Несколько десятков людей в черных капюшонах прибивали копии девяносто пяти тезисов к дверям церквей, соборов и костелов в крупных городах Европы.
Сама бумага была пропитана запахом духов, заказанных специально для этого случая в Кёльне. Это было сделано специально, чтобы никто не мог сфальсифицировать листовки в дальнейшем.
Я запустил необратимый процесс.
Одним из самых первых был пункт о внесудебных расправах над невинными людьми.
Те, кто погиб или были искалечен инквизиторами без особых причин, остались в памяти людей.
Наутро те, кто читали мои переводы Библии выстраивались у дверей храмов, чтобы задать вопросы священникам.
Возникали стихийные собрания на площадях городов и поселений. Растерянное католическое духовенство не знало, как реагировать на происходящее.
Некоторые священники трусливо убегали, другие хамили и угрожали пастве.
Но народ, почувствовав свежий глоток воздуха смеялся над ними.
Подобную картину я наблюдал из окон нашего постоялого двора, который назывался «Черный вепрь»
Пока я остался доволен результатом.
Сестры, видя перемену моего настроения в лучшую сторону, старались быть все время рядом.
Они были счастливы. Обе были готовы выполнить любую мою прихоть или приказ.
Я думал, что Ватикан отреагирует быстрее и жестче.
Все-таки, не каждый день ему бросают вызов.
Но то ли из глупости, то ли из страха передо мной, папские чиновники пытались приуменьшить значение происходящего и докладывали Папе полуправду.
Я заранее просчитал эту ситуацию.
Они бы так и пытались бы замять, скрывая информацию, если бы вскоре мои девяносто пять тезисов не появились бы на улицах и площадях Рима, а потом в самом Ватикане.
По рассказам очевидцев, появление листовки привело Папу Льва Х в жутчайший гнев с истерикой, не утихавшей стуки.
Сотни тайных агентов были брошены для того, чтобы найти меня.
Но это не так-то просто.
В каком из городов Европы меня нужно было искать?
Как я выглядел?
Как искать и ловить человека по имени Мартин Лютер, о котором еще вчера никто ничего не знал.
По распускаемым мною слухам, я был католическим священником. Человеком, ведущим очень аскетичный и религиозный образ жизни.
Я вроде бы родился в городе Айслебен, в Саксонии, учился юриспруденции в Эрфуртском университете, но давно там не жил.
Это все что было обо мне известно.
Больше Льву Х не за что ухватиться.
Когда реакция на первую волну моего наступления улеглась, Папа не придумал ничего лучше, чем вынести Мартину Лютера строгое предупреждение об отречении от Церкви.
Булла «Эксудже Домини» была зачитана во всех без исключения храмах католической церкви через три недели после появления моих тезисов.
Они были уверены, что эта булла непременно дойдет до меня.
Вместе с тем мне обещалось полное прощение и прекращение преследования, если я соглашусь публично покаяться и отречься от своей «ереси».
Слабый ход. Предсказуемый. Он и его подоплека читались заранее.
Те, кто его предпринял, наивно полагали, что он погасит напряжение, копившееся в пастве десятками лет.
Они думали, что успокоят меня и выиграют время, чтобы схватить и уничтожить.
Я не дал им такого преимущества.
В этот же день, сотни бойцов из моего клана снова вышли на площади в черных капюшонах, скрывающих лица.
Они публично сожгли папскую буллу.
Эта дерзость подхлестнула протесты до невероятного напряжения.
Народ поверил, что у них появился новый герой и защитник. Думающий о них и денно и нощно.
Народ пока не знал, что вместе с неспящим героем у них появился новый мститель, который одержим идеей справедливого возмездия.
Тот, кто всегда на шаг опережает Папу.
Потому что Ватикан теперь играет в мою игру. И Лев Х только отвечает на мои действия.
Инициатива у меня в руках.
На этот раз информация о сожжении буллы дошла до понтифика довольно быстро.
