— Спасибо Полночь, ты как обычно вовремя. А я как обычно туплю.
—…Я рада, что ты наконец начинаешь осознавать всю свою непроходимую дремучесть, но что ты сделал…? — Она стояла рядом, глазея на уродливую кучу в которую превратилась Марика, а та барахталась в золе и обожжённых обломка и тонким голосом вопила.
— Кожеплетение Полночь, — я указал ей на книгу лежавшую неподалеку. — Кожеплетение.
Она поняла меня и трактат утонул в объятиях теней. Впитавшись в пол. Полночь оглянулась назад, где в обгорелом проеме все так же топталась троица мертвецов, не решаясь войти, их ужасная хозяйка была в шоке, катаясь по полу и просто не дала такого приказа. А я морщась от боли в сломанной руки доставал отмычки из каблука.
—…Я думаю, тебе стоит поторопиться…
Ее голос был мягким, как дыханье ветра.
— Люблю, — сказал я, глядя на пятно из мрака рядом со мной, — когда ты твердишь мне про то, что я и так знаю.
—…Я оказываю моральную поддержку…
— Нет, сейчас ты ведешь себя как надоедливая стерва.
—…Ну, и это тоже…
Я усмехнулся ковыряясь отмычками в замке, ее вечный сарказм действовал на меня как успокоительное, возвращая трезвость мыслей. Если кандалы с левой руки я снял за пару мгновений, то вот с правой вышла заминка. Эта кровожадная тварь сломала мне руку. И я шипел от боли и кривился, пытаясь открыть замок. Кроме того, у меня похоже и ребра тоже были сломаны и отбиты все внутренности. Я не мог вдохнуть глубоко и дышал мелкими рывками. Но вот спустя еще пару мгновений кандалы щелкнули, и упали на землю. И я захлебнулся.
Захлебнулся в силе, что словно море было разлито вокруг.
Эти проклятые железяки пили силу, а я ходил в них почти трое суток. Но теперь, освободившись, опустошенный, я оказался посреди бушующего моря. Чудовища, что вырезали всю деревню превратив ее в кладбище, согнали уцелевших в часовню, а потом сожгли ее. Осквернили землю, и теперь, стоя на разоренной земле. В этой братской могиле. Ночью, когда око Всепожирающей в зените. Я оказался в месте силы своей богини. Где смерть пропитала все в округе, буквально витая в воздухе.
Покачнувшись словно пьяный, я ухватился за тумбу и тут же зашипел от боли, я забылся и ухватился сломанной рукой. Но это помогло, боль прострелила все тело, вернув способность мыслить. Я купался в силе, восстанавливая ее жадными глотками. Чувства обострились, словно лезвие клинка, а пульс громыхал, отдаваясь в висках барабаном в первобытном, яростном ритме.
Меня переполняла злость и ярость, что были разлиты вокруг. И я собирался дать им волю. Всего в десяти ярдах кипела схватка. Орали голодные твари, и кричали погибающие люди. Ревело пламя и словно возвышаясь над всем этим, был слышен черный хохот кровавых командиров, устроивших новый пир.
— Истинно и верно то, что мать всегда благоволит к своим чадам, даруя свое благоволение в период, когда она властвует в вышине. Пожирая врагов детей своих. — Процитировал я строки писания из книги Кхаштры.
Я чувствовал ее благословение. Она затапливала силой так, что мне казалось, будто я вырос, да так, что, привстань я на цыпочках, и сами небеса в уста поцелую.
— Ну-ка, иди сюда тварина. Поговорим. — Я схватил ее за голову и она закричала, через съехавший набок рот. Я чувствовал изливавшийся от нее страх. Да так, что теперь Полночь уже захлебывалась, урча от удовольствия.
Тварь живущая вечно, до ужаса, до дрожи боялась умереть.
— Что ты сделал, верни мне мое тело! Я тебя убью слышишь, высушу до костей. Верни сейчас же.
— Заткнись рабыня. — Я смазал ей рукой лицо, чтобы она хотя бы одним глазом могла меня видеть.
— Я не рабыня, я Марика из дома Крови. Ты даже не представ…
— Ты раб. Вы все рабы. А я хозяин. Ты настолько тупая, что не понимаешь? Сейчас я тебе покажу, что могут делать хозяева мертвых. Говоришь, что Отец не имеет над вами власти? Смотри, рабыня, что может сделать Мать, от которой ваше племя отвернулось.
