Ульяна
Ночь холодна. Продираясь сквозь, жёсткие колючие ветви чёрных в ночи сосен, уже начинаю жалеть о своей затее. Надо признать, что мой необдуманный побег — глупая детская выходка. В замке было тревожно и злость на происходящий цирк с самыми нелепыми клоунами, что я когда либо видела в своей маленькой никчёмной жизни, рвалась из меня. А теперь, когда холод целует мне кости, а иглы царапают кожу, от неё не осталось и следа. Теперь я запутавшаяся маленькая глупая девочка, что бродит по тёмному опасному лесу в неизвестном мне и угрожающем моему здоровью и жизни мире. В замке меня хотя бы кормили и почти казалось даже, что никто не собирается причинить мне вред. Нужно незамедлительно вернуться в теплую постель и забыть о своей неуместной смелости и инициативности. Хорошо хоть свою куртку додумалась надеть, ведь ночью похолодало.
Оборачиваюсь назад и не вижу ровным счётом ничего. Я не понимаю откуда пришла, где и в какой момент повернула. Луна, как назло, покоится под покровом густых туч. Даже звёзд совсем нет. И надежда на спасение тает с каждой минутой. Я заплутала — не мудрено в такой-то темноте.
Тяжело сглатываю ком отчаяния и зарождающейся паники. Так чувствует себя ребёнок, потерявший из виду маму в большом супермаркете. Он со слезами на глазах всматривается в хмурые и безразличные к его горю лица людей, пихающих в своих тележки бутылки молока и сыр. Он неуверенно пойдёт искать среди колбас, а затем ему покажется, что в хлебном отделе его мама выбирает булочки. Не глядя по сторонам, тоннельным зрением малыш устремится к родной фигуре, но окажется, что это чужая женщина. И тогда он заплачет и будет стоять застывшей гипсовой фигурой до тех пор, пока его не спасут.
Да, я хочу чтобы кто-нибудь пришёл и спас меня, и дело даже не в страхе темноты и заледеневших руках. Мне страшно от незнания, куда приведёт меня путь, что же дальше. Что если призраки в смокингах и хвостатые парни это не самые страшные лица этого мира? В голове, где-то позади всех моих переживаний маячит образ Кира. Не понимаю почему именно он, но ведь однажды он уже вызволил меня из беды? А ведь прошло всего несколько часов с тех пор как он открыл тот скрипучий люк в подвал, даруя мне свет и надежду.
В глубине тёмного леса раздаётся звук. Ноги тяжелеют от испуга, и я запинаюсь о твёрдый камень. Едва не падаю, но сохраняю равновесие, затаив дыхание. Прислушиваюсь. Это скулёж, собачий жалобный скулёж доносится вновь. Или волчий. Сердце заходится в бешеном ритме, мысли бросаются в рассыпную. Они покидают меня; всякое напускное спокойствие рано или поздно даёт трещину — стоит лишь пролиться последней капле здравомыслия. И она, повисшая на краю ресниц, вот-вот ударится о землю, а я захлебнусь в панике.
И я уже почти всхлипываю, как последняя соплячка, когда широкая ладонь зажимает мне рот, а моё тело с силой, до боли, прижимает спиной к себе некто очень бесцеремонный и пугающий. Мои попытки освободиться взрываются болью— напавший не ослабляет хватку, а только лишь вжимает меня в себя еще усердней. Бабочкой в паутине бьюсь, но тот, кто меня удерживает, даже не колыхнётся. В этот момент я сдаюсь и просто тихо плачу, поливая влагой руку, что зажимает мне рот под аккомпанемент не смолкающего подвывания среди сосен. Мне не видно лица мужчины, но на мгновение чувствую лёгкие множественные касания к своим волосам, как если бы меня… целовали? Всё это кажется мне настолько невыносимым, что я чувствую, как меня бросает в жар, предвещая скорую потерю сознания. Моё тело резко становится лёгким, как пушинка, а слуха сквозь вату освобождения касаются голоса, зовущие меня в спасительное забытье. По позвоночнику вдруг бежит змейка мурашек, и до меня доходит, что меня более никто не держит, а голос Кира призывает меня посмотреть на него. Дымка перед глазами отступает — я прихожу в себя, не успев потерять сознание. Передо мной стоит Кир.
— … слышишь меня? — он, уже намного бережней, держит меня за плечи. — Ульяна?
— Д-да…
— Всё хорошо, не бойся. Это всего лишь Даниэль. Я и сам испугался, пока не понял, что это он. Извини, что напугал тебя.