Человек клана из его окружения, подбросил секретарям ложную информацию о том, что существует портрет Мартина Лютера, написанный десять лет назад неизвестным художником в Баварии.
В это раз Папа решил нанести двойной удар.
Во-первых, он приказал предать меня анафеме и отлучить от Католической Церкви, во-вторых, он требовал любой ценой достать мой портрет.
Я снова видел его ходы заранее.
Мне было смешно быть отлученным от того, к чему я и так не был причислен.
А вот с портретами Папу ждала настоящая бомба.
Я это задумал прямо на том ялике, с борта которого я наблюдал, как погибают моя любимая и мои друзья.
Все два года я скрупулёзно собирал данные о том, кто погиб по папскому прямому указу или был убит с его молчаливого согласия.
Это были аристократы и полководцы, простолюдины. Мужчины и женщины обвиняемые в колдовстве.
Словом, все те, кто по тем или иным причинам попал в немилость Льву Х.
И были уничтожены.
Два года лучшие художники Европы выполняли заказ неизвестного господина Лютера и рисовали посмертные портреты по описаю близких, а иногда с натуры перед погребением.
Эти портреты потекли в Ватикан. Их везли как портреты Мартина Лютера, сына Иоганна, то есть Иоанна.
Мартына Ивановича по-нашему.
Я внутренне улыбался.
Боярин Лютый был доволен.
После получения картин наступило долгое двухнедельное папское молчание.
Мои агенты из клана докладывали, что Папа ни с кем не разговаривал и перестал есть и спать.
Он впал в прострацию и потерял способность управлять своим престолом.
Я поикал в душе то, что называется удовлетворением от мести, но не нашел его там.
Его церковное окружение не на шутку встревожилось. Они уже поняли, что некие люди в черных сутанах с капюшонами появляясь одновременно во всех городах Европы, диктуя свою волю. Они не уловимы. Они безнаказанны. Они хитры и умеют испаряться среди ясного дня.
Неспящие подготовили достойную смену ушедшим братьям. Маэстро постарался.
На это католические чинуши отреагировали так, как я и предвидел.
Они повсеместно запретили носить черные сутаны. Всем католическим монахам, священникам и послушникам.
Я в душе смеялся над этими маразматиками.
Им было не известно слово «флеш-моб». Впрочем, как и слово «цугцванг».
Положение Ватикана ухудшалось с каждым новым действием, вызывая новую, все более мощную волну протестов.
На следующее утро после запрета десятки тысяч горожан вышли в черных сутанах с капюшонами. Они делали это чтобы позлить католическое духовенство и поддержать своего кумира — Мартина Лютера.
По началу их хватали и бросали в объятия инквизиторов, но очень скоро их выпускали.
Выяснялось, что люди не имеют никакого отношения ко мне и моим братьям.
С моей легкой руки в обиход вошло слово «протестантизмо». Меня стали бояться, как огня.
Я очень больно жалил и по-прежнему оставался неуязвим.
На третью неделю, Папские советники стали подозревать, что клан неспящих связан с Мартином Лютером.
Но отправив гвардейцев на бывшие станции, базы и штабы неспящих, они не обнаружили ничего кроме разоренных и заброшенных помещений.
Мне стоило больших трудов уговорить Маэстро отказаться от этого «наследства» и начать строить все с нуля, на других принципах.
И я оказался прав.
Следующий шаг Папы я так же предсказал. Он потребовал от монархов присоединился к моим поискам и поимке. Папа Римский хотел видеть меня мертвого или живого.
Карл V обратился с гневным требованием ко мне. Я должен был подчиниться, прийти и сдаться.
Это было сделано заочно, считалось что я гражданин Саксонии.
Король пообещал за мою голову щедрую награду.
Я сделал паузу, показывая будто бы скрываюсь и ушел на дно.
На несколько недель.
Лев Х уже начал думать, что ему можно расслабиться, но не тут-то было.
Через неделю появились листовки, в которых утверждалось, что Папа и есть нечистый. То есть они и есть сам сатана.
