- Ну что ты... я так за тебя перепугалась, что руки дрожали... да и рану надо было срочно перевязать, кровь ведь так и струилась... Я ружье-то это и поднять-то не смогла бы...
- Ну ладно, значит, их взяла... их время, их сила... Пусть порадуются. - И я, дотронувшись до здоровенной шишки, выросшей над моим виском, поморщился от тупой боли. - М-м-м... чуть пониже, и хана была бы Обжоре...
- Слон спустился в яму, поднял обрез, потом поглядел на твою рану и хмыкнул: «Ничего страшного, до свадьбы заживет!», потом выбрался обратно. Больше я никого из них не видела и не слышала, - сказала Прасковья. - Вскоре дождь пошел: хоть и такой сильный, но скоротечный, мы и промокнуть-то не успели... Давай-ка я тебе повязку поменяю... промокла вся, испачкалась... Болит голова?
- Да так, немножко... терпимо. Ты не хлопочи, сойдет и так.
- Нет, надо сменить, чтоб заражения не было! Рана ведь открытая… - Пашка уже осторожно разматывала тряпицу на моей голове. Потом отбросила окровавленную повязку в угол ямы, туда, где лежал ее кружевной платочек, такой же багрово-красный, отчего я с отвращением поморщился и почувствовал слабость во всем теле. Кровь потеряна, а мы уже давненько ничего не кушали... Девчонка встала у меня за спиной. Раздался треск раздираемой ткани, и вновь чистая повязка легла на мою гудящую голову. Пашка умела залечивать раны... Когда она управилась с перевязкой, я встал и, поблагодарив ее, сделал несколько неуверенных шагов по яме. Суставы сильно ломило.
- А ведь отсюда можно выбраться! - предположил я, оглядывая стены высотой около трех метров. - Если встать друг на друга, можно достать до краев и подтянуться... И корни помогут...
- Опасно! - вздохнула Прасковья. - Они там, по краям, установили несколько капканов. Я не запомнила, где именно... Можно напороться... Прямо пальцами и залезешь под их зубья!
- Бр-р! - поежился я. - Ах, ироды, на детей, как на волков охотятся!
- Послышался треск ветки, и через секунду наверху возникла ухмыляющаяся физиономия Ржавого:
- Ну как, Снусмумрик[13], оклемался?
Я хотел ему ответить, но от напряга сильно заломило в затылке, и я лишь простонал.
- Ничего, это еще только цветочки! Привыкай помаленьку! - хохотнул бандюган и, бросив в меня дымящийся окурок, удалился восвояси. Я гневно раздавил папироску и сел рядом с Пашкой.
- Вот ведь влипли! Сиди тут теперь, как покойник недобитый...
- Не переживай, нас уже давно ищут! - попыталась успокоить меня девчонка.
- Ищут, а где? Вот в чем вопрос! Если Кривой не врет, нас действительно завезли в какую-нибудь тьмутаракань... Здесь их основная база и склад ворованного. Место, значит, весьма укромное, раз эту банду уже столько времени найти не могут! - помолчав с минуту, я добавил: - И есть хочется... Слабею прямо на глазах...
Так мы посидели минут двадцать, потом я встрепенулся:
- Паш, а у тебя мобила цела?
- Нет, Слон забрал...
- Обыскивал?
- Нет, просто руку протянул: «Трубку давай, барышня!», я и отдала.
- Плохо... Последней ниточки с миром лишили...
- Да все равно мы отсюда никуда никому не дозвонились бы: яма, да кругом лес высокий... Связь в этих краях неважная...
- А что, Паш, у вас в Мещере тоже есть глухие местечки?
- Встречаются... Места-то болотистые, непролазные... топи часто попадаются. Конечно, не так, как в тайге, но все-таки... Заплутать и тут можно, и даже погибнуть.
- И что, заброшенные поселки тоже есть?
- Есть, к сожалению. Много деревушек покинутых, а в некоторых всего несколько старичков обитает. Трудно сейчас в деревне живется: молодежь в города уезжает, многие спиваются, дороги плохие, землю возделывать некому становится... Проблем много.
- М-да, веселенькая обстановочка... Вот почему и бандюкам тут раздолье... Кого обманут, кого подкупят, кого припугнут, да и собирают наши святыни потихонечку. Но ведь надо же как-то со всем этим бороться, не то растащат нашу Русь Православную по иконке, по крестику, и с чем останемся? - повздыхал я и умолк. Воцарилась пауза. В яме было прохладно, пахло сыростью и гнилью. Солнце гуляло по небосклону, веселое и жаркое, но к нам его лучи не проникали. Где-то через полчаса вновь возник Ржавый. Он швырнул нам, точно псам, полбуханки ржаного хлеба и весело гаркнул:
- Лопайте! Пока дяденька добрый!
Хлеб упал на землю и весь перепачкался. Пашка подняла его, бережно отерла и протянула мне:
- Будешь?
- Нет, благодарю, мне их подачек не надо!
- Хлеб ведь не виноват...
- Хлеб друга - слаще пирожного, а хлеб врага - горше полыни! - парировал я и отодвинулся от Пашки. - Ничего, как-нибудь обойдусь...
Прасковья вздохнула, но и сама есть не стала, а положила кусок на еловую лапку. Потом закрыла глаза и, похоже, стала молиться. В яму заглянули Слон и Ржа.
Эге! - протянул худой. - Слыханное ли дело, чтоб собака хлебца не ела! Зажрались, козявки! Учтите, пока не съедите это, больше ничего не получите!
Слон бросил в яму пластиковую литровую бутылку с водой и бандиты исчезли. От водички я не отказался, так как все внутри у меня горело. Я осушил полбутылки и протянул ее Пашке. Девчонка сделала всего пару глотков и уложила «литровку» рядом с хлебом. Какое-то время мы сидели молча, думая о своем и ожидая неизвестно чего.
День тянулся долго, очень долго. Когда работая, купаясь, играя, мы порой и то уставали от бесконечности суток, то сейчас, когда мы оказались полностью обездвиженными и бездеятельными, этот нескончаемый свет уже превращался в пытку. Спустя какое-то время я стал звать охрану, чтобы отпроситься в туалет, а заодно разведать окрестности.
- Чего тебе? - спросил нагнувшийся в яму Слон.
- По нужде бы сходить!
- Тебе по малой?
- Да.
- Тебе нельзя! Тут сходишь.
- Вот порадовал! А как же девчонка?
- Если хочет, может выйти.
- Конечно, хочет! А как отсюда выбраться-то?
Слон отпрянул и через несколько секунд опустил вниз лесенку, сколоченную из стволов молоденьких сосенок. Пашка поднялась наверх, а вслед за ней ушла и лестница. Делать нечего, пришлось мне пристраиваться в углу, где валялись брошенные повязки. Минут десять спустя лестница вновь вернулась, а по ней в яму опустилась Прасковья. Она принесла с собой свежие запахи свободы: солнца, леса, цветов, теплого ветра...
- Ну, как там? - спросил я.
- Хорошо! Тепло, светло, птички поют, лес шумит... - и вздохнула, усаживаясь на корягу.
- Эх, свобода! - произнес я и ударил кулаком в стенку. - Знаешь, а я ведь приметил место, где они стояли, там точно нету капкана!