Я не сумел сдержаться и немного отпрянул от удивления. Меня холодно встречало знакомое лицо.
Над троном, сзади, на белой стене располагался огромный ромб с полуприкрытым веком.
— Кристофер, что за…, — Аарт убрал шпагу в ножны и сделал шаг вперед.
Человек на троне остановил кузена жестом.
— Как вы уже поняли, Кристофер — это мое не настоящее имя. Меня зовут по-разному: Джон Смит, Александрус Попандополус, Рене Деккар, Витоджо Срадивари, Алонсо Тора и так далее. И только немногие знают имя данное мне родителями при рождении…
Он смотрел на наши нахмуренные лица. До меня начало доходить.
— Мое полное имя Гольят, — его голос звучал очень необычно. Отражаясь эхом от стен огромного зала он бы тверд и надменен, — я вижу вы не удивлены.
— Кстати вы находитесь здесь не потому что вы такие умные и проницательные. А только потому что я так захотел. Мои люди развесили вам указатели. Вы настолько бестолковы, что заметили только один.
Он сделал паузу. Но мы никак не отреагировали на нее.
Если бы я не видел все это собственными глазами, я бы подумал, что я попал в сказку или фильм.
Я все еще был в шоке от того, что встретил брата.
— Тем лучше. Мне придется меньше объяснять. Вообщем, если коротко, то ты, Девитт, сейчас умрешь. Хочешь узнать почему?
— Ну давай, объясни, хотя я не так представлял встречу со своим братом…
— Ты мне не брат! Собачье отродие! Ты никогда не был мне братом! — Кристофер был я ярости, я его не узнавал.
Он подался вперед на этих словах, схватившись руками за поручни трона. Костяшки его кистей побелели, а лицо исказила страшная гримаса.
В другом мире такой крик человека, во власти которого я бы находился, возможно и напугал бы меня, но не сейчас.
Я поискал оттенки страха в своей душе, но не нашел ни капли волнения, даже в самых потаенных ее уголках.
— Не ори. Связки надорвешь. Если у тебя есть претензии — говори. Разберем как мужчина с мужчиной.
— Есть ли у меня претензии? О да! У меня много претензий. Из-за тебя погибло слишком много невинных людей!
— Что это значит? Мне смешно слышать про смерти невинных из уст главы клана, сделавшего убийства своим ремеслом. Я же правильно понимаю, где мы находимся.
— Ты правильно понимаешь.
Я утвердительно кивнул головой.
— Вот и расскажи мне теперь про невинных.
— Ты тупой ублюдок, ты не понимаешь ничего!
— Ну ты же обвиняешь меня, вот и растолкуй, кто конкретно невинно погиб из-за меня.
Я подумал, что он что-то знает о судьбе владельца трактира «у Оленя» и его жены. Я совсем о них позабыл.
— Первым невинным человеком, которого ты убил была моя мать, когда ты только появился на свет.
— Но она была и моей матерью. Не забывай у меня никто не спрашивал хочу ли я появляться на свет такой ценой.
Савва решил заступиться за Девитта, чьей прямой вины в том, что произошло при его рождении, не было.
Кристофер-Гольят перебил меня не дослушав. Он кипел ненавистью ко мне.
— Заткнись! Чучело! Тебе слова не давали. Когда ты родился, в семьях обоих моих родителей тысячи людей были покалечены. Из-за тебя погиби сотни. И ты за это ответишь.
Он тыкнул в мою сторону указательным пальцем.
— Из-за тебя, погибла вся моя родня. Но тебе этого мало…
— Что ты имеешь ввиду? Я не понимаю, — я стоял, убрав катану в ножны и сложив руки на груди.
— Если бы не ты, и твой идиотский, невыполнимый план, то были бы живы мои люди, с твоих картинок. Были бы живы матросы с «Леопольда» и «Сеньора де Анточа». Был бы жив кардинал Августин, прислуга в его доме и твой друг Стас.
Я впервые серьезно задумался о том, что он говорил. Я вспомнил слова Тиельманса о том, что у каждого могли быть дети и потомки, а теперь их не будет.
Мне стало очень тяжело на душе. Мой брат встал, обнажил свой клинок и направился ко мне.
— Но ты будешь драться за свою жизнь. Я даю тебе шанс умереть как мужчина только по одной причине — ты трижды спас маркизу Дарию. В замке, хотя тебя об этом не просили, и ты спутал мне все карты, в кабаке Папа Пай, и на корабле.
— Какая неслыханная щедрость, — съязвил я. — можешь не благодарить, я не для тебя старался.
