— А что будет с Девиттом?
— Девитт, скорее всего потеряет разум и станет дурачком. Полоумным. Блаженным. Но одно могу сказать точно — если ты там выживешь, то Девитт здесь тоже будет жить
— А если нет?
— То он умрет.
— Хорошо. Предположим, я не соглашусь. Я говорю предположим. Обрати на это внимание Барт. Предположим я не соглашусь и сбегу сейчас отсюда. Что тогда?
— Тогда Великий Инквизитор объявит venatio — охоту. Все, без исключения, кто тебе помогал будут убиты. От мала до велика. Все, кто словом или делом поддержал тебя с момента твоего появления.
— Тебя тоже? Ты же мне сейчас помогаешь.
Бартель сомкнул веки и кивнул, подтверждая, что его не пожалеют несмотря на его высокий сан.
— Меня в первую очередь.
— За что?
— За то, что допустил такую ситуацию и профукал твое появление. Кроме того, ты мне симпатичен. Они будут убивать до тех пор, пока не останется ни одного человека, который симпатизировал тебе.
— Жестко, — я приуныл. Я уже успел посчитать в уме, что мне я мог стать причиной гибели десятка человек.
Большинство из них ни в чем не виноваты. Среди них были Элайна и Дария.
— Если тебе в твоем мире было некомфортно, то я могу предложить тебе легкую смерть здесь.
— Да уж благодарю тебя, ты очень заботлив, — съязвил я на его предложение, чем его искренне удивил.
— Если ты не хочешь возвращаться в свой мир, то сразу попадешь в рай, принеся себя в жертву. Разве ты не хочешь?
— Как-то пока не горю желанием, могу уступить тебе очередь.
Он промолчал. Я с тоской подумал о том, что мне не хочется покидать этот мир, где я нашел себя.
Пусть он отличается от того, в котором я родился, но здесь была какая-то настоящая чистота в людях. А жизнь и смерть играли совершенно другую роль в сознании людей, с которыми я успел сблизиться за последние сутки людей.
Еще полчаса назад я мечтал об опасном путешествии в Ватикан, о том, как построю мощнейшую компанию на континенте.
Как возьму в жены, самую прекрасную девчонку на белом свете, потому что она, конечно же полюбит самого отважного, дерзкого, умного, сильного и богатого парня в Розенлааре.
Как мы с моим кузеном Аартом, расплетем этот сложный узел интриг, найдем и покараем негодяев, посмевших организовать вчерашнее нападение. Я был уверен, что брат, каким бы он не был не способен на это.
Я мечтал о том, как найду Голиата, своего брата, постараюсь выслушать и понять его.
И возможно объединим с ним кланы, судьба-злодейка иногда может пошутить и преподнести приятные сюрпризы.
А если нет, то мы просто договоримся, как мужчины о границах и будем свято хранить слово данное друг другу.
Но теперь после этой встречи с Бартелем Тиельмансом, я понимал, что всему этому сбыться не суждено.
Я не хотел возвращаться. Никто не знал, что меня ждало там в моем старом мире. Скорее всего, я думал, что стану таким же овощем и дурачком, как и Девитт из рассказа Барта.
Выбора у меня не было. Я не хотел стать причиной гибели невинных людей.
Я затосковал с еще большей силой, когда подумал о Элайне. Я залпом выпил остаток пива в своей кружке и собрался духом.
— А что там с последним желанием осужденного? Есть у меня право на желание? У меня есть время попрощаться с друзьями?
Бартель Тиельманс растеряно посмотрел на меня непонимающим взором и отрицательно покачал головой.
— Ладно, проехали. Рассказывай, как мне вернуться обратно?
— Ты пойдешь в полночь к трактиру на околице на холме, тот что называется «у Оленя». Трактирщик разожжёт костер на улице, для копчения свиной туши. Подойдешь к нему понюхаешь запах костра и произнесешь «Deus, tempus». И всё.
— И всё? И как это работает?
