На следующее утро, после завтрака я проведал моего пациента. Дела у него шли лучше. По рассказу стражника он пришёл в себя ночью, но никаких просьб от него не поступало.
Почему-то его путы оказались свободны. Я вспомнил про тень за окном, но тут же отбросил эту мысль. Пациент был слишком слаб для того, чтобы лазать зимой по отвесным стенам замка.
Убийца из клана «неспящих» по-прежнему отказывался со мной разговаривать, но несмотря на это он позволил себя осмотреть. Я промыл и обработал его раны.
Аарт носился как угорелый по коридорам и помещениям замка, готовя поход и снаряжая обоз, который, по его словам, должен был состоять из трех телег, зимней кареты на санях.
К полудню, в замок привезли художника, который ворчал всю дорогу, пока мы шли к сараю с телами убийц — их сложили отдельно.
Он был недоволен тем, что его вытащили из теплой постели, «из-за пазухи» молодой и красивой жены, везли голодным на холодной телеге за тридевять земель.
Я пообещал ему, что его непременно накормят и напоят в ближайшее время, возможно даже, кто-то из городских вдов помоложе, составит ему в этом веселую компанию.
Но прежде нужно было посмотреть моих натурщиков, ожидающих его гениальной кисти. Мне показалось, что мои слова о еде и вдовах немного смягчили его ворчание.
Правда, старик не производил впечатление талантливого художника, и я начал сомневаться в своей затее.
Когда мы подошли к сараю с трупами я поинтересовался боится ли он мертвецов и был ли у него опыт рисования умершего человека.
Старый Питер покосился на меня, пожал плечами и сообщил, что ему все равно кого рисовать. Лишь бы платили золотом или на худой конец серебром.
Зайдя вдвоем в сарай, двери которого нам распахнул знакомый стражник — он был одним из тех, кто конвоировал меня от городских ворот к Аарту, мы увидели шесть столов, выстроенных в ряд.
На них лежали неподвижные обнаженные тела киллеров клана неспящих, обращенных пятками ко входу.
В глаза бросалось то, что кто-то аккуратно срезал с их пяток татуировки с полуприкрытым оком — тайным символом клана.
На каждой бледной ноге на месте татуировки красовался прямоугольник правильной формы, бордового цвета. Тонкий слой кожи был отделен от тела.
Я подумал, что это сделал Аарт, чтобы не будоражить воображение городских мужиков и оставить личности нападавших инкогнито.
— Что от меня требуется? — спросил старик с интересом разглядывая раны от которых умерли люди, лежащие на столах.
— Во-первых, молчание о том, что вы видели, — я полез в свой кошелек и извлек из него две большие серебряные монеты равные двадцати дукатам каждая.
Эта сумма составляла его средний месячный заработок.
— Во-вторых, мне нужны портреты каждого из этих людей. Проблема в том, что они мертвы, а мне нужно, чтобы они выглядели, как живые. Питер, вы сможете каждому, приоткрыть веки, рассмотреть цвет их глаз, особенности лица и как бы оживить в своих картинах?
Я подумал, что был оксиморон, приоткрывать веки спящим вечным сном «неспящим». На ту тему можно было бы сложить песню.
— Конечно, смогу. Пусть принесут из телеги мою поклажу.
— Мне нужны цветные портреты, — сказал я, достал из кошелька и протянул старику золотую монету, меньшую диаметром, чем серебряные.
Она была достоинством в пятьдесят дукатов.
Он посмотрел на монету взял ее в руки, попробовал на зуб, ловко убрал ее в свой кошелек.
— Давай сюда еще одну. — он протянул мне руку. Я подумал, что Аарт сочтет меня сумасшедшим и отругает за такие траты, но все же подавил в себе рачительность и выполнил его требование.
Питер Брейгель Старший с видом, человека, который точно знает, чего хочет в жизни, попробовал на зуб вторую монету, ловко подбросил и уверенным голос сказал.
— Здесь мало света, мне нужно много свечей. Я люблю копченый окорок, кислое вино и будет хорошо, если все это мне принесет сговорчивая, сисястая вдова, которая не боится жмуриков. Приходи вечером — получишь свои портреты.
— Мне хотелось бы уточнить что значит кислое вино, и
Какого размера будут портреты?
— Кислое вино — это не сладкое вино, чего тут непонятного? — проворчал Питер, я начал привыкать к его манере и понял, что он так разговаривает со всеми, — портреты будут такими, что ты сможешь хорошо видеть свой отряд лучших наемных убийц. Питер Брейгель халтуры не делает!
Я спросил, откуда он знает, что усопшие являются киллерами?