Она попыталась отмахнутся от меня, как до этого пытался отмахнутся я. Но и эффект был такой же. Она была словно слеплена из мягкой глины, я мог делать с ней, что захочу. Я чувствовал ее, как чувствовал всех этих тварей. Каждого из десяти упившегося крови клеща.
Положил руку ей на голову, беря под контроль. Ее сознание забилось словно пойманный мотылек в стеклянной банке. А я расплылся в улыбке, получив контроль. Используя ее словно ретранслятор. Некое жалкое подобие умертвия. Перехватывая незримые нити у кукловода. Урезанное и искалеченное подобие контроля, каким обладал я.
Получив все силу, что была щедра разлита вокруг перехватить это голодное, тупое стадо было не сложнее чем у маленького ребенка леденец отобрать. Его надменный смех умолк, словно сломанный граммофон, а улыбка, с которой он развлекался, ускользая от Нестора, сползла разбитой маской. Флавио выпучил черные глаза, когда потерял бразды правления. И оглянулся на часовню. Все эта волна щелкающих челюстей замерла, и тут же повернувшись, кинулась на своих убийц. Ревя от ярости.
Погребя под собой.
Зрение у меня снова размножилось, я видел все, глазами сотен замученных насмерть бедолаг. Кинув их на этих кровожадных тварей. Силы были не равны. Вампиры были куда как сильнее, проворнее и умнее простых мертвецов. Но молниеносно поменявшийся расклад в казалось бы, уже выигранной битве смешал им все карты. Теперь уже они с все возрастающим изумлением сражались за свои жизни, погребенные под копошащейся рычащей от голода массой. Разрывающей их на куски.
Мертвые не чувствуют страха, боли или усталости, им не требуется заботиться о своих ранах или увечьях. А уж тем более, когда им дали то, что было слаще и желаннее всего — возможность отомстить. Их скованные остатки разума вопили об отмщении. И я им его дал.
Это мертвое, гнилое цунами набросилось на кровожадных тварей. Образовав кучу малу. В которую тут же полетели заклинания огня. Выжигая все вместе.
Черный туман, что клубился вокруг них словно коконы, защищая от заклинаний, теперь наоборот сковывал и душил. Они вязли в нем словно мухи в меду. Флавио потерявший возможность прятаться в этом тумане тут же получил от Нестора здоровенным огненным шаром прямо в свое измазанное кровью лицо. Я прекрасно видел, как он зажмурился и закричал от боли, вспыхнув словно факел, увязнув в клубящейся мгле. От пытался отмахиваться своей, разукрашенной, витой шпагой от мертвого прилива, что сам же и наплодил.
Нестор получив передышку, сжигал все, что видел. В первую очередь этого нечестивого урода. Справедливо полагая, что следующей возможности может и не представиться. Под огнем Нестора плоть чудовища обращалась в пепел. Он выставил перед собой руку, пытаясь закрыться от потока пламени, но запнулся и упал на колени связанный туманом своей сестрички, и его тело содрогалось, будто тварь внутри него — ужасный дух, что бесчисленные годы двигал трупом, — отказывалась покидать эту бренную, пылающую оболочку. Но огонь уже овладел его шкурой, а страшное время — плотью. И когда вампир издал последний хриплый, исполненный ужаса вой, я услышал всхлипы. Некогда прекрасная словно кукла, а ныне изуродованная, похожая на бракованное изделие пьяного гончара Марика стояла рядом, лишенная возможности сопротивляться, она рыдала, крупными кровавыми слезами по своему кошмарному братцу.
Мертвое сердце умеет скорбеть, ну надо же.
Выжившие остатки ордена сгрудились, образовав круг вокруг магов. С ужасом и непониманием глазели на творящуюся вокруг вакханалию. На то, как кричат чудовища, погребенные под рычащим от ярости голодным стадом. Здоровяк с кровавой бородой в кольчуге и топором обратился прахом, осыпавшись кучей пепла с последним истошным криком. А вот дамочка в шифоновом платье отказывалась сдаваться, облепленная гроздьями мертвецов она с ожесточением отдирала их от себя расшвыривая и разрывая.
Я посылал на нее все новых и новых, а она их крошила, словно они были сделаны из стекла. Но даже у нее кожа, что была прочнее стали вся была в трещинах и пробоинах. Четверка повисла у нее на левой руке и с хрустом вырвав ее по плечевой сустав и ее рука тоже осыпалась пеплом, это обманутое время брало свое по праву.