— Я не знаю, как это работает. Но раз в сорок лет, за два года до вашего прибытия, на окраине разных городов и селений открывается трактир с названием «У оленя» и с изображением Святого Губерта. Там появляетесь вы — люди из другого времени. Когда вы исчезаете, в трактире каждый раз происходит пожар, и кабак сгорает дотла.
— Может трактирщик знает, как это работает?
— Трактирщики ни при чем, на все воля Господа, — монах вознес глаза к небу, — трактирщиков неоднократно пытали на протяжении столетий, пытаясь выведать правду. Результат нулевой. Эти бедолаги сами жертвы. Они всегда сгорают вместе со своим трактиром. Они не могут объяснить почему они так называют свои заведения, почему именно в том месте, а не в другом. Будто их ведет чья-то чужая воля. Последние четыре столетия мы даже не вмешиваемся в процесс. Каждый раз всё повторяется. Инквизиция просто наблюдает за ними.
— А часто путешественники во времени отказывались возвращаться?
— Дважды. Оба раза погибали сотни ни в чем неповинных людей.
Для человека имеющего внешность неандертальца он очень складно говорил.
Я невольно проникся уважением к нему.
В который раз я убеждался, что внешность обманчива.
— Что ж, я согласен вернуться. Жаль, что мое путешествие так быстро закончилось, но и на этом спасибо. В полночь я буду у трактира понюхаю дыма и скажу «деус, темпус». Было приятно познакомиться! — я протянул ему руку и попытался встать.
Но тут же ощутил, как чьи-то сильные ладони легли мне сзади на плечи и пригвоздили меня обратно к скамье.
— Сядь. — Бартель Тиельманс равнодушно посмотрел на меня и не ответил на рукопожатие, — братья побудут с тобой до полночи, они проводят тебя к трактиру.
Я посмотрел назад и увидел двух крепких монахов стоящих справа и слева от меня.
Я не слышал, когда они вошли в трактир и как подкрались ко мне со спины.
Их стальные взгляды и суровые выражения лиц, говорили о том, что они не задумываясь свернут шею любому по приказу Бартеля.
Если им одеть черные плащи и макси, то можно запросто спутать этих инквизиторов со вчерашними убийцами.
Один из них вытащил мой нож и передал его Бартелю.
— Будем считать, что это трофей. Плата за твою дерзость. Он убрал нож за пазуху.
Монахи подобрали полы, перешагнули через лавку и уселись у меня по бокам.
Бартель Тиельманс встал из-за стола подозвал трактирщика, приказал ему закрыть заведение и никого не пускать пока наша троица — я и двое монахов, не уйдем. Он вознаградил его серебряной монетой.
Хозяин кабака остался доволен не задавал лишних вопросов.
Так мы просидели несколько часов. Я пытался разговаривать с монахами, но они соблюдали гробовое молчание.
В конце концов мне это надоело, и я умолк.
Предыдущая ночь выдалась бессонной, я сложил руки на столе, и спрятав в них лицо сидя уснул.
Один из монахов растолкал меня затемно. Второй стоял рядом. Он сунул мне в руки монашеский балахон с капюшоном.
Дождавшись, когда я натянул на себя одеяние, он безразлично указал пальцем на капюшон.
Я накинул капюшон на голову и теперь мы все выглядели как монахи.
Чтобы меня узнать прохожему пришлось бы подойти и заглянуть мне в лицо с близкого расстояния.
Пока я облачался первый подошел к двери, выглянул чтобы понять безопасна ли дорога. Он посмотрел на нас и кивнул.
Второй из монахов легонько подоткнул меня к выходу.
Я молча кивнул в ответ и направился за первым к двери.
На улице было немноголюдно. Редкие прохожие уступали нам дорогу, не испытывая нам ни малейшего интереса.
Мы быстро миновали крепостные ворота и за стенами после моста, я увидел человека с факелом в руках.
К коновязи были привязаны три осёдланные лошади.
Один из монахов так же молча подошел к одной и лихо вскочил в седло. Второй кивнул мне в сторону лошадей.
Я заволновался от того, что никогда не ездил верхом, но напрасно. Тело все сделало само за меня. Я так же ловко оказался в седле, как и первый монах.