— Идиот! Она будет принадлежать мне.
Теперь вспыхнул Аарт молча слушавший нас до этого мгновения.
— Хрен тебе моржовый, а не маркизу!
— Успокойся Аарт, не забывай, что мы с тобой истинные братья, потому что в нас течет кровь наших отцов. А это отродие…, — он указал на меня острием своей рапиры в вытянутой руке.
Кристофер хотел поободрать слово, но не сумел. Он снова обратился к Аарту.
— Когда я разберусь с ним, я дам тебе возможность умереть за свою любовь с честью.
— Стой! Кроме меня больше никто не умрет, — я прервал его, — я меняю свою жизнь на жизнь маркизы и всех моих друзей. Убей меня, если сможешь и отпусти их.
Я знал, что Аарт, какой бы он не был сильный и тренированный не сумеет справиться с десятью неспящими за раз.
А Гольят не собирался оставлять нас в живых. После стольких смертей, произошедших по моей вине мне нужно было хоть кого-нибудь спасти.
Я все вспомнил. Я вспомнил как попал сюда.
Я московский сисадмин, Савва Филатьев, хромой на правую ногу, работавший в Пушкинском музее.
Умер от удара током упав со стремянки на рабочем месте.
Я всегда любил живопись. Я мог часами рассматривать альбомы с картинами, в изобилии присутствующими в книжных шкафах моих родителей.
У них не было времени и денег водить меня на кружки, поэтому единственным моим развлечением после школы было разглядывание этих альбомов.
Моими друзьями были персонажи с полотен величайших художников.
И к шестнадцати годам я знал о живописи примерно столько же, сколько опытный пятидесятилетний эксперт с аукциона Сотбис.
Потом я легко поступил в МГУ, отучился и был быстро принят на работу в музей.
И вот после того как меня долбануло 220 вольт. Я рухнул у картин Брейгеля, привезенных в наш музей на летнюю экспозицию.
Я не знал, как это работало, но факт оставался фактом. Там в Москве я умер, а здесь попал в тело молодого человека. Девитта Ланге.
Все это было бы прекрасным преображением, трансформацией, если бы не смерти, о которых говорил Кристофер.
Отрицать их связь со мной и моей беспечностью было глупо.
Моя отменённое решение вернуться обратно во времени могло спасти многих из них. Я это отчётливо осознал в тот момент.
Мои мысли отвлек окрик.
— О, нет! Я не дам тебе такой возможности! Решил побыть героем? После всего, что ты тут наделал? Бери в руки оружие и дерись! — он приложил рапиру к моей шее.
— Ты не можешь заставить меня делать то, чего я сам не хочу. У тебя нет власти надо мной, — я спокойно посмотрел ему прямо в глаза.
— Идиот! Ты так и не стал взрослым. Ты не понял каком мире ты доживаешь свои последние минуты.
Его брови сдвинулись. Я пытался найти в его лице сходство с собой, но креме голубых глаз нас внешне ничего не объединяло.
— Если я захочу, то заставляю тебя ползать и лизать мою обувь!
Я поморщился, взглянув на его тапочки, напоминавшие макасины
— Нет не сможешь.
— Я все могу. Просто я хочу показать, кто ты есть на самом деле — ущербный, — тихо ответил он, — ты не умеешь постоять за себя, ты приносишь беды, я поклялся что покончу с тобой в поединке. Я мог убить тебя раньше. Но я ждал именно такой случай. Дерись!
На последнем слове он нажал на рукоять своей рапиры сильнее, так что я почувствовал боль неглубокого пореза в области шеи.
— В тебе столько пафоса. Ни хрена ты не можешь! — я спокойно смотрел в его глаза, пылающие от гнева.
— Думаешь? Введите ее.
Один из черных плащей развернулся на пятках и направился к открывающемуся в стене проходу, темного которого вытолкнули Элайну.
— Если ты не будешь драться, я поимею ее сейчас у тебя на глазах, потом отдам своим парням. А когда они вдоволь наиграются отправлю ее самый дешёвый бордель в Риме. Знаешь, что там бывает с такими красотками?
Я увидел ее испуганное лицо и оскалился. Один из киллеров в маске крепко держал ее за предплечье.
— Сначала у нее выпадут все зубы, потом волосы, а потом она умрет от язв на теле.
Я понял, что мне придется соглашаться на поединок.
— Хорошо. Я буду драться. Но обещай мне, что как бы ни кончился поединок, ты отпустить ее и всех моих друзей и больше никогда не станешь их преследовать.
Брат смотрел мне в глаза обдумывая моё условие.