Идиоты вечно не живут. Увидев, что ее командир пал, а соратники умирают один за одним, и словно почувствовав, куда все клонит, она взревела и просто взяла и прыгнула вместе с облепившими ее мертвяками ярдов на десять. Уходя в ночь. С оторванной рукой, обожжённая и раненая. Она все равно оставалась чрезвычайно опасной. Простые мертвецы за ней все равно не угоняться. И с помощью Марики, я потянулся к ней этим черным туманом. Пытаясь задержать, пока Нестор делал свое дело.
— Ты ответишь Марика! — Взревела вампирша, отмахиваясь одной рукой от четверки мертвецов висящей на ней, — Тебе дали шанс, но ты снова предала нас! Предала своего брата! Владыка не прощает дважды, расплата придет за тобой и ты тысячи раз проклянешь свою вечную жизнь. И больше никто, слышишь, никто не сможет тебе помочь!
Ее шифоновое темно-бардовое платье было разорванно и сожжено, одной руки не было, некогда прекрасное лицо было все в крови и трещинах, выдранная щека обнажала оскаленную, зубастую словно у волка пасть. Волосы сгорели. А глаза напоминали две раны от ножа, окруженные чернотой, они сверкали в ночи при свете разгорающегося пламени. Больше она не напоминала красавицу из мужских грез, явив свою истинную природу — чудовища в человеческом обличии.
Я чувствовал ее, но она от меня была слишком далеко, и я не мог до нее дотянуться чтобы ее задержать, как не мог поймать туманом Марики. Мне не было дело до этих бредней, которые она там орала. Они все для меня едины, и я их всех убью, стоит только дотянуться. Еще парочка вампиров, видя маневр дамочки тоже попытались оторваться, на этот раз это был уже пожилой и степенный мужик с козлиной бородкой, худой как трость. И совсем еще мальчишка на вид лет одиннадцати-двенадцати в помпезном, устаревшем кафтане, какие уже давно вышли из моды. Они наседали на сестру Элиз, но потеряв поддержку попытались уйти. Э нет, вот это вы зря.
Туман, что словно кокон окружал их, защищая от губительного огня Нестора и инквизиторши теперь сдавил их, сковывая руки и ноги. Не давая двигаться. Закрывая глаза и забиваясь в глотки. Лишая возможности сопротивляться. А сверху навалилась рычащая масса мёртвых тел. Что выпростав когтистые руки и скаля клыкастые пасти тянулись к своим мучителям.
Сестра Элиз была вся изранена, ей больше всего досталось. Отсюда я не видел всей картины, но все лицо у нее было в крови, левая рука висела плетью, ее заметно шатало, на изодранном алом табарде расцветали темное-красные разводы. Но она нашла в себе силы встать и поджечь всю эту копошащуюся массу мертвых тел. Если старик умирал тихо, просто рыча от ярости, борясь до конца, то мальчишка визжал как поросенок, когда огонь слизывал его мертвую плоть.
Услышав его истошные визги сумевшая вырваться вампирша издала вопль полный ярости и вырвавшегося наружу, бурлящего гнева и отчаяния, который разлетался во тьме эхом. То была мука львицы, готовой на все, лишь бы спасти детеныша, и не видящей ни единого выхода. В нем слышался призыв волка — одинокий вой в вечной, безрадостной ночи.
— Мари-и-и-ка-АААА. — Взывала она, обрушив всю ярость на последних двух мертвецов. Растер-р-рзав их клочья. А затем скакнула в ночь, растворившись в ней, как до этого появилась, я чувствовал ее, как она удаляется, непостижимыми для любого живого существа скачками.
Закончив с командирами Нестор начал заливать огнем всех мертвецов без разбора. А я ему в этом помогал, сгоняя их всех в одну большую кучу. Сооружая погребальный костер — братскую могилу. Мать требовала очищения безвинных от вечного проклятия. А для этого нужно было уничтожить их тела, чтобы души получили свободу и возможность перерождения.
— Вот он, проклятый еретик! Тебе не сбежать от правосудия Всевидящего! — Раздался девичий крик.
Я все так и стоял в часовне возле алтаря, положив руку на голову вампирши, сгоняя в кучу всех мертвецов. Смотря их глазами. И своими я просто не смотрел. Услышав этот крик я открыл глаза и с изумлением уставился на одну из двинутых дур, которых поставили меня стеречь, она как раз выстрелила из арбалета, и я смотрел на летящий в меня словно в замедленной сьемке арбалетный болт.