В титуле Папы Римского можно было найти код к цифрам зверя. Викариус филли деи «vikarius filli dei» такие слова сопровождали все документы, подписываемые Папой.
При определенной интерпретации эти три слова становились числом из трех шестерок — 666.
Эта листовка уже возбуждала нездоровый интерес у средних и высших слоев населения Европы. Я снова не забыл окропить весь тираж теми же духами.
Реакция Ватикана была далека от продуманной. Папские защитники обозвали протестантов хулителями веры.
Такое уже происходило в истории, но только «хула на Папу» не приобретала такие массовые масштабы.
Единичных конкурентов или противников можно было уничтожать, обвиняя в поругании веры.
Но на моей стороне была уже добрая треть населения.
Я сделал последний красивый ход.
Я согласился предстать перед Папой, но при условии, что он согласится прилюдно и добровольно вступить со мной в беседу об индульгенциях, его преступлениях и его вероотступничестве.
Нам должны были предоставить равные условия на трибунах Рима.
Сотни черных капюшонов снова прибили мои требования, благоухающими кёльнским одеколоном, к дверям церквей.
Это было вопиющей, неслыханной дерзостью.
Ватикан больше не мог делать вид, что ничего не происходит. Не ответить на вызов — означало для них проиграть. Народ требовал публичных дебатов.
Папская администрация замолчала. Они обдумывали то, как можно выкрутиться из этого положения
Однако смысл моего хода был не столько в желании открыть дискуссию, сколько в том, чтобы продемонстрировать, что Папа боится честного разговора. И не пойдет ни при каких условиях на честный словесный поединок.
Для этого я инсценировал свое убийство на лесной дороге.
Я выкупил у местного гробовщика тело одного юноши. Примерно моего возраста, умершего от чахотки. У него совсем не было родственников, и я в некотором смысле помог обоим.
Первого сделал знаменитым, второму не пришлось хоронить тело за свой счет. Городской глава обязывал гробовщиков хоронить в кредит.
Фактически, похоронные лавки сами платили за такое погребение, потому что не могли дождаться оплаты городским главой долгое время.
Мою люди постарались снабдить умершего юношу черным балахоном, кипой листовок, типографскими клише, на которых размножались все мои листовки.
Письмо от несуществующей матери своему сыну Мартину. Диплом университета, несколько копий портретов тех несчастных, что я послал Папе.
Три огромных флакона духов, которыми пахли все мои листовки.
Этих «доказательств» было достаточно, чтобы папские секретные службы пришли к заключению, что я умер. Кто даже мог погреть руки на этом.
Они доложили об этом Папе Римскому.
Народ же ждал его ответа на мое требование о дебатах.
«Моё» тело срочно доставили в Ватикан. После совета, на котором иерархи церкви во главе с Папой пришли к выводу, что со мной покончено, они объявили о моей одержимости дьяволом.
Провозгласили, что божья кара свершилась. Тело тайно предали огню и развеяли над морем.
Папа на воскресном богослужении оповестил паству, что Господь покарал Мартина Лютера собственной рукой.
Начались волнения. Как я и предполагал — народ не поверил Папе. Они посчитали, что меня убили по его приказу.
В Европейских городах появились тайные кружки обсуждающие мою доктрину о том, что человеку для общения не нужна Католическая Церковь, так же, как и не нужен Папа, присвоивший себе власть и ресурсы.
Первые столкновения стали предвестниками большой тридцатилетней войны между будущими протестантами и Ватиканом.
Я знал, что этот процесс необратим и он приведет к неизбежному падению Папы.
Отмщена ли Элайна и мои друзья? Затягиваются ли мои зияющие раны? Ответ — нет.
Мне этого было мало. Я хотел лишить Ватикан экономической мощи.
Богатство Ватикана росло в результате испанской экспансии в Америку.
Испанская корона щедро делилась с Папой, который снабжал её поддержкой духовенства в Европе.