Мне было невыносимо тоскливо от мысли, что через некоторое время я вернусь в свое неуклюжее тело калеки в Москву.
Но я отогнал от себя грусть и огляделся по сторонам.
В свете луны я видел великолепный ночной пейзаж. Мне хотелось его оставить в памяти, и я жадно впитывал окружающую красоту.
Маленькие каменные домики со светящимися окнами и дымом идущем из труб, напоминали новогоднюю сказку.
Стены и башни замка выглядели, как из рыцарского романа, а окружающая природа выглядела загадочно и торжественно словно собиралась меня провожать.
Человек с факелом отвязал лошадей и пошел в сторону ворот.
Мы тронулись в путь. Проезжая по Розенлаарю, я увидел дом Ван Дейков. В окошках горел свет.
Значит дом не сгорел полностью и его смогли потушить. Меня это подбодрило.
Мы ехали шагом и примерно за полчаса добрались до подножия холма, где вчера я собирался держать оборону от своры собак, в итоге пронесшихся мимо меня.
На вершине холма находился трактир «У Оленя»
Монахи остановили лошадей.
— Слезай, — впервые за день обратился ко мне один из них. Я спешился.
— Дальше пойдешь сам, нам туда нельзя. В полночь пробьет колокол — дальше ты знаешь. Но давай без глупостей, не вздумай бежать, мы тебя тут же к праотцам отправим. Да и некуда тебе бежать дальше лес, а внизу мы. Тебе понятно?
Я смотрел на их капюшоны, которые скрывали лица.
— Понятно. Ну давайте, мужики, счастливо оставаться! Спасибо за прогулку. С вами было приятно поболтать.
Монахи не отреагировали на мои слова.
Я похлопал свою лошадь по шее, ощутив ее гладкую теплую шерсть и зашагал сторону трактира.
Было свежо и уже тянуло дымком. Видимо, трактирщик наверху уже разжигал костер.
Скинув капюшон с головы на плечи, я разглядывал ночное небо.
Я поднимался по тропе без особых усилий, думая о предстоящем возвращении в Москву.
Когда я взошел на холм, то увидел трактирщика и его жену, суетящихся у уличной коптильни.
Рядом с коптильней стояли мешки с опилками для копчения, и разделанная полутуша.
Они не удивились моему появлению и поздоровались со мной.
— Привет Девитт, почему не спишь?
Я посмотрел на этих бедолаг, вспомнив, что говорил об их судьбе Бартель Тиельманс.
— Доброй ночи. Мне не спиться я решил прогуляться.
— Желаешь поесть или пива? — трактирщик был поглощён занимающимся огнем и не смотрел на меня.
Его жена сновала между уличной коптильней и трактиром, вынося снедь и нужную посуду.
— Сегодня за счет заведения.
— Пожалуй нет, я сыт, спасибо… — я смотрел на этих добродушных людей и мне стало не по себе от того, что мое отбытие должно было стать причиной пожара, в котором они сгорят.
Костер разгорелся и уже давал много света и тепла. Тайком глянув на башенные часы, я увидел, что до полночи осталось пять минут.
И тут я вспомнил, что Себастиан дал мне записку Элайны.
Я на автомате стал искать карманы, но вспомнив, что в этом мире они еще не придуманы, полез в кошелек.
Среди монет я нащупал свернутую в трубочку записку.
Я уселся поудобнее на снег недалеко от костра и развернул её, чтобы прочесть.
В следующее мгновение я подскочил, как ужаленный. Мне было трудно сдержать свой гнев. Я скомкал записку со злостью и швырнул ее в огонь.
Трактирщик уставился на меня удивленно спросил:
— Девитт, у тебя все в порядке?
Отблески огня играли на его лице в точной прохладе.
— Если хочешь остаться жив, затуши костер и не копти сегодня тушу. Сделай это завра, когда я снова приду в полночь.
— Что с тобой ты болен? Ты бредишь, Девитт?
Я ничего не ответил, развернулся и зашагал обратно в Розенлаарь вниз по склону холма. Мои планы резко поменялись.
Трактирщик с женой молча провожали меня взглядом смотря мне вслед.