— Мне всё равно на Даниэля и его зеркальное отражение в виде Габриэля! — как и всегда при стрессе начинаю злобно шипеть, едва сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик. — Ты мне лучше скажи какого чёрта вы живёте возле леса, который кишит дикими волками! — мой голос срывается и сипит.
Кир мнётся с ответом. Сначала он открывает рот, порываясь что-то сказать, а затем закрывает, передумав. Его нахмуренные брови не сулят ничего хорошего, и я боюсь услышать ответ. Тут Кир делает глубокий вдох, а я щурю глаза, как бы предупреждая, чтобы не смел пугать меня ещё больше.
— Адреналин тебе поможет — поэтому я скажу тебе сейчас и сразу. Это был оборотень. Даниэль.
Это последнее, что я ожидала услышать. Из меня вырывается нервный смешок.
— А ты вампир?
Теперь уже у Кира нервно дёргается рот в подобие улыбки.
— Я тоже оборотень. Только не волк, а дракон.
Видя отсутствие моей реакции, этот сумасшедший продолжает:
— Параллельный в основном населяют оборотни разных видов. Это волки, медведи, драконы и другие. Есть здесь и обычные люди из твоего мира, чародеи, маги разных рангов.
— Ольга Евгеньевна — ведьма? — отмираю наконец я.
— Моя бабушка дипломированный преподаватель зельеварения в Академии Гринлэнда, но магией она не владеет…
— Как же она тогда меня похитила по-твоему? — перебиваю парня.
— Порталы каждый дурак может открывать…
— Ты мне наврал!
— … если у него есть на то разрешение, — спокойным тоном закончил Кир.
— А у тебя нет?
— У меня нет. Я к тому же слишком молод.
— Мне что, ждать твоей старости, чтобы ты вернул меня домой?
— Я может и в старости его не получу, — неуверенно и осторожно улыбается. — Ты вернёшься домой — я обещаю. Никто из нас не хочет тебя обидеть. Потерпи до завтра. Завтра вернётся из рабочей поездки Кристофер, отец близнецов, и расскажет нам дальнейший план действий. Пока же я даже не уверен в том, что тебе рассказать. Я могу ошибиться. Лучше дождаться того, кто сможет прояснить тебе полную картину происходящего.
— Получается, что ты вообще совершенно бессмысленный и беспомощный! Начинаешь помогать, но не доводишь помощь до конца! Всё равно что вытащить пулю из продырявленной груди, но не зашить рану! — кричу ему в сердцах на пережитых эмоциях.
Резко отворачиваюсь и начинаю размашистыми шагами удаляться от раздражающе сочувствующих глаз.
— Ульяна! Не в ту сторону. Иди за мной.
Заставляю себя далее молчать, и, пытаясь отвлечься от своих эмоций, сосредотачиваюсь на своем дыхании. Вдох. Выдох. И так по кругу.
Кир идёт на шаг впереди, я не отстаю. Ночь по-прежнему черна, но мне уже не страшно, хотя и замечаю, как дрожат мои пальцы. Сейчас бы я не отказалась от того отвара душицы, что пила сегодня утром под зорким взглядом Ольги Евгеньевны.
— Далеко же ты забрела, — прерывает тишину Кир. — Но из точки А в точку Б ты бы очень долго не попала. Кругом на многие километры один сплошной лес. Прежде чем бежать, нужно понимать куда бежишь.
— И без твоих нравоучений справлюсь. Ты слишком молод для чтения нотаций — оставь это, как и открытие порталов, своей дражайшей бабуле!
— Хорошо, — почти без эмоций.
Робот он что-ли?
— Почему ты терпишь нападки в свою сторону? Только не говори, что ты еще и бесхребетный!
Наконец, я слышу его раздраженный и вовсе не спокойный вздох. Может, не так уж и безразличен он был всё это время.
— Просто я пытаюсь отнестись с пониманием к твоему страху, — он резко останавливается, прерывая наш путь, и поворачивается ко мне лицом, почти невидимым в темноте. — Но и моему терпению есть предел. Ещё одно оскорбление с твоей стороны, и я избавлю тебя от своего омерзительного общества!
Угрожающие нотки в его голосе, как ушат холодной воды. Кир возвышается надо мной на целую голову и стоит так близко, что мне слышно его дыхание. Растерянность не даёт мне ничего ответить. Да и нет больше желания продолжать перепалку. Сочувствующим он нравится мне гораздо больше, чем злым.