Я слышал, что где-то есть мастера, что умеют отбивать клинком такие снаряды. Но в живую я таких не видел, и сам конечно же к таким не отношусь. Эта двинутая дура, в пылу схватки потеряла меня. А теперь, когда все законченно, увидела и решила, что я сбежать решил. А может удумала, что с вампирами заодно, ибо стою рядом с одним из них. Какие бы мысли не крутились в этой пустом, забитым только фанатичными высказываниями котелке. Она не придумала ничего лучше, как заорать и выстрелить в меня из арбалета.
Говорят есть две реакции перед лицом смерти: ты либо сражаешься, либо бежишь, но, по правде, ты либо бьешь, либо бежишь, либо застываешь на месте. Все решает лишь твоя выучка и подготовка. Подготовка и выучка у меня была. И я попытался уклониться. Но, во первых: она стреляла довольно с близкого расстояния, во вторых, я начал двигаться когда это окованное сталью древко уже было в полете. И все, что я успел — это немного сместиться. И снаряд пробил мне не грудину, а мое многострадальное левое плечо, в аккурат рядом клеймом, чуть пониже ключицы. Пришпилив меня словно муху булавкой к каменному алтарю.
Под инерцией выстрела меня отшвырнуло назад, и я отпустил голову Марики, разорвав контроль. Я сильно приложился затылком о камень. И у меня в глазах поплыло.
— Вот дуры двинутые…– только и прошептал я прежде чем все в глазах потемнело, а мир стал напоминать глубокую темную пещеру населенную призраками.
На востоке вставала заря, она медленно поднимала с мира темную вуаль теней. Горизонт будто налился кровью, и все вокруг словно бы тонуло в ней. Это было красиво. И ужасно. Солнце собиралось поднять голову над горизонтом, выглянуть из-под покрова темноты начиная новый день.
Этот залитый багрянцем горизонт было первое, что я увидел когда очнулся. Но лучше бы я этого не делал. Сильно болела голова, казалось, что она вот-вот треснет пополам. Горело плечо, словно туда раскалённый уголь засунули. Болели отбитые внутренности и ребра. И просто невыносимо хотелось пить, во рту словно была пустыня. Неосознанно я пошевелил правой рукой, проверить, что с плечом и тут же зашипел от прострелившей боли в сломанной руке. На меня снова надели эти проклятые кандалы, и когда я пошевелил правой рукой, цепью дернул сломанную руку.
Тут же услышал шорох и что-то упало, а потом удаляющиеся шаги, кто-то побежал.
— Где? — Я еле слышно, одними губами прошептал.
Но та, кому это было предназначено услышала, и в ответ мне на ухо словно ветер зашептал.
—…Там же, отошли на несколько сотен ярдов от деревни, там им видите ли воняло…
Я огляделся, я лежал на земле, а в паре шагов от меня, все так же стискивая заряженный арбалет, волком смотрела на меня та, кто в меня стрелял.
— Воды принеси, — хрипло попросил я.
Но она не двинулась, и ничего не ответила, все так же стискивая направленный в меня арбалет.
— Ты что оглохла дура? Воды принеси я пить хочу.
— Обойдешься, еретик. Пока не прикажут ты ничего не получишь!
— Идиотка двинутая.
Я отвернулся. Даже смотреть на эту дуру не было желания. Я лежал отдельно от всего лагеря. Эти двинутые фанатики не пожелали положить меня с остальными ранеными. А стерегли меня эти две идиотки. Одна побежала докладывать, и теперь возвращалась в компании Нестора.
Он подошел и оглядел меня, сказав:
— Очнулся.
— Пить, — снова попросил я. — Эта дура не дает воды.
— Принеси воды, — велел он той, что бегала за ним.
— Не положено. — Ответила она, но Нестор на нее уставился не мигая, своим давящим взглядом. И она отвела взор, буркнув, что сейчас принесет.
Спустя пару минут она принесла мех с водой и напоила меня.
— Оставьте нас. — Велел он, когда я напился.
— Брат Нестор, не положено, сестра Элиз приказала…
— Я сказал, оставьте нас.
Они его послушали, но по своему, они отошли на шагов тридцать и встали там, наблюдая.
