- Куда-куда? - рассмеялась Ирина шутке мужа.
- В Нормандии живет дядя. Кинорежиссер. У него конный заводик и! прочее.
- Может, не надо, милый? Я слышала, там операции безумно дорогие. Кто я твоему дяде? Кто ему даже ты?!
- Ты не знаешь грузин! - почти обиделся Тамаз.
- Знаю, милый, знаю. Я за грузином замужем. Но давай как-нибудь уж здесь! Своими силами! не одалживаясь!
- Почему одалживаясь? Почему сразу одалживаясь? Он приезжал недавно, взял пару моих проектов. Тебе в это трудно поверить, но твой муж действительно талантливый архитектор. Он мне предлагал деньги сразу, я не взял, а теперь! Ну, что смотришь? Что смотришь? Даже среди грузинов я не встречал идиотов разбрасываться валютой просто так. Принеси-ка телефон. Набери международную. - И назвал номер.
- Увидеть Лондон и умереть? - спросила Ирина.
- Что? - не понял Тамаз.
- Детектив! Детектив так называется, - и Ирина достала из-под кресла потрепанную книжицу.
03.12.90
Машина была тяжелая, дорогая, шикарная. Вел шофер в форменной фуражке. Ирина отодвинулась от мужа, забилась в угол заднего дивана, не глядела по сторонам.
- Чего киснешь? - спросил Тамаз. - Франция!
Ирина пожала плечиками.
- Хчешь за руль?
- Я? - удивилась-загорелась Ирина. - Неужто позволит?
Тамаз выдал пулеметную очередь французских слов. Машина остановилась. Водитель вышел, распахнул дверцу перед Ириною, потом, когда та заняла его место, закрыл. Сам обошел капот, уселся рядом. Что-то Тамазу сказал.
- Спрашивает, имела ли ты дело с автоматической коробкой? Надо просто перевести вперед этот рычаг.
- Не хочу! - снова скисла Ирина. - Не надо. Мне не интересно!
04.12.90
!В сущности, это был бесконечный монолог о лошадях: о тонкостях разведения, о породах, о ценах, о чем-то там еще! А произносил его дядя то ранним серым зимним утром, на нормандском берегу, любуясь и впрямь безумно красивым табунком, скачущим по кромке прибоя; то на конной же прогулке - втроем - и странно даже было, как Ирине, впервые катающейся верхом, удается так ловко держаться в седле, ловко, но равнодушно; то во дворе конного заводика, на выездке; то за ужином при свечах (мужчины в смокингах, Ирина в декольте), внутри огромного дома, стилизованного под старинный нормандский!
Ирина, слушавшая с подчеркнутой вежливостью, все ж, наконец, не выдержала, перебила:
- Шалва Георгиевич, извините. Все это безумно интересно. Но! Тамаз рассказывал, зачем мы сюда приехали?
Шалва Георгиевич посмотрел на новую родственницу странным, холодноватым взглядом:
- Я дал ему денег. Мой доктор - не специалист. Не вызывать же из Парижа. Отдохнете и поезжайте.
- Да не устали мы вовсе! - выкрикнула Ирина. - От другого устали!
Дядя посмотрел еще холоднее:
- Поезжайте завтра с утра.
- Я сейчас хочу, сейчас же, сейчас! - выкрикнула Ирина.
- Сейчас? - повторил дядя и уставился на окно, за которым бился ночной ветер, потом на старинные настенные часы. - Сейчас мой водитель уже! Но если вы готовы ехать сами, берите "Ягуар" и! - и встал из-за стола, вышел из комнаты.
- Как ты себя ведешь?! - напустился на жену Тамаз. - Как ты себя ведешь?
- Как он себя ведет?! - возразила Ирина. - И где твоя независимость?!.
Ветер бесновался почище хакаса. Они проезжали курортный городок. Одно здание сияло огнями.
- Что здесь? - спросила Ирина.
- Казино, - буркнул Тамаз.
Ирина резко затормозила, сдала назад, вышла, приказывающе-приглашающе кивнула мужу!
- На зеро выпадает раз в тысячу лет! - ужаснулся Тамаз, глядя, как выгребает Ирина из бумажника последние деньги и сует их в кассовое окошечко.
- Это твои деньги? Твои? А обратные билеты у нас, кажется, есть.
- Да пожалуйста, ставь на что хочешь! Только ведь! операция!
- Вот пускай Бог и подскажет!
Крупье произнес положенные слова и пустил шарик. Он поскакал, попрыгал и, по законам жанра, остановился, естественно, на зеро. Крупье погреб лопаточкою груды фишек в сторону Ирины.
- А теперь? - спросил оторопевший Тамаз. - На что ставим теперь?
- А теперь - хватит, - отрезала Ирина, сгребая фишки в сумочку, - поехали!
- Так везет же! - изумился Тамаз.
- Это-то и печально!
05.12.90
На Монмартре было холодно, дул ветер, что не мешало доброму полутору десятку художников со всего, казалось, света сидеть вокруг Ирины и рисовать ее.
Один из них, рыжий, отложив карандаш, сказал:
- Может, хоть улыбнешься? - и, видя, что Ирина не понимает языка, продемонстрировал.
Ирина послушно растянула рот.