— Посмотри на их руки. Они все в шрамах такое количество рубцов говорит о том, что они загубили ее одну душу.
— Но ведь у солдат, тоже могут быть раны и шрамы? — заинтересованно спросил я.
— Могут, — подтвердил старый художник, — но только не такие. Посмотри внимательно. Они все очень атлетично сложены, но на их телах почти нет рубцов. Рубцы только на руках. Вот эти вот, — он показал на шрам полумесяцем на запястье одного из них оставлены зубами женщины, — я посмотрел и вспомнил, как Дария вцепилась зубами в перчатку здоровяка, тащившего ее по коридору.
— Вот эти от мелких порезов. Это от кинжала, это от рапиры, а у этого отрублен мизинец, скорее всего его задели алебардой, в какой-нибудь драке. — Питер перечислял характер старых, заживших ран, словно заправский детектив.
Он читал рубцы словно открытую книгу. Затем он очень точно описал удары и виды оружия, которым были убиты лежащие перед нами люди.
— Посмотри на их зубы. — продолжил он, приоткрыв одному из трупов губу.
— А что не так с зубами?
— Наоборот — всё так. Они отлично питались. У них целы все зубы. А теперь обрати внимание, на то, что у них великолепные тела, на которых нет ни капли лишнего жира.
— О чем это говорит?
— Это говорит о том, что они богаты и при этом они всегда упражняются в фехтовании, борьбе и в воинском деле. Солдаты не такие. У них плохие зубы, потому что они жрут что придется, у них раздутая печень, и тело, покрытое рубцами, потому что их толком не учат драться. Те, кто выживают в войнах, учатся на собственной шкуре, поэтому у большинства солдат все тело в шрамах. А у кого шрамов нет — или не воевали пока еще толком, или уже сдохли.
Я был потрясен и восторженно слушал его.
— Рот закрой — галка залетит, — обратился он ко мне, посмотрев на меня. — Вот этого, скорее всего, убил ты.
Он сказал это так обыденно, словно говорил о прибитой мухе. Я смотрел на него с изумлением. Вот так наблюдательность.
— Как вы это узнали?
— Как, как? — проворчал мастер — По твоим глазам! Ты в первую очередь разглядывал своего противника, когда вошел в сарай. Но остался равнодушен к моему рассказу о его смерти. А вот про других ты слушал с интересом и впитывал как губка, будто сравнивал мои слова с тем, что видел сам во боя.
— Да это правда, этот человек ушел в мир иной от моего клинка.
— Ты сильный парень. Это был очень опасный убийца. Наверно самый опытный из них. И завалить такого быка — одного везения мало. Тут нужны быстрые мозги и искусство. Мастерство. — старик посмотрел на меня оценивающе, — Ты, скорее всего, много добьешься в жизни. Но две вещи могут погубить тебя очень быстро.
— Какие?
— Гордыня и женщины. Дави свою гордыню, как только ее почувствуешь. Она лишит тебя остроты ума. Это не значит, что ты должен себя ненавидеть. Ты молод и постарайся получить о жизни все, что можешь. Власть, богатство, красивых женщин. Я вижу, что ты это можешь.
Он похлопал меня по плечу.
— Но будь всегда осторожен с женщинами, особенно высокого полета. Не отказывай себе в общении с ними, люби их, наслаждайся ими. Но всегда помни, что мстящая женщина всегда опаснее, чем наемный убийца. Я предпочту находится в клетке с голодным и раненым львом, нежели с мстящей женщиной в одном городе.
Он повернулся ко мне спиной, рассматривая одно из тел.
— А теперь ступай и распорядись, чтобы мне принесли то, что я просил.
Я поклонился ему с искренней благодарностью.
Питер Брейгель меня озадачил.
Выполнив его просьбы, я шел по улочкам замка и смотрел себе под ноги. Мне было, о чем подумать после его слов.
Он говорил об мне так будто бы знал обо мне намного больше.
Будто ему кто-то рассказал о том, кто я есть на самом деле. Может быть у кого-то есть ответы на мои вопросы?
Я начал свыкаться со своей новой ролью. Я почти влюбился в место, где я сейчас находился с его уютными улочками и домиками внутри крепостной стены.
Я шел в новой приятной одежде, которую Аарт и маркиза Дария подобрали мне из гардероба братьев Ван Туйль.
Правда рапиру пришлось оставить в замке, мой статус не позволял носить такое холодное оружие прилюдно.
Я себе очень нравился. Мне нравился этот новый мир.
Мне нравилось хорошо фехтовать, иметь друга и кузена Аарта. Меня зажигала мысль о путешествии в далекий Ватикан.