— Где вы таких дур находите? — Спросил я кряхтя и шипя от боли, пытаясь устроиться по удобнее. — У же них в голове ничего нету.
Он ничего мне не ответил, сверля взглядом. Думая о чем-то своем.
— Должен сказать, я в полном замешательстве Дарий. С одной стороны ты еретик, некромант. Практикующий запрещенное колдовство. Но с другой стороны, благодаря тебе сегодня многие добрые братья и сестры выжили.
— Я слышал уже что-то подобное. В Райлегге. Такие же слова сказал мне Наместник. Когда я спас его внучку после того как сбежал из тюрьмы. И вам скажу тоже самое. Да, у меня темный дар. Но я не выбирал какой дар у меня проснётся. Там в казематах черного замка я молил Всевидящего о спасении, но услышала меня Мать. Я просто пытался выжить.
— А убийцей ты стал тоже потому что пытался выжить? Ты же лечил людей Дарий, детей учил. Как ты мог⁈ — В его голубых глазах снова разгорался тот огонек разочарования смешанный в ненавистью.
— Как я мог⁈ — Я уставился на него, выдержав этот взгляд осуждения весом в тонну. — Нестор, это ведь из-за тебя все. И ты спрашиваешь, как я мог?
— Из-за меня⁈ — Казалось, что я первый раз его ошеломил.
— Именно. Ты о чем думал, когда дал мне лицензию? Мне вручили лицензию, которая только у сестры короля и главы коллегии лекарей. Костеродной дамы со связями. И у сельского парня, который бежал от работорговцев и живущего в трущобах. Чтобы ты знал, меня забрали в тот же вечер. Меня не спрашивали, что я хочу или не хочу. Просто поставили перед фактом. Ибо альтернатива была встретить рассвет в канаве с перерезанным горлом. Именно так я стал бойцом гильдии, утверждая кулаками и клинком, топором и молотком власть гильдии, власть донны Леоны. А потом меня продали Бранкати. Меня избивали, топили, жгли, снимали кожу крючьями. А потом поставили клеймо. Все, чтобы я согласился принять клятву на крови, а потом работать на них до гроба. И все это из-за этого вонючего деревянного кругляша на веревочке, который ты мне вручил. Просто чудо, что я не оскотинился, и стал таким же ублюдком, которых меня посылали убивать. Так что да Нестор, я просто пытался выжить.
Он стоял, сверля меня своими голубыми ледышками глаз, осмысливая сказанное. А до меня внезапно дошла обжигающая мысль.
— А где Марика?
— Марика? — Он нахмурился, озадаченно.
— Ну да, Марика из Дома Крови. Эта мелкая вампирша, которая управляла туманом. Я держал ее когда в меня эта идиотка выстрелила.
— Она сбежала. — Он сжал губы, скрипнув зубами. — Ты сказал из Дома Крови, ты уверен?
— Нестор они все вампиры, конечно Дом Крови. Она так и сказала если что.
— Что ты там сделал?
— Помог вам, разве не очевидно. Я об этом сразу говорил, но ты решил, что сам справишься, и чуть не похоронил всех тут.
— Я спрашиваю детально, как ты смог перехватить мертвецов. Да еще столько много разом. Я пол жизни за некромантами гоняюсь. Тех, кто может управлять таким количеством единицы. И все они уже могущественные старцы. А тут ты, недоучка пару лет как пробудивший дар, какой у тебя круг? Второй, третий?
— Мне Мать помогла.
Услышав мой ответ от презрительно поджал губы. Его рот стал напоминать перевернутую подкову. Он явно подумал, что я выкручиваюсь, не хочу рассказывать.
— Я серьезно. Ночь мое время, и я оказался в месте силы с Ее благословлением.
— В месте силы?
— Да, я говорил, эта деревня кладбище, а разрушенная часовня — надгробие. Когда они убили там людей, они осквернили все напитав его кровью и смертью. Создав место силы. Вдобавок, вокруг умирало много людей. Энергии было хоть залейся. К тому же Мать зла. Ты же чувствуешь ярость Отца, так же и я ощущаю гнев Матери. Она зла на них. За то, что отказались от своей души, и крадут ее силы. Этот Флавио, он был кукловод. Всех мертвецов направлял он. И причем управлял ими странно, любой некромант смог бы забрать у него поводья. Просто находясь в месте силы я смог забрать всех.