Рука об руку, Ватикан и Испания жёстко покоряли Мексику, Центральную и Латинскую Америку
Враг моего врага — мой друг.
Савва Филатьев прекрасно понимал, что нужно в этой игре Британии.
Мои проповедники усиленно работали в Англии и теперь мне было известно, что им нужны были испанские карты морей и океанов с навигацией.
Достать их в Испании было невозможно. Испанцы блюли их, как Цербер охранял выход из Аида.
Но зато я знал, что карты печатаются в типографиях Ватикана.
Пришло время возвращаться в Рим
Хотел бы посмотреть Папе в глаза.
Я с близняшками и своей командой засобирались в дорогу.
На этот раз мы двигались по суше.
Благо моя посольская миссия должна была завершится в Риме. Я должен был донести грамоту от Великого Князя Папе Римскому.
Мы прибыли в Рим через месяц.
Неспящие и Маэстро блестяще справились с нашей охраной и обеспечением в дороге и на этот раз.
Надо отдать должное Гольяту, он сумел выстроить клан так, что, оставаясь незаметными, люди клана обладали огромными связями и возможностями.
И если для высшего совета клана многое изменилось, то рядовые исполнители даже не знали, что создатель клана давно мертв, а сам клан влился в мой новый.
Тем лучше для всех. Независящие друг от друга звенья позволяли эффективно работать и быть в тени.
По прибытию в Рим девушки вновь оказались в своей стихии. Их глаза горели в предвкушении нового задания, им не терпелось ринуться в бой.
Рим с его шумными улицами очень отличался от Новгорода. Хоть и в Италии они были на чужбине, но все же им тут было проще.
— Габриэлла, Анабелла. Мне нужно кое-что вам рассказать. Садитесь, — я указал на роскошный венецианский диван в моем простонем номере.
Мы остановились в богатом постоялом дворе «Граф Винченцо» на окраине Рима.
— Господин, неужели пришел и наш черед? — Игриво спросила одна из сестер, — нам уже надоело наблюдать, как люди в капюшонах качают ситуацию. Мы хотим поучаствовать в этом.
— Почувствуете, не беспокойтесь. Все, что делалась до сих пор, было прелюдией к вашему выходу.
— Это уже интригует! — захлопала одна из них, широко улыбаясь. Я посмотрел на нее исподлобья. Скорее по привычке, нежели потому что мне не нравилось ее поведение.
Сестры давно привыкли ко мне и не обращали внимания на мою мимику.
— Дай угадаю, господин! Мы поедем в Ватикан вместе с тобой? Как ваши фрейлины? Кто вы на этот раз? Виконт? Отпрыск знатного рода?
— Да, точно, мы поедем в Ватикан. Но моя роль остается прежней. Я посол и выполняю поручения Великого Князя. А вот вы…, — я сделал паузу, — вы будете монахинями, сопровождающими меня с особой миссией. Мы повезем карты нашей Русского Царства в подарок Понтифику. Карты, которые печатаются в Уклюжском женском монастыре.
— Монахинями? — они озорно переглянулись, — Круто! Это очень возбуждает!
Я старался не привязываться к ним, потому что понимал, что могу в любой момент потерять их, но часто ловил себя на мысли, что их красота, задор и юмор превратили этих двух девушек из любовниц в моих друзей.
— Итак, красотки! Внимание, сосредоточились! Очень важно запомнить то, что я вам скажу, — они обе умолкли слушая меня, — риск того, что вас раскроют минимален, но все же он есть.
Они внимательно слушали меня.
— Если вы вдруг почувствуете малейшую опасность. То вы обязаны тут же отказаться от выполнения задания. У вас будет целых три пути отхода. Каждый из них проверен и безопасен. Понятно?
Они обе сосредоточенно молчали. Габриэлла едва кивнула.
