Показывай водопроводчиков!
- Товарищи! - пытался перекрыть Кузьма Егорович галдеж. - У нас же правовое государство!
- Прав до х.. - жрать нечего! - выкрикнул из толпы бас!
Равиль стоял позади, поигрывая ятаганом. Вероника с крыльца наладилась снимать происходящее, но Жюли, заметив, бросилась, как орлица на защиту птенца. Завязалась нешуточная борьба, победительницей из которой вышла все-таки мать. Завладев аппаратом, вскрыла его, вырвала пленку.
- Ему и так тяжело! - сказала. - Шлюха вонючая.
- Это я шлюха?! - изумилась Вероника. - Я?!
Висящий на заборе пикетчик орал тем временем:
- Неделя до Нового Года, а у них елка горит!
- И гусь на столе! - добавил прилипший к щели другой.
- С яблоками? - поинтересовался из толпы кто-то веселый.
- Масонам продались.
- Рождество празднуют.
- Католическое!
- Товарищи, товарищи! - все пытался унять Кузьма Егорович вой, но, кажется, только подливал в огонь масла. - Мне что, спецназ вызвать? Сами же провоцируете.
- Ага! Мы и виноватые!
- Всех не перевешаешь! - отвечали ему.
- Открывай фургон, Кузьма! Показывай трубы!
Толпа волновалась уже сильнее критического: вот-вот, чувствовалось, начнет ломать и крушить. Мент в будке вытащил пистолет, снял с предохранителя.
- А! - сказал вдруг Кузьма Егорович и жестом, каким бросают на стойку в кабаке последний рубль или - по национальным преданиям - бросали купцы под ноги цыганке последние десять тысяч, швырнул шубейку. - Ну-ка, Равиль, быстренько! Отворяй фургон!
Равиль спрятал ятаган в ножны и пошел к машине. Вновь притихшая толпа уважительно давала дорогу. Никита наблюдал серьезно, приподняв Веронику; та втихую перезаряжала аппарат.
Равиль сорвал пломбу. Ключиком, висевшим на шее, отпер замок. Кузьма Егорович и сам уже был тут как тут, помогал, отодвигал тяжелые металлические шпингалеты. Народ смотрел за всем этим с некоторой боязливой оторопью.
Мент спрятал пистолет в кобуру. На порожек-крыльцо подтянулась Жюли. Кузьма Егорович, едва двери фургона распахнулись, ловким пируэтом взлетел внутрь и тут же появился со свиным окороком в руке:
- Ну! налетай, ребята! угощаю! - и протянул копченую ногу в толпу, которая испуганно отступила, образовав перед фургоном пустой полукруг.
Вилась, посвистывала метель.
- Ну, кто смелый?!