— Но почему? Ты же освободился, и мог спокойно сбежать.
— Что? Снова разочаровал, да? Да Нестор, я мог сбежать. Бросить вас всех в этой мясорубке на поживу кровожадным тварям, что не знают жалости. Но вместо этого спасал этих идиоток, которые меня потом подстрелили. Повторюсь, я не такой ублюдок каким ты меня считаешь. Мастер в общих чертах рассказывал, что случилось с твоей семьей. И почему ты ненавидишь всех, у кого такой же дар. Но не все одинаковые, магия это просто инструмент, решает все человек. Так же как меч, он может убивать, а может защищать.
Его глаза помутнели, я наблюдал, как он пробирается сквозь обрушенные завалы своего прошлого, его глаза сверкали, но вот он рывком вернул себя в настоящее, прервав воспоминания:
— Ты ничего не знаешь! — Рявкнул он. — И больше не смей упоминать мою семью!
— Хорошо, — поспешно добавил я, удивляясь его реакции. — Семью не трогать, понял.
— И все же, ты стал наемным убийцей. Ни за что не поверю, что выбора не было.
— Да я убивал, — я смотрел ему глаза в глаза, — и много убивал, и даже деньги за это получал. Работорговцев, кто отрывает дочерей от матерей, а потом продает их как скот на ярморке. Бандитов, что сбиваются в банды, забывшие, что такое законы. Потерявших берега убийц, думающих, что им все дозволено и ничего за это не будет. Ублюдков вроде Мориса, что почти не отличались от мертвецов. Да, я убивал. Но ни одного безвинного, ни одной женщины или ребенка, ни одного торговца или ремесленника. Когда я встану на суде Всевидящего, мне не будет стыдно Нестор. Я буду стоять с поднятой головой, мне не в чем каяться. В конце концов, мы с тобой похожи, как и сестрой Элиз.
Он смотрел мне в глаза, внимательно смотрел, выискивая там малейшие признаки лжи. И как бы ты их не прятал, они находил, своим давящим, холодным взглядом фанатика. Но я не врал, единственное, за что мне было стыдно, это за то, что не оправдал его ожиданий.
— Мы не похожи, — в конце концов после затянувшегося молчания сказал он. — И никогда не будем! А сестра Элиз, ты даже не представляешь, что она за человек. — Он подался ко мне. — Она — это истина.
— Не понял…
— Она во всем доискивается правды, как и я.
— То есть она пытками заставляет людей во всем признаваться?
— Пытки далеко не главное. Думаю, ты понимаешь про что я говорю.
— Не понимаю, как по мне она двинутая на всю голову фанатик. А не истина.
Смех — карающее орудие фанатика. Смеялся Нестор ровно, пронзительно и резко, всегда одинаково, как бы смешно ему ни было, и смех у него был булькающий, убивающий все смешное на месте.
«О человеке легче всего судить по смеху и походке», — как-то заметил однажды Клето.
— Опасна не истина, а человек, который знает, как ее добыть. — Сказал он перестав смеяться так же резко как и начал, — Сестра Элиз одна из таких людей. Советую быть аккуратней, столько лет прошло, а ты так и не научился держать язык за зубами. Кстати я удивлен, что ты умудрился втереться в доверие к Элизабет Моретти. Ты же помнишь ее братца, Алберто?
— Помню, — скривился я, как лимон съел, — забудешь тут его. Он кстати мне убийц посылал, а я отрезал им уши и назад отправлял. Элизабет другая, она не похожа на этого морального урода. Мы с ней друзья.
— Друзья, — хмыкнул он, — Это Игра. Запомни Дарий, у Костеродных не бывает друзей. Есть соратники, есть должники, связанные долгом жизни и обетом молчания, но друзей у них нет…Единственное, что неизменно для них — это Род и Клан. Если костеродный выдает тебе какую-либо информацию, то ты должен понимать, что это определенная игра, и несет или пользу или вред, что принесет его роду в будущем. Смотря как ты воспользуешься этой информацией. А она в первую очередь дочь своей семьи. Они все играют все, играют в друзей, в любовь, иногда играют в ненависть…играют в Наставников. Доверять и открываться можно только здесь, — он постучал себя кулаком по груди. — Ты должен научиться взвешивать каждое свое слово рядом с ними, и учитывать последствия всех своих действий с ними.
Я промолчал глядя на него, а затем осознал смысл его слов. Звенящих, словно колокола собора.