Часы пробили полночь.
******
Мне было не по себе от того, что я прочитал в записке
Элайна писала, чтобы я не верил ни единому слову Бартеля Тиельманса.
Ее силой принуждали перейти в монашество, принять монашеский сам в женском монастыре.
Это была та часть владений Аббата, о которой ходили самые отвратительный слухи.
Католические священники явились к ужину в дом лавочника Ван Дейка и сообщили, что его дочь ждет или монашество, или экзорцизм.
Они утверждали, что в нее вселился еще один бес. Родной брат моего беса. Контролировал процесс сам Бартель Тиельманс.
Мне стало понятно, что это именно он подстроил все таким образом, чтобы отлучить Элайну от дома и переселить ее поближе к себе.
Та, которую я любил, очень боялась наказания за записку и умоляла уничтожить ее после прочтения. Мне даже показалось что я увидел засохшие капли ее слез на фактуре бумаги.
«Вот тварь! Обезьяна говорящая!», — думал я про Бартеля, решительно спускаясь по склону.
С одной стороны, он действительно обладал информацией о моем перемещении в чужое тело. Никто кроме меня не мог знать подробности из моей московской жизни.
Списки в Католической Церкви говорили о том, что все что со мной происходило — не сон.
Мне явно передали эту информацию через Барта для того, чтобы я понял, что все серьезно.
Он воспользовался положением в своих целях, превысил свои полномочия.
Бартель Тиельманс был не глупым. Он быстро сообразил, как ему заполучить двух зайцев.
Он избавляется от меня и получает Элайну.
Я был уверен, что аббат без зазрения совести передаст мою любимую в руки этого животного, потому что у аббата появился бы рычаг на самого наместника Великого Инквизитора во Фландрии.
Наш барон Ван Туйль по факту был вассалом аббата.
Аббат не упустит возможности иметь и использовать компромат на брата, который из-за своей страсти нарушал обет монашеского безбрачия.
Элайна против своей воли сводила с ума Бартеля Тиельманса, который обезумел настолько, что был готов держать девчонку в заточении и творить с ней все что ему заблагорассудиться.
Я свернул резко вправо, так чтобы выступающий склон холма скрыл меня от взглядов монахов. Мне нужно было их обхитрить и уйти незамеченным.
Я продолжил свои размышления.
Сначала Бартель рассчитывал, что аббат сожжет меня прилюдно, но появление барона спутало ему все карты.
Затем слух о моем прибытии, молниеносно дошел до Ватикана. Уж не худощавый ли дрищ туда стуканул? Впрочем, это и спасло меня.
Ведь благодаря ему на следующий же день после моего появления прибыли эти двое. Они скорее всего тусуют где-то неподалеку. Ночь пути. Амстельштадт, Гарлем? Неважно.
Так, что со временем нужно будет его поблагодарить.
Бартель не мог убить меня, потому что должен был соблюдать устав, в котором было четко прописано, как вести себя с путешественниками во времени.
Он и так его нарушил, когда не сообщил обо мне сразу. Ему полагалось серьезное а-та-та от Великого инквизитора.
Поэтому он был так взволнован, когда высматривал меня у входа в палаты барона в замке
Двое монахов сальванийцев, провожавших меня не подчинялись ему. Совсем.
Скорее наоборот. Я вспомнил, как он смотрел на них. Вся его снисходительность и высокомерие куда-то испарялись при этом.
Он был вынужден в их присутствии соблюдать правила. Он смотрел на них, как дрессированная собачонка.
Они не хотели светить своей властью. Кем же они были, Едрит-Мадрид? Думай Савва.
Это как, если бы барон был губером, то есть губернатором, а Бартель был бы главным фсбшником в области.
Эти двое были круче Бартеля. Типа ФСОшники?
Парни из тайной службы безопасности Папы Римского.
Бррр. Я поежился. Куда я же залез?
Но к моему удивлению анализ ситуации не вызвал во мне страха или волнения.
Наоборот я почувствовал азарт.
В душе родилось желание померяться силами и мозгами с теми, кто обладал абсолютной властью если не в мире, то в Европе точно.