Я чувствовал великий зов к приключениям, который испытывает молодой человек, надолго покидающий свой дом самостоятельно.
Ощущение опасности предстоящего путешествия приятно щекотало нервы, несмотря на то, что за последние сутки меня несколько раз чуть не убили.
Мне нравились красивые и веселые девушки Розенлааря.
Я вспомнил вкус поцелуя Элайны и сердце мое сжалось от желания ее увидеть. Такого со мной никогда не происходило раньше.
Я чувствовал, что, когда думал о ней, то не мог вдохнуть полной грудью, будто невидимые тиски сдавливали мне ребра и пресс.
Я видел в совсем воображении ее глаза, губы, грудь, притягательную фигуру, но все эти детали существовали в памяти как бы сами по себе. По отдельности. Как элементы не собранной мозаики.
Мне нужно было ее увидеть, чтобы снова собрать ее образ в одно целое. Я страстно желал новой встречи.
Мне было сладостно вспоминать о том, что я ощущал ладонями, когда дотрагивался до тела и губ Элайны, смотрел в ее прекрасные глаза, когда спасал ее.
Всю предыдущую ночь я ворочался, не мог заснуть, потому что думал перед сном о том, как мог бы здорово проводить с ней время, как я раздевал бы ее, любовался бы ею.
Как прикасался к ее бархатистой коже и держал бы ее в своих объятиях.
Я с трудом сумел уснуть под утро, утонув в сладких грезах о Элайне.
Я подумал, что если я сообщу Аарту о своем намерении проведать спасенную девушку, объясню ему про свою тягу к ней, про то как радостно бьется сердце в моей груди, когда я думаю о ней, то он не осудит меня и позволит выйти за ворота, чтобы попрощаться с Элайной перед дальней дорогой.
Но мои планам не суждено было сбыться. По пути в кабинет кассельхолдера, недалеко от входа в замок я увидел громадный силуэт монаха.
Бартель Тиельманс стоял и явно кого-то поджидал, высматривая всех входящих и выходящих из замка.
Уж не по мою ли душу пришел этот грубый и тупой верзила? Я вспомнил его слова про мою голову, насаженную на пику.
Возможно, он прознал про вчерашние события. Про смерть Хендрики Ван Туйль.
Про нападение и про то, что барон, благодаря покровительству Дарии, фактически, отказался от обвинений в мой адрес.
Барон больше не винил меня в смерти своей матери, не желал меня наказывать и выдавать обратно инквизиторам.
Спрятавшись за колонной, я решил понаблюдать за монахом-великаном.
Но едва выглянув из своего убежища, я чуть не подпрыгнул на месте от неожиданности. Кто-то внезапно хлопнул меня по плечу сзади.
Я отскочил в сторону не глядя, и вытащил короткий кинжал из ножен.
Подняв глаза, я увидел улыбку Себастиана.
— Прости меня, я не хотел тебя взбудоражить.
— Себастиан! Это ты? Я чуть не обделался! Прошу тебя не делай так больше. Я мог тебя случайно поранить, — ответил я, убирая клинок в ножны.
— Не буду больше. Ты смотришь на Бартеля Тиельманса?
— Да.
— Он искал тебя и пришел поговорить с тобой, тебе нечего бояться.
— А я его и не боюсь
— Знаю, я имел ввиду, что он просил тебе передать, что просит прощения и берет свои слова про насаженную на кол голову обратно.
— Что-то еще?
— Девитт, знаешь — это на него не похоже. Монахи наглые и грубые, они считают себя хозяевами всего. Но я такого Бартель Тиельманса вижу впервые в жизни. Он выглядит встревоженным и виноватым.
Мы оба посмотрели на монаха у входа.
— Он сказал, что у него есть важный разговор для тебя, — продолжил Себастиан, — тебе решать встречаться с ним или нет, но он попросил тебе передать имена.
— Какие?
— Я не очень понимаю, что это значит. Наталия и Теодор. Он сказал, что ты поймешь. Что они значат?
Я задумался. Теодор? Наталья? Федор и Наталья!
Мои папа и мама!
В памяти ярко всплыли воспоминания о прошлой жизни. Москва.
Квартира на Лермонтовском проспекте, родители, работа. Выставка Фламандских живописцев в Пушкинском.
Меня словно обдало порывом сильного ветра и качнуло.
— Что с тобой Девитт на тебе лица нет? Кстати, Элайна тебе передала вот это.
Он протянул мне маленький клочок бумаги. Записка. Я растерянно взял ее у него из рук, но не стал разворачивать.
— Я очень тебя прошу — не обижай мою сестру, если не любишь ее, — лицо Себастиана было серьезным и сосредоточенным.