— Я обещаю, отпустить ее и твоих друзей. Бери оружие.
В его словах чувствовался какой-то подвох. Я лихорадочно пытался разгадать его ловушку.
— Аарта ты тоже отпустишь. Не пытайся меня обмануть.
— Аарта тоже, — Кристофер надменно улыбался.
Я понял, что не угадал и промахнулся. Один ноль в его пользу.
Начиналась игра нервов и выдержки.
Делать было нечего — я принял вызов. Я снял куртку, кошелек с пояса, достал из-за пазухи изображения убитых в замке барона киллеров.
Бережно положил их на пол рядом с курткой. Все это время Кристофер сверлил меня взглядом с высокомерным выражением лица. Он явно старался меня раскачать на ответную нервозность.
Я как бы пряча от него лица его друзей деловито и бережно положил портреты на пол рядом с курткой. Словно это была большая ценность для меня.
Самый верхний неслучайно выпал и перевернулся лицом на верх. Это был мастерский портрет того самого бородатого киллера, которого я убил первым.
Наиболее опытный боец из всех по представлению старого художника.
Кристофер исподволь покосился на изображение.
Всего лишь тень гнева пронеслась по его лицу, но этого было достаточно для того, чтобы засчитать следующее очко в мой актив. Мерзкая улыбочка сошла с его лица. Один — один.
Я остался в белой рубахе и удобных кавалерийских штанах. Подняв катану, я обошел брата слева. На безопасном для выпада расстоянии.
— Я готов. Уверен, что ты сдержишь обещание
— Здесь мое слово закон, оно крепче стали. Можешь не сомневаться.
Гольят совершил в воздухе приветственный взмах кончиком оружия, который описал невидимую восьмерку перед собой.
Затем он скривился в сатирическом поклоне передо мной.
Брат явно паясничал, давая мне понять, что я не достоин знаков уважения, ни как простолюдин, ни как противник.
Я никак не отреагировал. Мне было все равно.
Я повернул корпус в сторону Элайны и слегка поклонился ей. Видя, её встревоженные глаза, я весело подмигнул, демонстрируя веру в себя и присутствие духа.
Краем глаза я вовремя замелил движение моего противника вправо, он пытался зашагнуть мне за спину.
Я быстро сделал параллельный шаг, отступил, перехватил катану двуручным хватом и нацелил острие ему в голову
Гольят способен начать атаку без предупреждения. Я хорошо понимал это.
Он будет рассчитывать на внезапность. Я уже начинал его читать. Пока это была только разведка.
Держа рапиру, направленную вниз, он быстро прошел кошачьей походкой три шага влево, потом резко проделал тоже самое вправо. Его тело было расслабленным, в отличии от взгляда.
Шагая передо мной из стороны в сторону, как тигр в клетке он изучал мою реакцию.
Вдруг, он стремительно пошел на меня, атакуя в ноги.
Дзынк, дзынк, дзынк. Клики трижды жёстко соприкоснулись, выдав искры.
Три его быстрых удара — снизу по диагонали вверх в ногу, обратно хлыстом в печень и свингом с закруткой сверху в мое голое горло, были отбиты мной с лёгкой небрежностью.
Хотя эта атака могла показаться со стороны верхом искусства боя холодным оружием для не искушенного зрителя.
Мы оба прекрасно знали, что это только начало и настоящее искусство заложено не в типах атаки, а в мышлении и умении спрятать атаку от противника.
Обман — вот тот самый единственный смертоносный прием в бою, дающийся один раз.
Я отступил и вернул катну в исходное положение, приглашая его атаковывать снова. Я демонстрировал легкую беспечность, но я был максимально сконцентрирован.
Первая волна адреналина отхлынула, и я заметил, что мой лоб вспотел.
Я сымитировал двойную атаку в грудь, разрезая воздух очень близко перед его телом, понимая, что с этой дистанции я его не смогу его достать. Это не безопасно.
Ни один мускул не дрогнул на его лице, он даже не отступил — видел, что я не достану.
Он был чрезвычайно опытен и не желал демонстрировать мне свою защиту.
В следующую секунду он сделал ложный выпад, заставив уйти меня вправо.
Я посчитал, что атака закончена, но не заметил, как он молниеносно перенес свой клинок себе за спину и хлестко черканул остриём мне по ребрам.
Я почувствовал боль.
Разрезанная полоска белой рубахи тут же бледно окрасилась кровью.
В этом положении мне было не с руки контратаковать, и я предпочел пробежаться немного вперед.