Я аккуратно спустился по холму справа к заледеневшей мельнице.
Тропа здесь была более крутая чем по центру и я, насколько раз поскользнувшись, садился на задницу. Зато меня не видели ни трактирщик, ни монахи внизу у дороги.
На улице не было ни души. Если бы я не знал, что эти двое будут ждать пока не сгорит таверна я бы шел не по околице, а прямо по дороге не таясь.
В домах уже погас свет, местные жители ложились спать. Я крался по самым дальним заснеженным огородам, чтобы скрыться от случайных взглядов монахов на лошадях.
Фасады домов, за которыми я шел хорошо просматривались от подножия холма.
Дом Элайны сейчас находился на противоположной стороне Розенлааря, и я с теплом в душе подумал о ней.
Я не дам пропасть этой красотке. Жаль, что я не смогу взять ее с собою в Москву.
План мой был очень простой. Мне нужно было добраться до Аарта и Дарии рассказать им про Элайну и Бартеля.
Уговорить его выдвинуться на рассвете вместе с маркизой и моей любимой в Ватикан.
В дороге его сопровождал бы Себастиан, который позаботился бы о сестре и не дал бы ее в обиду.
Если Дария согласилась бы взять под свое крыло Элайну и сделать ее со временем своей фрейлиной, то ни Бартель, ни аббат не посмели бы перечить Дарии Альба.
Никто не хотел с ней ссориться. Это было чревато крупными неприятностями.
Что же касается моего плана по созданию великой торгово-производственной империи, то я собирался посвятить весь следующий день его написанию и отправить конверт почтовым голубем вдогонку Аарту.
Бартель Тиельманс ничего не сказал про дату моего перехода в свое московское тело. Он допускал возможность, того что я останусь в этом времени больше, чем двое суток. Я собирался задержаться здесь еще на сутки.
Правда, он угрожал мне необратимыми последствиями в будущем, но кто знает, думал я, что хорошо для одних, может быть плохо для других.
Возможно, думал я, что я изменю мир к лучшему в ущерб Инквизиции, если побуду здесь еще немного.
Я счел бы такие перемены благом и был бы горд, если мои действия преобразовали бы католический мир.
В ту ночь, я даже представить себе не мог какое сильное влияние на дальнейшие события окажет это мое решение.
На мне все еще была одета монашеская хламида с капюшоном, который я накинул, чтобы меня никто не мог узнать по дороге.
Идет себе монах ночью по Розенлаарю — и идет. Никому до него нет дела.
Я оставил далеко позади моих сопровождающих. Вначале я видел силуэты двух всадников, терпеливо ожидающих пожара в трактире.
Третья лошадь, на которой я добирался до холма, спокойно стояла рядом, обмахиваясь хвостом.
Но потом я удалился так далеко к замку, что даже мое острое зрение перестало различать их в ночи.
Я был уверен, что они тоже меня не видели. Иначе они непременно ринулись бы в погоню.
Если честно, то у меня отлегло от сердца, когда я понял, что сегодня трактирщик и его жена останутся живы.
Похоже, что Тиельманс не врал в части описания места перехода.
Что же касается трагических последствий открывающегося временного портала, то я надеялся, что сумею придумать, как спасти владельцев кабака до завтрашнего вечера.
Сейчас мне нужно было найти Аарта.
Несмотря на то, что с полночи не прошло и часа времени у меня было совсем мало.
Монахи из аббатства должны были прийти с первыми лучами солнца, я мне нужно было успеть не только получить одобрение кузена и маркизы.
Нам нужно было перехватить Элайну, дособирать обоз и отправить его из замка как можно раньше.
Добравшись до стен замка, я понял, что ворота заперты на ночь.
Хорошее дельце, если меня не впустят. Я осмотрел арку и замок.
Карабкаться по отвесной обледенелой стене было бы полным безумством.
Я трижды постучал в ворота огромным кольцом, надеясь, что стража не спит и узнает меня.
Секунд через десять в двери отворилось маленькое окошко, кто-то разглядывал меня.
— Где тебя носило?
Я услышал знакомый голос из-за двери.