Я заглянул ему в глаза и протянул ему руку для рукопожатия.
— А что? — до меня дошел смысл его слов, — Даю слово, что не обижу и не дам никому в обиду Элайну.
Себастиан улыбнулся, пожал мне руку, и мы обнялись.
При этом мысли мои были заняты именами, который прислал Бартель Тиельманс.
Пожалуй, стоило побеседовать с этим монахом.
— Я поговорю с ним, — я кивнул в сторону здоровяка, — если я исчезну, то расскажи всё кассельхолдеру. Он будет знать, где меня искать.
Я поправил свою верхнюю одежду, нож и бодро направился к Бартелю.
Мы сидели с ним напротив друг друга за столом в единственной таверне в замке.
Она была скорее средних размеров. Народу в заведении совсем не было.
Хозяин, поставив нам по кружке эля удалился на кухню по своим делам.
Я молча разглядывал его широкое лицо, со скошенными скулами и очень низким лбом, как бы уходящим назад.
Приземистый череп вытянутый к затылку, покрывала аккуратно подстриженная рыжеволосая шевелюра. Толстые верхние и нижние губы прикрывали очень крупные зубы.
Я покосился на его огромные ладони. Если бы не светлый, почти молочный цвет его кожи, я бы сказал, что вижу перед собой руки гориллы.
Большая глиняная пивная кружка с ручкой в его пальцах казалась игрушечной посудкой из детского набора.
Бартель Тиельманс был, действительно огромен.
— Гхм. Я должен попросить прощения, — сказал монах, сделав небольшой глоток, — я не сразу понял кто ты и откуда.
— А кто я по-вашему, падре?
Монах тяжело вздохнул, огляделся по сторонам и убедившись, что нас никто не видит достал из своего кошеля мои часы и передал их мне.
— Савва, хреново, конечно, что тебе пришлось пострадать в Приказе Святой Инквизиции. Но знаешь, ты еще легко отделался.
Я молча одел часы на руку и убрал их под рукав.
— Короче. Ты уже понял куда ты попал, и что с тобой произошло?
— Не совсем понял, будет здорово, если вы мне объясните падре.
— Давай на «ты», зови меня Барт.
— Хорошо.
— Ты попал во временной портал, тебя перенесло из будущего в наше время в шестнадцатый век.
— Откуда ты знаешь? Тебя тоже перенесло?
— Нет. Я родился в своем времени, я живу и умру в своем времени.
— Тогда откуда знаешь, про Федора и Наталью?
— В Ватикане есть особая служба при Великом Инквизиторе, которая занимается такими как ты. Если мы не успеваем им помочь, то обычно их просто казнят местные. Мой родной брат Тиельманс, наместник Великого Инквизитора во Фландрии. У них есть таблицы. С датами и местом входа попаданца. Я давно тебя тут ждал. Два года. Я просто не сразу понял, что это ты.
— А часто к вам приходят или прилетают такие как я?
Он сделал еще один глоток и покончил с пивом.
— Примерно один раз в сорок лет.
— Зачем ждал?
— Чтобы предложить тебе варианты.
— Варианты?
— У тебя всего два варианта: или ты возвращаешься обратно…, — он умолк и отложил кружку.
— Или? — спросил я его.
— Или… — Бартель Тиельманс сложил один кулак над другим, а потом жестом крутанул их разные стороны, показывая, как откручивают шею гусю.
— Почему я не могу остаться?
— Ты тут не нужен. Каждый день твоего пребывания в нашем мире меняет ход истории в твоем.
— Каким образом?
— Ну ты уже накуролесил. Вчера ты убил несколько человек и спас несколько человек. Вероятно, что у одних больше не будет потомства, а у вторых оно может появиться.
— А что, все так серьезно меняется?
— Тебе лучше не знать, что произойдет с твоим миром если, ты тут побудешь еще месяц.
Я задумался. Мне было сложно осознать сказанное. Я не верил во все бредни про перемещения во времени, но факт оставался фактом.
Я сидел со средневековым монахом в средневековой таверне, за средневековым дощатым столом и пил средневековое пиво. Которое, кстати, было вполне себе приятным на вкус.
— Я вернусь в свое тело?
Монах помедлил с ответом. Посмотрел на меня.
— Видимо, да. По правде, я не знаю наверняка, что с тобой будет в твоем мире и куда ты вернешься. Оттуда никто никогда не возвращался.
— А что будет с Девиттом?…
*** *** ***
От автора. Если вам нравится книга, то вы можете поставить лайк и подписаться на мой аккаунт. Приятного чтения.