Моя рана была не опасной, он мог бы нанести более серьезное увечье, но пожелал показать кто здесь «папа» на поле боя.
Он улыбался, явно чувствуя свое превосходство. Теперь, выставив на вытянутой руке вперед свой клинок, он стал приближаться.
Ладно. Я готов поиграть с твоим самолюбием, Кристофер.
Его атаки чередовались с паузами, в которых он продолжал ходить предо мной справа налево и обратно.
Он очень свободно владел клинком. Я дождался
следующей атаки приучая его к мысли, что я работаю вторым номером.
Второй номер это тот, кто защищается.
Я сменил стойку подняв катана остриём в потолок и держа рукоять двумя руками у правого виска.
Его клинок обманкой просвистел у меня перед лицом, потом дважды стремительно направился в ногу, затем снова в лицо.
Отступая, я сделал вид, что мне трудно справляться с его напором. Я парировал удары без прежней легкости.
Гольят недоверчиво тыкнул уколом в мою сторону и попал в подставленный рукав моей рубахи.
Есть! Ты купился!
Теперь моя очередь, я атаковал словно молния! Очень коротким порезом я направил ему лезвие в кисть. Мне не нужны были красивые удары. Нужны точные.
Кристофер зашипел от боли и негодования. Я легонько порезал его. Он не видел, как именно я это сделал.
Я пошел в атаку, не дав ему опомниться. Удары сыпались на противника градом.
Дзынь. Дзынь-Дзынь, Дзынь, Дзинь-дзынь-дзынь-дзынь. Я бил быстро. Короткими прерывистыми сериями и очень сильно.
Мне нужен был натиск, чтобы выбить его из равновесия. Чтобы он почувствовал мою силу и начал осторожничать.
Клинки свистели и завывали, отдавая в руку силу ударов. Тень смятения коснулась его взгляда, кода я чуть не выбил рапиру из его рук.
Я удвоил скорость атаки. У меня был еще резерв. Я быстро двигался вокруг него, обманывая его зрение широкими шагами враскачку.
Во она его слабость, я увидел открытую шею после вращения катаны над головой по диагонали сверху.
Слева — направо. В европейском фехтовании так не бьют. Европейцы и не готовятся к защите от этого удара.
Я решил использовать эту ошибку брата. Я не стал ее показывать.
Мне нужно подготовить его к этой ошибке. Я улыбнулся.
И зря.
Я тут же почувствовал, как его клинок порезал мне плечо.
Он ехидно оскалился, оглядываясь через свой плечо обходя меня за спиной.
Я не видел атаки. Вообще. Кристофер был отличным фехтовальщиком. Он мог бы меня лишить руки. Но его гордыне захотелось поунижать того, кому он мстил.
Ему хотелось, чтобы те кто видели этот поединок смерти потом рассказывали о том, как глава клана неспящих по кусочку отрезал плоть от мстителя.
Мою левую руку заливало кровью. Белая рубаха насквозь пропиталась красным.
Я почувствовал слабость в руке.
Гольят развернулся и побежал на меня в новую атаку.
Лишь бы рука не дрогнула, лишь бы хватило крови еще на десять ударов.
Я отбил все семь мощнейших ударов и перешел в контратаку. Я повторил все свои предыдущие движения и удары.
Широкими шагами в раскачку я маскировал свои удары, которые мой противник легко читал.
Раз, два, три, четыре. Он почти смеялся.
Я и тут включил свою полную скорость и повторил атаку.
Хоть он и справился с моими ударами, Гольят вновь совершил ту роковую ошибку. Он не видел, что его сонная артерия уязвима.
Теперь я был готов.
Я не стал давать ему шанс. Это было бы глупостью.
Клинок мягко вошел в его плоть. Его кровь обильно брызнула и смешалась с моей на нашей одежде.
Я выдернул катану обратно, крутанул ее вокруг своей оси, стукнул кулаком по обуху, чтобы ритуально стряхнуть кровь с клика и плавно завел его в ножны, как учил меня мой мертвый учитель фехтования Стас.
Он выронил рапиру, схватился за зияющую рану рукой, пытаясь остановить кровотечение. Но жизнь быстро покидала его, и он сначала рухнул на колени, потом на пол лицом влево и вниз.
Он лежал с остекленевшими открытыми глазами и больше не двигался.
Девять из десяти киллеров одетые в черное, рванули в мою сторону, выхватывая на бегу оружие. Это было предсказуемо.
Аарт выхватил свой клинок и бросился мне на помощь.
Я пытался держаться, но ноги подкашивались. Мне пришлось опуститься на одно колено.