— Отлично. Я терял близких людей и больше не хочу повторять своих ошибок. Я не для того два года готовился к этой ведетте. Ваша задача получить навигационные карты, копии которых хранятся в папском архиве. Если вы будете в точности следовать моим инструкциям, то вам даже не придется спать с папским архивариусом для выполнения задания.
— А если он привлекательный и импозантный сеньор? Для дела? — игриво спросила Анабелла
— Я понимаю, что вы готовы на все ради дела. Но я буду гордится вами, если вы разоружите архивариуса одними улыбками и взглядами.
Я рассказал им ту часть моего плана, которая касалась архивариуса и двух близняшек.
— Завтра мы приглашены на прием. Я распоряжусь, чтобы вас отвезли в город, чтобы вы могли подобрать себе монашеские одеяния. Уверен, они будут вам к лицу.
На следующий день, мы были собраны. Карета была запряжена шестеркой превосходных белых коней.
Мы только собирались выезжать на прием, как во двор верхом ворвался посыльный с письмом о том, что встреча с Папой по независящим причинам переносится на послезавтра.
Сначала я подумал, что тайные службы Папы что-то разнюхали про нас и аудиенция отложена из-за дополнительной проверки.
Но чуть позже стало известно, что на Папу было совершено покушение и перенос времени встречи никак с нами не связан.
Не состоявшегося убийцу поймали и приговорили к смертной казни.
Наш человек при папском престоле прислал голубя с информацией, подтверждающей покушение.
Мне предлагалось приехать в замок Касель Сант-Анжело, чтобы поприсутствовать на экзекуции.
Такую честь оказывали не всем послам.
Недолго думая, я согласился и отправился в сопровождении Маэстро в Сант-Анжело к полудню.
Кое-что не сходилось с этим покушением. Его не должно было произойти. Мне нужно было понять мотивы человека, напавшего на понтифика.
Приговорённому иногда давали последнее слово, и я рассчитывал, что тот расскажет по какой причине пытался убить Папу Римского.
Прибыв к крепости верхом, мы спешились у ворот. Это был правильные выбор, потому что кареты и повозки внутрь не пускали. Мы едва не опоздали.
По дороге образовалась огромная пробка, и многие приглашенные топали пешком сотни и тысячи метров.
Все старались не опоздать, и следуя мимо них верхом, я видел, как большинство обливается потом в июльскую жару.
После не долгой проверки моих посольских грамот нас с Маэстро впустили во внутрь.
Процедура оглашения приговора уже началась.
Внутри замка, представлявшего из себя цилиндрическое кольцо располагался основной корпус.
Мы взобрались по лестницам на верх на плоскую крышу.
Прямо по центру квадрата, под скульптурой ангелов плотники соорудили виселицу, представлявшую из себя шест с установленной перекладиной.
С конца перекладины свисала веревочная петля.
Перед виселицей стояли ряды скамеек для зрителей. Они все были почти полностью заполнены людьми, приглашёнными на казнь преступника.
Маэстро легонько подтолкнул меня в плечо указывая на свободные места. Я огляделся, старясь запомнить всех присутствующих.
— Папы тут не будет. Не ищи. Его сан не позволяет посещать подобные мероприятия, — прошептал мне мой напарник.
Тем временем прокурор светского суда зачитывал окончание вердикта.
— Таким образом подсудимый, Альфонсо Петруччи признан виновным по всем пунктам и приговаривается к казни через повешение. В последнем слове преступнику отказано. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
Его слова эхом разносились по крепости.
— Вывести осужденного и привести приговор в исполнение.
Раздался барабанный бой.
За спиной у прокурора раскрылись двери и двое стражников, держа осужденного за руки, вывели его на площадь. На голове у него был одет мешок из черной ткани.
Они проследовали до виселицы.
Руки осуждённого были связаны за спиной. Его походка и телосложение были до боли знакомы.
Появился палач.
— Осуждённый, желаете снять тюрик?
Тот молча кивнул в ответ. Я никак не мог вспомнить кто это.
Палач сдернул черную ткань с головы. Мое дыхание невольно остановилось.