Ирина взяла совок, веник, принялась подметать.
- Не то что бы меня твой цинизм поразил - цинизму границ не бывает. Но как тебе не страшно словами было такими играть? Сглазить ведь можно!
- Вы что, убить меня собираетесь? - с попыткой улыбки подняла Ирина голову.
- Много чести будет - душу из-за тебя губить! Собираюсь только, чтоб ты знала: никого ты не обманула: ни меня, ни Реваза Ираклиевича! Тамаз мальчик, конечно, глупый. Он - художник, простая душа. Но и у него глаза откроются, уж я позабочусь. У тебя какие-нибудь анализы, снимки - есть? Что ты действительно болела раком?
- Уходите отсюда, Натэла Серапионовна, - сказала Ирина тихо.
- Я? Отсюда? Да с какой это стати?! Мастерскую сняла мальчику я. На деньги Реваза Ираклиевича. С какой это стати отсюда уйду?!
- Хорошо, - согласилась Ирина. - Вы, я вижу, хотите, чтобы уехала. Я уеду, если мне это скажет Тамаз.
- Ах, какая хитрая! Тамаз мальчик гордый! Тамаз никогда не признается, что его провели как ребенка. Не-ет! ты уедешь сама!
- Не уеду, - ответила Ирина твердо. - Сама - не уеду.
- Еще как уедешь! - возразила Натэла Серапионовна. - И не просто уедешь, а приведешь мужика, устроишь, чтобы Тамаз застал тебя! не беспокойся: он - не убьет! - застал и выгнал! к ебеней матери!
- Да вы! - поразилась Ирина. - Вы! сумасшедшая!
- Я?! - расхохоталась Натэла Серапионовна.
- Сумасшедшая, - тихо повторила Ирина: не свекрови уже - себе.
- Не-ет, милочка! Я очень даже нормальная. Реваз Ираклиевич собрал все подробности насчет тех десяти тысяч!
- Каких еще тысяч? - удивилась Ирина.
- Таких, что ты вымогала у Тамаза в Пицунде. Ты в тбилисской тюрьме еще не бывала?
- Десять тысяч?.. Вымогала?.. - Ирина опустилась на стул.
- Вот, смотри! - достала Натэла Серапионовна бумажку из сумочки, помахала над Ириною в высоко вытянутой руке. - У меня есть документы! Тамазик попросил эти деньги откупиться от абхазов. А Реваз Ираклиевич все выяснил: это ты с него требовала, ты!
!Красные купюры закружились, полетели, как ржавые листья, во тьме, то и дело высвечиваемые пронзительным сиянием маяка; Тамаз шел по базару, осыпая Ирину лепестками роз!
- Хорошо, Натэла Серапионовна, - сказала Ирина. - Я подумаю. Только оставьте меня сейчас одну.
Свекровь пикнула электронными часами:
- Сегодня среда? В понедельник передаю документы следователю. - И, задержавшись на мгновенье в дверях, произнесла эдак проникновенно: - И послушай моего доброго совета, милочка: никогда никого не лови больше на смерть. Это грех. Кощунство. Ах, да!.. - как будто вдруг вспомнила. - Ты ж некрещеная!
- Откуда вы знаете?! - простонала Ирина.
- Как откуда? - спросила свекровь так наивно, как только сумела. Конечно, от Тамазика.
И ушла.
Все плыло у Ирины перед глазами! Она вытащила из-под кровати чемодан, сумку, стала, как сомнамбула, бросать в них одно, другое! Приостановилась на мгновенье, огляделась в задумчивости. Взяла банан-двухкассетник. Включила. Ожила мелодия, та самая, под которую добиралась Ирина от Сибири до Грузии.
Снова принялась было за сборы, но вернулась к магнитофону, поставила на пол, посреди комнаты, присела на корточки. Вырубила музыку, нажала на красную кнопку записи. Сказала:
- Тамазик, я еду домой: надо выписаться, попрощаться, вообще: уладить дела. Сам знаешь: все у нас с тобою случилось так! внезапно. Позвони мне туда. Я вернусь, как только позовешь. Мой телефон: два ноль два двадцать два. Смешной телефон, правда?
Ирина думала, что бы добавить еще, пленка вертелась беззвучно, но тут внизу хлопнули дверцы подъехавшего автомобиля.
Ирина глянула в окно: Тамаз с приятелем извлекали из багажника универсала огромный макет храма, возвращенный с конкурса. Водитель помогал изнутри.
Ирина засуетилась: бросила в чемодан какое-то платье, побежала в спальню снимать гобелен!
Храм уже стоял у подъезда, мужчины прилаживались поднять его, чтоб нести. Ирина поняла, что ничего больше не успеет, так и оставила гобелен повисшим на угловом гвоздике. Наскоро щелкнула чемоданными замочками, дернула сумочную молнию, накинула пальто, сунула в карман шапку. Выскочила на площадку.
Храм полз, надвигаясь по ближнему пролету, но, слава Богу, загораживал Ирину от Тамаза. Ирина скакнула бесшумно на верхнюю площадку, осторожненько перегнулась через перила, увидела, как вплывает храм в мастерскую!
Когда дверь захлопнулась, легко и быстро сбежала вниз.
Выбралась из такси. Достала вещи. Пошла в здание. На мгновенье задержалась в дверях, обернулась.
Обернулась и от кассового окошечка в самый момент, когда нужно было отдавать за билет деньги, и - последней входя в загон на досмотр, и едва удерживаясь на крайней ступеньке аэродромного автобуса, и даже - на верхней площадке трапа, раздражая подгоняющую не задерживать стюардессу.
Тамаза не было.
21.12.90
В родном городке снегу успело навалить столько, что Ирина едва пробралась к полуподвальному оконцу междугородной.
- Ой, Ирка, - выскочила Тамарка, - какие дела! Явилась - не запылилась! Ну ты, подруга, даешь! Щас чаю поставлю.
Ирина вытащила два пузыря "Сибирской".
- Ну ты даешь! - повторила Тамарка. - Щас, сядем тихонечко. Связи нету. Тишина-покой! - чай, закусочка, стакан - все это между прочим, в процессе разговора. - Ну чо ты, где, говори, давно приехала?
- Я сейчас, Тамарка, княгиня, - сказала Ирина.
- Ну? Треплешься!
- Зуб даю. Княгиня Авхледиани. Во, смотри, - и протянула подруге свидетельство о браке.
- Ой, Ирка! Ну давай, давай, рассказывай! Умру щас! - и Тамарка, вытерев руки о юбку, осторожно тронула иринину кофточку.
- Из Парижа. Хочешь померить? - Ирина принялась расстегивать пуговицы.
- Ой! - запунцовелась Тамарка и надела кофточку, осмотрела себя.
- Нравится? - спросила Ирина. - Дарю, - и набросила на голые плечи облезлое тамаркино.